Страница 4 из 19
Мальчиком он тоже любил математические задачи и головоломки.
Корелл родился в лондонском Вест-Энде[3]. Но первые удары судьбы посыпались на его семью уже в 1929 году, во время обрушения финансовых рынков. Отец из последних сил держал марку, сохраняя хорошую мину при плохой игре, но это лишь ускорило отток денег из дома. То, что отец упорно не замечал на-двигавшейся катастрофы, сделало ее лишь более сокрушительной. Но главное – своим поведением он убедил сына в избранности семьи и в том, что тот может заниматься чем хочет. В результате надежды не оправдались, и Корелл в полной мере ощутил себя обманутым жизнью неудачником.
Мир его детства распадался на глазах. Один за другим дом покидала прислуга. Ее не осталось, когда в конце концов семья переехала в Саутпорт. Только Леонард да мать с отцом.
Потом, каждый в свой срок, ушли родители, и Корелл остался один.
Жизнь отняла у него все, но было бы несправедливым упрощением винить во всем лишь внешние обстоятельства. В конце концов, это Леонард, и никто другой, поддался романтическим иллюзиям и слишком долго смотрел на мир сквозь розовые очки.
Судьба не замедлила отмерить причитавшуюся ему долю разочарований и трагедий. И с каждым разом словно забирала часть его самого. Получалось, что молодой человек, шагавший в тот вечер по улицам Уилмслоу в направлении полицейского участка, был уже не вполне Леонардом Кореллом, а лишь тем, что от того осталось.
Поспешность, с какой велось расследование, удивляла его. Кто-то из управления полиции в Честере решил, что предварительное вскрытие должно быть проведено в тот же вечер и при непосредственном участии Корелла. Впоследствии эти часы вспоминались ему словно в тумане. Корелл вообще плохо переносил вскрытия. Вот и на этот раз бо́льшую часть времени он стоял отвернувшись от трупа. Это не помогало. Стук хирургических инструментов, темнота снаружи, усугубляемая засевшим в носу запахом горького миндаля, выворачивали желудок наизнанку. Что за работа, господи боже ты мой!
Когда доктор Чарлз Бёрд пробормотал: «Отравление, вне всякого сомнения, отравление…», Корелл подумал вдруг о красивой голубой краске, которой было бы неплохо выкрасить зловеще-белый интерьер прозекторской. Вопросов патологоанатома он почти не слышал. Отвечал неопределенно и односложно, чем, возможно, и спровоцировал желание доктора взглянуть на дом своими глазами. Кореллу в предстоящей экскурсии предназначалась роль гида.
Первой его мыслью было: «Нет, ни за что в жизни, я достаточно насмотрелся на это место». Но по здравом размышлении молодой помощник инспектора переменил свою позицию.
Бёрда он недолюбливал за высокомерие. Доктор говорил нарочито много и громко, при этом всячески давая понять, что последнее слово все равно останется за ним. И внешне Бёрд производил на Корелла отталкивающее впечатление. Белки его глаз заволакивала какая-то странная муть, походившая на въевшуюся грязь. Для Корелла он был самой нежелательной компанией. С другой стороны, возвращаться домой не хотелось. Да и осмотреть дом покойника еще раз было нелишне.
В результате несколько минут спустя Корелл снова брел по узким тротуарам в направлении дома на Эдлингтон-роуд.
Доктор Бёрд болтал без умолку, как будто вскрытия были единственным, что пробуждало его к жизни.
– Я уже говорил, что мой сын начал изучать медицину?
– Нет.
– Похоже, сегодня вы не слишком расположены беседовать?
– Возможно.
– Но вас интересуют небесные явления, если я не ошибаюсь… Вы, конечно, знаете, что грядет полное солнечное затмение?
– Как будто…
– Завораживающее зрелище, не так ли?
– Не уверен. Оно ведь быстро закончится, если я не ошибаюсь?
– Оргазм тоже быстро заканчивается, но это не умаляет его значимости.
В этом месте Бёрд зловеще расхохотался.
Корелл думал о своем. Между тем доктор продолжал рассуждения, незаметно перекинувшиеся на способы наблюдения за солнечными затмениями и тому подобными небесными явлениями. Наконец он шумно сглотнул.
– Однако я проголодался.
Корелл поежился от омерзения, представив себе, как Бёрд поглощает пищу. Но в этот момент в сумерках нарисовалась раскидистая ива – ориентир, указывающий на их близость к цели.
Виллы на Эдлингтон-роуд не имели номеров, только таблички с названиями домовладений. На воротах, в которые вошел Корелл, красовался щиток с небрежной надписью «Холлимид». Молодой полицейский задержал взгляд на мощеном отрезке тропинки, словно надеялся, что за время его отсутствия тот удлинился. Но все оставалось по-прежнему; плиточная кладка обрывалась, как ведущий в никуда след. Корелл отпер дверь полученным от старой горничной ключом и вошел.
В прихожей он боязливо принюхался. Что-то изменилось – Корелл почувствовал это сразу. Запах горького миндаля ощущался теперь не так остро, хотя все еще достаточно явственно.
– Цианид, определенно цианид… – пробормотал доктор и с гордостью знатока ступил на лестницу.
Корелл остался внизу, все еще борясь с искушением повернуть к выходу.
Дом, как и в прошлый раз, внушал ему странные, пугающие мысли. Помощник инспектора почувствовал, как его прошиб пот. Тем не менее он нашел силы перебороть себя и подняться в спальню, удивившую его еще больше.
За прошедшие со времени последнего визита несколько часов комната преобразилась и теперь имела вид по-своему изысканного богемного жилища – пусть неприбранного, но ни в коей мере не зловещего. Простыня и одеяло, скомканные, валялись на кровати поверх матраса.
– Ну и где ваше яблоко?
Доктор Бёрд склонился над половинкой плода и потыкал зубочисткой почерневший срез.
– Да, яблоко идеально подходит для того, чтобы отбить горький привкус.
– Мне кажется, вкусовые ощущения – последнее, что заботило мистера Тьюринга в тот момент, – возразил Корелл.
– В любой ситуации естественно стремление свести страдания к минимуму, – отвечал Бёрд.
– Да, но почему именно яблоко?
– Что вы имеете в виду, мистер помощник инспектора?
Но Корелл, по правде сказать, и сам не понимал, чего хочет от Бёрда.
– Что, если яблоко имеет какой-то символический смысл? – ни с того ни с сего предположил он.
– Символический?
– Именно.
– Вы намекаете на Библию? Грехопадение и все такое…
– Да, потерянный рай.
Последнее Корелл выпалил скорее по наитию.
– А… вы о Мильтоне…
«Пошел к черту», – подумал Леонард, но вслух ничего не сказал.
Пристыженный, словно Бёрд уличил его в неуместном юношеском снобизме, он удалился в коридор и свернул налево, в комнату, где нашел бутылку с цианидом.
У окна стоял письменный стол из красного дерева с обитой зеленым бархатом столешницей. Корелл любовно погладил позолоченные отверстия для ключей. Дорогая мебель пробуждала в нем ностальгию по родительскому дому. Когда же полицейский взял в руки тетрадь с расчетами и принялся водить пальцем по строчкам, в памяти, как живой, встал его старый учитель из колледжа «Мальборо».
– Леонард, ты так быстро отвечаешь… Ты вообще считаешь?
– Нет, сэр, я вижу…
Когда-то он умел это – видеть. Теперь же рассеянно следил пальцем по строчкам с чужими расчетами.
Корелл обвел глазами комнату. В этот момент она и весь дом показались ему головоломкой, возможно имеющей самое отдаленное отношение к расследованию и интересной скорее психологу или писателю, чем полицейскому. Тем не менее требующей разгадки.
Все вокруг – и лаборатория, и записные книжки, и профессорские калькуляции – указывало на то, что Тьюринг был полон планов. Хозяин этого дома устал от жизни и в то же время оставался погружен в нее с головой. Собственно, Корелла это не удивляло: всем нам, так или иначе, приходится жить, пока не пробьет наш час.
Странным в своей замысловатости представлялся разве сам способ ухода, если он действительно был выбран самим Тьюрингом добровольно. Вместо того чтобы просто взять и выпить яду из бутылочки, самоубийца зачем-то устроил целое представление – с булькающим котелком, свисающими с потолка кабелями и половинкой яблока. Логично было предположить существование некоего заложенного во всем этом сообщения. Мысленно послав Бёрда ко всем чертям, Корелл принялся один за другим выдвигать ящики письменного стола и просматривать их содержимое.
3
Вест-Энд – респектабельная западная часть Лондона, антипод Ист-Энду – восточной, «пролетарской» части британской столицы.