Страница 12 из 13
Волчица хмурится, прожигая грубияна красноречивым взглядом и, достав нож из себя, возвращается на место. Хотя бы позавтракает.
— Вкусно, — уплетая шоколадные шарики, бормочет девушка и продолжает: — Айзен знал, что ты так скажешь, и просил передать: «Не будь она очаровательной девочкой, ты бы к ней не привязался».
Ичиго рассматривает её с головы до ног, и ей некомфортно от его взгляда, он… какой-то жалостливый.
— Пойдем, — устало выдыхает он, поднимаясь с места.
Орихиме испугано смотрит на его фигуру, куда более мощную, чем её, и уверенную, внушающую трепет.
— Я никуда не пойду без сердца, — говорит Орихиме словами Айзена.
Оборотень что-то шипит сквозь зубы и закатывает глаза.
— Здесь оно, здесь, — рычит он, тыкая себя в грудь.
Иноуэ не очень понимает, о чем твердит собеседник, но когда он оттягивает рубашку, демонстрируя шрам, ей только остаётся удивлённо раскрыть рот.
— Ты поместил в себя сердце вампира?
— Да.
— Ты меня пугаешь. Опять. Ты вообще жуткий… но забавный. Ты мне нравишься, — и тут Иноуэ резко замолкает. Что это она говорит?
А Ичиго усмехается, берет её за руку и несильно тянет за собой.
— Идём.
Белые стены и мебель, Орихиме морщится — этому месту определённо не хватает красок.
— Посещать вампира днём — дурной тон, — протягивает Айзен, расслабленно восседая на диване.
Такой белый диван должен быть неудобным, когда любишь кровь. Орихиме, правда, не замечает ни одного красного пятнышка своим острым зрением.
— Ты знаешь, почему я здесь. Сними с неё свой чёртов гипноз.
Ичиго буквально рычит и скалится, и Иноуэ это почему-то беспокоит, она даже тянется к его руке, но потом одёргивает себя.
— Ох, Орихиме, я же заказывал тебе сердце, а не Ичиго.
Иноуэ дёргается — нет, нет, она всё выполнила в точности — и указывает на Ичиго, произнося:
— Я всё сделала правильно, оно в нём.
Брови вампира приподнимаются.
— Весьма неожиданно.
Иноуэ замечает, как кривится Куросаки, но длится это меньше секунды, а потом его лицо вновь становится непроницаемым.
— Или ты снимаешь гипноз, или в твоём сердце оказывается кол.
— Ты готов рискнуть своей стаей и близкими?
— Ты нарушил уговор. Она — часть моей стаи.
— Я так не думаю. На тот момент она ещё была человеком. Ичиго, не будь дурачком, все знают, что оборотни гипнозу не поддаются. К тому же, ты можешь помочь милой Орихиме сам. Правда, есть риск, что она сойдет с ума. Но это мелочи, ты же любишь рисковать.
— Не больше, чем ты.
Желваки вздуваются на загорелом лице волка, и он, поднявшись, подходит к стулу, переворачивает его и отламывает ножку. Соуске приподнимает бровь, чуть улыбаясь, но Иноуэ замечает, как его пальцы постукивают по обшивки дивана.
— Приступим? — скалится Куросаки, уперев более тонкую сторону деревяшки в грудь.
Волчица думает, что ей показалась, когда Айзен чуть дёрнулся.
— Разумеется. Орихиме, — его голос певуче тянет слоги и не выражающий эмоций взгляд обращён на неё.
— Хорошо.
Она поднимается и, взяв из рук вампира клинок, приставляет его к своей шее. Правда, рука подрагивает, всё же серебро — это адски больно.
— Ну как? Моё сердце стоит принцессы? — губы Айзена растянуты в хитрой улыбке, но всё же он, должно быть, напряжён.
Девушка кидает взгляд на волка и натыкается на его глаза, такие… такие, что в груди начинает жечь сильнее, чем серебро в руке, и она отворачивается, испугавшись.
Они стоят в тишине и бездействии так долго, что, похоже, ладонь уже прожгло до кости: мышцы почти не слушаются.
— Орихиме, ему нужен стимул, — бросает наконец Айзен.
Иноуэ кивает и нажимает на горло. По коже стекает горячий поток, а тело пронизывает болезненная дрожь.
— Половина.
— Я уверен, что могу получить больше, — протягивает Соуске и кивает Орихиме. Рука против воли режет глубже.
— Или половина, или кол в твоём сердце!
Но вампир не реагирует и кивает опять — липкий поток усиливается и уже трудно дышать — и выглядит удовлетворённым.
Но после его кожа начинает сереть, и Соуске дёргается.
— Половина, так половина.
Он делает небрежный жест рукой, и сведенные пальцы раскрываются, роняя на пол металл, а Иноуэ падает на колени, прижимая руки к кровоточащей шеи и задыхаясь.
Рядом оказывается Куросаки, и его взгляд задевает Орихиме, у неё такой был после похорон брата, но ей самой сейчас почему-то совсем неважно, что она могла умереть. Она смотрит на него и совсем не понимает того, что чувствует, просто не может отвести взгляд от его лица, когда он сам мягко отводит её пальцы в сторону и приподнимает голову.
— Всё будет в порядке, — шепчет он.
До слуха доносится треск разрываемой ткани, и к шее что-то осторожно прижимают.
— Держи так.
Иноуэ слушается, зажимая кусок рубашки, быстро насыщаемой её кровью, такой горячей-прегорячей. Потом смотрит на белый ковёр и думает, что он безнадежно испорчен. Алое пятно ширится и темнеет, становясь чёрным.
========== Фаза 5. Эпилог ==========
В любимом кафе играет тихая музыка, нежно ласкающая слух, а стеклянные столики начищены до блеска.
Орихиме три месяца назад сидела там на мягком диванчике. Тогда в воздухе ещё были освежающие следы мороза, остатки холодной зимы, а в кружке горячий-прегорячий капучино со сладкими пухлыми зефирками.
— Вы не против, если я присяду?
Иноуэ поднимает взгляд, столкнувшись с глазами цвета горького шоколада, и качает головой. Мужчина улыбается очаровательно, но как-то приторно, от его улыбки идут мурашки по коже, и Иноуэ опускает взгляд в чашку.
— Чудный день, правда?
Совсем не хочется говорить с этим человеком, и Орихиме неопределённо качает головой.
— Сегодня я наконец-то встретил идеальную девушку. Ты действительно похожа на неё. Его это обязательно привлечёт.
Орихиме слышит, как из её рта вылетает удивленное: «А?», когда она подымает взгляд на невольного соседа. И встречает его глаза. Теперь они полупрозрачные, в них словно бежит река, затягивающая и завораживающая, задавливающая своим потоком.
Губы незнакомца размыкаются, и он говорит, но Иноуэ слышит только шум воды, а рот наполняет склизкий вкус, невольно вспоминается слизь на водорослях в грязных реках.
Он всё говорит, а в ушах шум беспокойного водоёма и холодный мерзкий вкус тины на языке.
Айзен Соуске всё говорит, а во рту насыщенный металл и плеск выпрыгивающих рыбёшек в ушах.
Тонкие губы всё изгибаются, выплескивая поток слов, а холодная слизь оседает в горле, и Орихиме заходится кашлем. Таким сильным, что из глаз брызгают слезы, а собеседник тает в густом тумане, какой бывает утром над реками. Орихиме задыхается.
Она жадно ловит воздух и вскакивает, схватившись за голову. В глазах мгновенно темнеет.
— У тебя хороший удар.
Иноуэ раскрывает глаза и видит Ичиго, потирающего лоб.
— Ичиго?
Она словно впервые смотрит на него. Впервые в спальне с золотистым потолком, мягкими белоснежными простынями и тисненными обоями цвета хаки он так близко, а она смотрит на него так откровенно и молчит. Она всё ещё отброшена на месяцы назад.
— Всё в порядке.
Хриплый голос звучит успокаивающе, и мозолистые пальцы касаются щеки, в этот миг в груди зажигается старое-новое чувство. И Орихиме ударяет наотмашь так, что диафрагма сжимается судорогой и легкие замирают, так что тело вздрагивает, а по щекам бегут слёзы.
— Боже… Прости меня.
Она совсем не чувствует солёной влаги, только смотрит на мужчину перед собой и ощущает жжение серебряного ножа и сопротивление его плоти заостренному лезвию.
— Ты ни в чём не виновата, — хрипло шепчет он, — это, скорее, моя вина. Если бы не я, то ты бы осталась человеком, — его голос низкий и бархатный. — Айзен не может убить меня, вот и изощряется.
Ичиго Куросаки стирает её слезы, а Орихиме Иноуэ думает, что приблизилась к своему пределу: тело и разум уже не выдержат этого кипящего безумного чувства, и ей становится страшно, что она не сможет удержать его в себе – и оно взорвётся внутри.