Страница 9 из 22
- Спасибо вам. Назовите мне своё
имя, фамилию и адрес. Мой отец
обязательно вас отблагодарит. Вы
спасли мне жизнь…
На мгновение я удивилась, так как
ожидала чего угодно, но не этого. Но
потом, мне стало обидно и от чего то
стыдно. Щёки и уши вспыхнули, а
на глаза навернулись слёзы.
Властитель вселенной, неужели я
так смешна? Неужели я вновь
сказала какую - то глупость?
Мужчина хохотал. Хотя нет, он
ржал, громко, радостно, легко, как
смеются свободные, независимые
люди. Осталось лишь за живот
схватиться.
Отсмеявшись, молодой человек
подошёл и провёл пальцами по
щеке, и я вспыхнула ещё сильнее.
Это, казалось бы, такое простое,
ничего не значащее прикосновение,
показалось мне интимным. Я
сглотнула, попробовала
отодвинуться, но застыла, глядя в
голубые манящие омуты его глаз, в
которых сейчас прыгали озорные
чёртики.
- А не боишься папеньке
рассказывать о своей выходке?
Получишь ведь, - незнакомец
улыбнулся, мягко, даже как- то
наивно, а на его щеках
образовались трогательные ямочки.
И от чего – то от этой улыбки, от
этих насмешливых слов на душе
стало светло и спокойно.
- А называть меня можешь Мишей,
или Михаилом. Мне подходит это
имя, как ты думаешь?
Странный вопрос. И вот как на него
отвечать?
- Раз вас так назвали, значит
подходит, - ответила я.
Он вновь рассмеялся. И чего он
ржёт постоянно, с головой что ли не
дружит?
- Ну как зовут вас я уже знаю,
администратор сказала. Спокойной
ночи, Вероника Краевская. И
больше в пьяном виде по лесам не
бегайте.
Он ушёл, закрыв за собой дверь. В
воздухе остался его запах свежий,
бодрящий дух моря, грозы, полевых
трав и хвои.
Странный какой- то. От награды
отказался, назвался чужим именем.
Да в общем то какое мне дело до
этого голубоглазого мужика с
русым хвостом на затылке. Он мне
помог, сделал доброе дело, за что
ему большое спасибо. Но больше мы
с ним никогда не увидимся. Ну и не
надо! Вот только от чего стало как
то пусто? Словно отключили солнце
конкретно для меня, и оно, это
солнце сейчас ушло светить кому-
то другому.
Дотронувшись до шеи, я не нашла,
уже ставшего привычным, кулона.
Где я могла его оставить? Может,
верёвка порвалась, и он упал? Ну да
чёрт с ним! Папочка заплатит
штраф, пожурит меня за
головотяпство. Ну да ладно. Гораздо
важнее другое- мои отношения с
Аришкой в частности и классом в
целом.
Вновь навалилась тоска и
нахлынули детские воспоминания.
Гадкие и отвратительные, те, что я
так старательно загоняла в самые
тёмные и пыльные закоулки своего
сознания.
Меня невзлюбили сразу, как только
я перешагнула порог класса.
Детский коллектив был уже
сформирован, уже успели
образоваться небольшие группки,
парочки школьных подружек, и
мне, новенькой девочке,
пришедшей в третий класс, места
уже не было.
Играть со мной на переменах не
хотели, сидеть за одной партой
тоже. Я, конечно же, переживала,
плакала ночами в подушку,
старалась задобрить девчонок и
мальчишек конфетами и
игрушками, но всё было тщетным.
Дети съедали угощения, брали
игрушку, и убегали к тем, с кем
привыкли играть с первого класса.
Я с завистью смотрела на то, как
девчонки хвалятся новыми
карандашами и тетрадками, как
договариваются встретиться на
выходных, как угощают друг друга
жвачкой или печеньем,
приглашают на день рождения,
смеются, шалят.
Утренние пробуждения в школу
были для меня мучительными. В
окно детской смотрел оранжевый
глаз фонаря, одинокий и
тоскливый, он едва рассеивал
вязкую предрассветную холодную
мглу. И я ненавидела утро,
ненавидела этот фонарь и себя саму
за свою слабость, ненужность и
болезнь из за которой я не смогла
пойти в первый класс вместе со
всеми, а вместо этого сидела дома и
мечтала о том, что пойду в школу и
найду друзей.
Чем больше я боялась приступов,
тем чаще они настигали меня. На
уроке или на школьной линейке, в
столовой или на прогулке я в любой
момент могла пронзительно
вскрикнуть и, упав на землю,
начать биться в судорогах.
Смех детей преследовал меня
постоянно. Девочки морщили
носики при моём появлении,
мальчишки ложились на пол и
принимались извиваться,
изображая меня. Я не имела имени
и фамилии, у меня была лишь
кличка- «Припадочная».
Ох, сколько же врачей и народных
целителей мне пришлось посетить.
И каждый из них назначал
лекарства, подвергал моё тело
различным процедурам от самых,
что ни на есть современных до
самых нелепейших. А итогом всего
этого оказывалось лишь
беспомощное разведение руками со
стороны лекарей и обвинение в
мошенничестве со стороны отца.
В возрасте двенадцати лет, я
решила, что достаточно
натерпелась от жизни, чтобы
продолжать влачить унизительное
существование изгоя и объекта для
насмешек.
Прыжок из окна с крыши,
удушение верёвкой показались мне
слишком страшными. Выстрел из
отцовского пистолета- трудным,
ведь я совсем не умела стрелять, а
вдруг не получится. Пришлось
набирать ванну и резать вены
бритвой. Боли я не чувствовала,
лишь ощущала, как силы покидают
меня, растворяясь в тёплой воде. А
потом была больница, слёзы мамы
и строгая отповедь отца, класс во
главе с учительницей, бледной и
напуганной , уверения в любви,
дружбе и хорошем отношении,
апельсины, шоколад и моё желание
поскорее выписаться.
Самые жестокие обидчики были
наказаны, вернее не они сами, а их
родители. Кого- то посадили за
хищение, кого- то выслали из
города на вечное поселение в
Амгроведск. Учительницу уволили,
отобрав диплом и запретив
преподавать. А у меня появилась
куча подруг и друзей.
Я лежала, глядя в тёмный потолок
гостиничного номера,
прислушиваясь к каждому звуку,