Страница 11 из 17
Внимание журналиста остановилось на необычной группе. Небольшой отряд большевиков, с трудом протискиваясь сквозь толпу, шел вслед за высоким длинноволосым человеком, напоминавшим Джону Риду индейского вождя. Как оказалось, большевики его арестовали и ведут к месту заключения. Но зрительное впечатление было совсем другое. Казалось, этот человек сам ведет большевиков куда-то.
– Кто это? – спросил Джон Рид.
Ему ответили. Кто ответил – журналист не понял. Зато понял, в чем дело.
– Был тут крестный ход. Вот этот, отец Иоанн, его и организовал. Все казаки были там. И еще много людей. Теперь кого убили, кто… А попа поймали. Будут судить. Интернационал.
Судить? Виднейшего миссионера? Проповедника? Наконец, духовное лицо – и без церковного суда? Такое возможно только сейчас и только в России: поймали.
Ударили по ним во время крестного хода. Казаки шли, несмотря на артобстрел, некоторые пели. Отец Иоанн, по счастью, даже ранен не был. Его речь произвела яркое впечатление. Однако силы были неравны, большевиков намного больше. А отец Иоанн продолжал выкрикивать в горячий воздух:
– Необходимо прекратить братоубийственное кровопролитие. Прогоните страх, будьте снова братьями.
И становился на колени – высокий, грузный, с чуть раскосыми глазами, и плакал, и молился.
Было еще несколько священников, обращавшихся к народу, а тот, подобно напуганному стаду, жался к стенам дворца.
Поначалу красногвардейцы не реагировали на поповское выступление, но, услышав слова о власти, направились к крестному ходу. Несколько людей, среди которых были и священники, стояли, держа кресты и иконы. Все были безоружны и молились. Выделялся отец Иоанн – голосом и торжественным видом.
– Так что вы там про власть? Именем Советов, арестованы!
– Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится!
Отец Иоанн спокойно сказал, чуть выдвинувшись вперед, чтобы видно было, кто говорит:
– Вы не имеете права!
Красногвардейцы не поняли.
– А мы сейчас тебе покажем – право. И лево тоже покажем!
Через некоторое время Джон Рид услышал, что священников расстреляли. Спросил, угостив рассказчика американской сигаретой:
– Отца Иоанна – тоже?
– Его первого, – был ответ, – к стене поставили и расстреляли. Неча баламутить.
– Да нет, не к стене, – сказал кто-то рядом. – Отвели на еродром, там теперь всех расстреливают. И шлепнули.
«Легендарная личность, – вспыхнуло в мозгу журналиста, – легендарная личность!» Этот случай обязательно надо описать, потому что это история как она есть! Рождение легенды – первый убитый новой властью священник!
И эхом отозвалось: первый, первый! В портретах отца Иоанна (Кочурова) есть нечто напоминающее архидиакона Стефана, первомученика. Для Джона Рида отец Иоанн был только исторической личностью – первым священником, арестованным и приговоренным к расстрелу новой властью за неподчинение. Да это бунт! Каков, однако, этот отец Иоанн! Память вызвала его лицо: взволнованное, чуть раскосые глаза. По таким лицам трудно сказать, сильно волнуется человек или во вдохновении, спокойный и величественный, как индейский вождь. Отчего-то стало не по себе: в России – резервация?
Джон Рид запишет в приложении к «Десяти дням, которые потрясли мир»: «Вечером, когда войска Керенского отступили из Царского Села, несколько священников организовали крестный ход по улицам, причем обращались к гражданам с речами и уговаривали их поддерживать законную власть, то есть Временное правительство. Когда казаки очистили город и на улицах появились первые красногвардейцы, то, по рассказам очевидцев, священники стали возбуждать народ против Советов, произнося соответствующие речи на могиле Распутина, находящейся за императорским дворцом. Один из этих священников, отец Иоанн Кочуров, был арестован и расстрелян раздраженными красногвардейцами».
Так американский журналист, влюбленный в Россию и мировую революцию, оставил живейший документ начала гонений на Церковь в двадцатом столетии. Хотя и не внес этот фрагмент в основной корпус книги.
«Прочитав с громаднейшим интересом и неослабевающим вниманием книгу Джона Рида „Десять дней, которые потрясли мир“, я от всей души рекомендую это сочинение рабочим всех стран. Эту книгу я желал бы видеть распространенной в миллионах экземпляров и переведенной на все языки, так как она дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата», – напишет Ленин об этой книге.
Джон Рид умирал от сыпного тифа в Москве. Страницы его книги уже реяли тревожными птицами, запущенными рукой мастера. Эти страницы несли миру повесть об отце Иоанне Кочурове.
Костры на площадях
…Вокруг костров грелись люди. Самые разные. И те, на ком сохранилась добротная теплая одежда, и одетые кое-как. Свет в окнах домов был приглушенным, как будто уже очень долго шла война. А война действительно шла – Гражданская.
Только сейчас, в январе 1918 года, стали более или менее ясны последствия перемен, совершившихся несколько месяцев назад. В домах было холодно. На черном рынке продавалось почти все, но достать необходимое было непросто – не было денег, а порой за вещи просили только что-то конкретное. Люди в шинелях, с винтовками возникали неожиданно – то тут, то там. Порой они походили на героев картин Васнецова, если смотреть на картину сквозь густой дым. При ближайшем рассмотрении образ грозного ангела рассеивался. У этих были отчаянно усталые лица, тусклые, злые глаза. Так же, как и беспризорные мальчишки, стайками перелетающие с места на место, эти люди хотели есть и спать.
Костры на площадях жгли изо всего, что попадалось. Книги, картины, мебель, старая одежда. Костер был необходим. Это свет, тепло и возможность хоть изредка выпить горяченького и покурить. Январь 1918 года выдался очень холодным.
Новое правительство недолго думало, что делать с Александро-Невской лаврой. Комиссаром общественного призрения тогда была Александра Коллонтай – в самом начале своей советской карьеры. Фигуристая женщина сорока пяти лет с улыбчивым ртом и никогда не смеющимися глазами. Александро-Невская лавра казалась местом сосредоточения ненавистного старого мира. Как идейно, так и материально. А новому правительству нужны были деньги. Петроград мог взбунтоваться как от голода, так и от резких жестов новой власти. В январе 1918 года Александра Коллонтай утвердила указ о «реквизиции» помещений и ценностей Александро-Невской лавры. Законных оснований для того не было: святыню попросту было приказано разграбить.
16 января 1918 года исполнительным комиссаром по лавре был назначен Иловайский, человек неглупый и решительный. Он сразу же потребовал от наместника лавры епископа Прокопия сдать все лаврское имущество. 17 января представители лаврской братии обратились к самой Коллонтай с просьбой отменить приказ. Но та ответила, что не может этого сделать. Фактически это было объявление войны лавре. А с лаврой и всей Церкви. Начался масштабный захват церковного имущества, и начался он именно с Александро-Невской лавры, духовного центра не только Петрограда, но и всей бывшей империи.
Иловайский прибыл в лавру 19 января. С ним были двенадцать солдат и пять кронштадтских матросов. Едва прибыли красногвардейцы, зазвонил набат, подхваченный колоколами окрестных церквей: Борисоглебской, Знаменской и Скорбященской. Весть о захвате лавры большевиками стала распространяться по всему городу.
Иловайский вошел в покои наместника и объявил об аресте. Четверых монахов из лаврского совета, находившихся в покоях, немедленно взяли под стражу. Самого епископа Прокопия провели через двор и скрыли в одном из помещений лавры. Большевики, как казалось, довольно хорошо представляли план обители.
В том, как звучат бесконечно чужие шаги в стенах родной обители, было нечто потустороннее. Епископ на секунду подумал: «А не начать ли читать отходную?»