Готы

«Книва же после долгой осады ворвался в Филиппополь и, завладев добычей, заключил союз с бывшим там (римским. – В.А.) военачальником Приском будто бы для борьбы с Децием. Вступив в сражение, [готы] пронзают стрелой сына Деция, жестоко ранив его насмерть. Увидев это, отец, как рассказывают, произнес для укрепления духа воинов: “Пусть никто не печалится; потеря одного воина не есть ущерб для государства”. Однако, не будучи в состоянии перенести горе отца, он нападает на врагов, ища либо смерти, либо отмщения. Под Абриттом, городом в Мезии, он был окружен готами и убит, достигнув, таким образом, конца своего правления и предела жизни» («Гетика»).

Печальная история… Горьки плоды измены… Впрочем, дело-то в другом – в том, что, благодаря своим мирным (и не мирным) контактам готы вскоре стали очень точно разбираться, а порой принимать весьма активное участие во всем творившемся в Римской империи, избавившись постепенно от своего изначального, присущего на первых порах всем «варварам» страха перед легионами220. Этот страх окончательно исчез, когда измельчавшие «потомки Ромула» стали пытаться защититься от досаждавших им готов и готских союзников не в духе староримской доблести – силой оружия в полевых сражениях, а тем же способом, что и спустя 300 лет от разбойничьих полчищ «последних гуннов» во главе с сыновьями Аттилы. Поскольку обескровленных в междоусобных войнах римских легионов уже не хватало для эффективной защиты границ, римляне взяли себе в союзники суровую природу нынешних Балкан (тогдашних Гема и Родоп). Они стали возводить укрепления в различных, важных в стратегическом отношении пунктах и заманивать готов, вандалов и карпов, наверняка хуже знакомых с местностью, чем сами римляне, в ловушки. «Вытеснив врага за обрывистые склоны Гема, они заняли крутые горные проходы, чтобы, отрезав варварам всякий выход, взять их измором» (Аммиан Марцеллин), вынуждая то или иное мелкое «скопище», с римской точки зрения, готов «со товарищи», полумертвых от голода, жажды и бессильной ярости, сдаться на милость победителей. Однако крупным готским «скопищам» обычно удавалось вырваться из кольца «голодной блокады» на «оперативный простор». «Как дикие звери, сломавшие свои клетки» (Аммиан), готы со всей накопившейся яростью и неутоленной алчностью грабили и опустошали римские земли за Гемом и Родопскими горами.

В качестве иллюстрации приведем фрагмент из марцеллиновых «Деяний»:

«Безнаказанно рассыпались они (готы. – В.А.) для грабежа по всей равнине Фракии, начиная от местностей, которые омывает Истр, до Родопы и пролива между двумя огромными морями. Повсюду производили они убийства, кровопролития, пожары, совершали всякие насилия над свободными людьми. Тут можно было наблюдать жалостные сцены, которые ужасно было видеть и о которых равно ужасно повествовать: гнали бичами пораженных ужасом женщин и в их числе беременных, которые, прежде чем разрешиться от бремени, претерпевали всякие насилия; малые дети хватались за своих матерей, слышались стоны подростков и девушек благородного происхождения, уводимых в плен со скрученными за спиной руками. За ними гнали взрослых девушек и замужних женщин с искаженными от плача чертами лица, которые готовы были предупредить свое бесчестие смертью, хотя бы самой жестокой. Тут же гнали, как дикого зверя, свободнорожденного человека, который незадолго до этого был богат и свободен, а теперь изливал свои жалобы на тебя, Фортуна, за твою жестокость и слепоту: в один миг он лишился своего имущества, своей милой семьи, дома, который на его глазах пал в пепле и развалинах, и ты отдала его дикому победителю на растерзание или на рабство в побоях и муках» («Деяния»).

Вместе с Иорданом и только что процитированным Аммианом мы с вами, уважаемый читатель, погрузились в ужасающую повседневность полутора столетий почти непрерывных готских грабительских набегов на Восточную Фракию, мало различавшихся по своим целям и методам. Но если Иордан пытается героизировать историю готов, Аммиан, грек на римской военной службе, в первую очередь делится с читателем своими личными впечатлениями. Поседевший под римским шлемом, он лично принимал участие в военных действиях на разных «фронтах», многочисленных боях и походах. А о тех операциях, в которых ему не довелось участвовать лично, компетентно судит с точки зрения офицера генерального штаба, выражаясь современным языком. Именно аналогичную должность Аммиан Марцеллин занимал в 353–360 гг. при военном магистре221 Урсицине (Урзицине)222, соратнике первого императора-христианина Константина I Великого. Так что Аммиан знал, о чем писал. В дошедших до нас книгах своего исторического труда он подвергал жесточайшей критике своих соотечественников, сторонников различных клик и партий, ослаблявших своим противостоянием и римское общество, а также придворных интриганов и завистников, портивших жизнь наиболее выдающимся полководцам, вроде Урсицина, вероятно, служилого германца, родича одноименного с ним царька аллеманов. И потому мы склонны больше доверять тому, что пишет греко-римский военный историк о тогдашних варварских народах, включая – при всем уважении – готов, чем хвалебным гимнам, сочиненным Иорданом в честь своих готских предков.

В «Деяниях» Аммиана о готских военных обычаях написано много такого, что трудно совместить со светлым образом германского воителя – воина «без страха и упрека» в стиле Макса фон Шенкендорфа223 или Генриха фон Клейста224, «виртуозов пера», вдохновлявших в начале XIX в. своими романтическими фантазиями немецких патриотов на борьбу с «наследственным врагом» – французами Наполеонов I и III или, скажем, с образами германских ратоборцев из историко-патриотических романов Вальтера Блёма225. Когда читаешь в Аммииановых «Деяниях» не просто об убийстве, но о «растерзании» (буквально – «расчленении») богатого свободнорожденного человека (вероятно, готы терзали его тело пытками, чтобы заставить римлянина рассказать, где спрятаны его сокровища), то… поневоле вспоминаешь не героических и добродетельных германцев Тацита, а пиратов Карибского моря, но только не «киношных», а всамделишных, а также – в порядке конструктивной самокритики – набеги отдаленных родичей и потомков наших готов, киевских варяго-русов Рюриковичей – Олега или Игоря – на земли Восточной Римской («Греческой») империи из «Повести временных лет»:

«В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки “Великая Скифь”226. И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришел к Царьграду: греки же замкнули Суд, а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги…

В год 6449 (941). Пошел Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10 тысяч кораблей. И пришли, и подплыли, и стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств»227…

220

Легион (лат. «легио», букв. «военный сбор») – основная организационная единица, в разные времена – разной численности, но не менее 2000 и не более 10 000 человек, в армии Древнего Рима. В период республики возглавлялся военным трибуном, в период империи – легатом.

221

Военный магистр (магистр армии, магистр оружия, лат. – магистер милитум) – высшая военная должность в эпоху поздней Римской империи, введенная в ходе военных реформ императора Константина I Великого.

222

Урсицин был германцем-аллеманом на римской службе. Другие заслуженные римские полководцы – Невитта, Ареобинд, Дагалайф – готами. Таких примеров можно привести великое множество.

223

Готтлоб Фердинанд Максимилиан Готфрид фон Шенкендорф (1783–1817) – немецкий поэт и писатель романтического направления, участник Освободительных войн против Наполеона I (1813–1815). Автор множества песен и баллад на военные темы.

224

Бернд Генрих Вильгельм фон Клейст (1777–1811) – немецкий прозаик, поэт и драматург. Его пьеса «Битва Германа» посвящена разгрому вождем объединившихся германцев Германом (Арминием) легионов римского наместника Германии Публия Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу (9 г. до Р. Х.).

225

Вальтер Юлиус Густав Блём (1868–1951) – популярный немецкий прозаик и драматург военно-патриотического направления, лауреат литературной премии Гёте. Наиболее известны его трилогия о Германо-французской (Франко-прусской) войне 1870–1871 гг. и драма «Генрих фон Плауэн» о верховном магистре Немецкого (Тевтонского) ордена. Общий тираж его произведений достиг к 1945 г. 2 000 000 экземпляров.

226

Снова «Великая Скифия»!

227

О том, что сами римляне (восточные и западные) в более благоприятных для них обстоятельствах вели себя не менее «по-варварски», мы здесь говорить не будем, хотя забывать об этом тоже не следует – для полноты исторической картины.