Страница 16 из 17
– Нет, сейчас не пойду, – только и сказал старик.
Он, судя по всему, молился. Глаза переходили от лица к лицу, губы чуть заметно двигались. Затем старик взял распятие.
– Что это еще такое: не пойду? Сейчас выбросим! – сказал старший в группе.
В ответ на угрозу старец поднял крест и осенил им помещение на все стороны, как бы провел распятием черту.
– Попробуйте-ка, осмельтесь перейти через эту черту, которой я как бы обвел свою келью, и вы тотчас упадете мертвыми.
В то время проходила инвентаризация. Кресты и колокола частично были сняты. Но этот крест, начертанный живым человеком, всеми своими помыслами и чувствами обращенным к Богу, оказался сильнее металлических.
На пришедших напал внезапный и очень сильный страх – они просто сбежали.
Старца Зосиму на некоторое время оставили в покое. А он тихо жил в своей келье, усилив молитвенный подвиг. В своих молитвах старец часто обращался к Пресвятой Богородице и преподобному Сергию. Молился старец о монахах, покинувших обитель, и о врагах – чтобы причиненных ими разрушений было как можно меньше. Старец просил у Спасителя благословения для всех разъехавшихся по частным квартирам бывших насельников Лавры. Он вспомнил видение преподобному Сергию, который однажды узрел множество птиц, и было ему откровение, что так умножатся ученики его, что и счесть их будет трудно.
Наконец пришло и его время, и старец Зосима последним ушел из Троицкой Лавры. Около двадцати лет подвижник жил странником, переходя от дома к дому, стал желанным гостем своих духовных чад, которые сами когда-то приходили к нему. Слава о старце Зосиме быстро распространилась по всей стране. И где бы ни жил он, там появлялись жаждущие духовного наставления люди и сам собою возникал островок прежней Лавры, словно всю Лавру старец носил с собою. Кончина старца была мирной, на руках у духовных чад, в 1936 году. Ему было около восьмидесяти лет. В страшные годы этот монах стал для многих гонимых и помощью, и утешением.
Осенью 1918 года в Александро-Свирском монастыре была вскрыта рака с мощами преподобного. Началась так называемая кампания по вскрытию мощей. Многие священники препятствовали вскрытию и приняли мученическую кончину. Раки и ковчеги разоренных святынь частично попали в музеи, частично пропали. Некоторые из них чудесным образом обнаружены были спустя много лет.
Часть мощей была реквизирована государством. Население помогало большевикам, но не так активно, как им бы хотелось. В некоторых районах страны (например, в Центральном Черноземье) были выступления против участников кампании, порой даже битвы – народ защищал свои святыни. Часть мощей удалось спрятать в надежном месте. Так, до сих пор точно неизвестно, где именно хранилась глава преподобного Сергия Радонежского в роковые годы гонений. По одной из версий главу Преподобного тайно унес из хранилища священник Павел Флоренский, рассказ о котором впереди. Отец Павел Флоренский, по благословению Патриарха Тихона, не раз писал в соответствующие инстанции нового правительства письма с просьбой сохранить уникальный ансамбль Лавры и разъяснял, что монастырь необходим.
Кампания по изъятию церковных ценностей совпала с возникновением внутреннего недуга Церкви – обновленчества. Обновленчество было использовано большевиками как инструмент раскола внутри Церкви, хотя причины для его возникновения появились еще в прошлом столетии. Противники восстановления патриаршества требовали сохранения Священного Синода с изменениями в структуре.
Патриаршее облачение
Несомненно, Патриарх Тихон был известнейшим человеком своего времени. О нем говорили и писали не только в РСФСР, но и за границей. Каждое его слово ловилось и передавалось из уст в уста: Патриарх сказал, Патриарх решил.
Советские газеты после его декларации о том, что Церковь не будет враждовать с властью, выпустили номера с карикатурами, на которых злобная эмиграция возмущенно скрипит зубами: «Подложил свинью!» Английское посольство передавало ноты протеста в правительство РСФСР о нарушении прав верующих, о которых стало известно опять-таки из заявлений Патриарха. Его появление сопровождалось людскими шествиями, которых власть побаивалась. За его движениями следили все: и ЧК, и верующие, как следят за пульсом чрезвычайно важного человека, вдруг заболевшего.
Сын провинциального священника, Василий, возможно, и подумать не мог, что станет Патриархом. Но во время учебы в семинарии товарищи-студенты подшучивали над ним:
– Патриарх!
В будущем Первосвятителе уже в юности были царственные черты. Порой Василий казался немного чопорным. Но товарищи знали, что он человек не надменный и любит пошутить. Если спрашивали что, отвечал коротко, обстоятельно и как старший. За что и прозван был Патриархом. В моменте избрания митрополита Московского Тихона Патриархом есть нечто удивительное.
15 августа 1917 года в Успенском соборе Кремля был открыт Всероссийский Поместный Собор.
Праздничное августовское утро в Москве выдалось шумным: прибывали участники Собора. Лошадки стучали копытами, звенели трамваи, торговцы и торговки подтягивались поближе к центру: и на этом событии можно сделать выручку! Множество горожан следовало за экипажами, в которых сидели архиереи, – хотя бы издали увидеть, как все будет происходить. Успенский собор Кремля принимал будущих мучеников.
Среди участников Собора был иеромонах Алексий (Соловьев), старец Зосимовой пустыни. В 1917 году зосимовский затворник был одним из самых известных старцев страны. Порой его навещал и митрополит Московский Тихон. Не так давно старец перенес тяжелый приступ болезни и даже совсем не чаял оправиться. Однако Бог хранил своего избранника для великого дела. Длинная узкая фигура старца двигалась медленно и как бы стыдливо. Довольно резко выделялось его черное одеяние на фоне разноцветных облачений: шелк, парча, глазет. Рядом со старцем шел наместник Чудова монастыря архимандрит Серафим (Звездинский), его духовный сын, известный проповедник. Оба подошли под благословение митрополита Московского. Святитель Тихон, говорят, особенно благоволил к старцу Алексию.
Иерархи занимали положенные места. Представительный дворянин митрополит Харьковский Антоний (Храповицкий). Митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), вполне достойный занять патриаршее место: богослов, труженик, мозговой центр всего Собора. Митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), впоследствии принявший мученическую кончину, – человек святой жизни и божественной чистоты. Но кто из них станет Патриархом? Глаз невольно присматривался к каждому владыке: какие разные! И каждый вполне достоин занять место Патриарха.
Митрополит Московский, кажется, был заметен издалека. Он держался по-хозяйски радушно – Собор проходил в его епархии. Блаженный Тихон принимал гостей. Было нечто, отличавшее его от прочих. Движения его были степенны, но когда волновался – порывисты. Крупное лицо хранило след улыбки. «А чем жив, брате?» – словно спрашивало это лицо. Однако порой глаза митрополита метали грозные молнии. Еще не успели задать вопрос или изложить просьбу, а он уже проник в суть. Говорил митрополит мало, порой резко и никогда не суетился. За плечами будущего Патриарха к 1917 году был огромный опыт служения Церкви на посту архиерея. Несколько лет владыка провел в Соединенных Штатах Америки, создавая и укрепляя там Православную Церковь.
События октября 1917 года ускорили работу Собора. Решено было приступить сразу к выборам Патриарха. Тем не менее ушло еще некоторое время на подготовку. Наконец 30 октября 1917 года, через пять дней после переворота, избраны были три кандидата на патриарший престол: митрополит Харьковский и Ахтырский Антоний, митрополит Новгородский и Старорусский Арсений и митрополит Московский Тихон. А 5 (по новому стилю 18) ноября состоялись выборы Патриарха тайным голосованием. Три имени: Антоний, Арсений и Тихон – были написаны на специальных листках-жребиях и сложены в особую шкатулку— ковчежец. Ковчежец был запечатан и поставлен за икону Пресвятой Богородицы Владимирской в Храме Христа Спасителя. По окончании литургии митрополит Киевский Владимир совершил особый молебен. В храме, несмотря на промозглый день, было душно: плавились свечи. Народ плотно стоял даже на улице.