Страница 11 из 13
На часах полседьмого утра, а Иноуэ мнётся у железных дверей, ведущих в дом Куросаки. Резко выдохнув, она стучит, зажмурившись. Замок щёлкает спустя пару коротких секунд, будто её ждали, и Орихиме вздрагивает, подавляя желание убежать. На пороге возникает Ичиго, и он совершенно не выглядит удивлённым.
— Совсем не обязательно было так долго топтаться у дверей, — по-мальчишески озорно ухмыляется он, и Орихиме не может не улыбнуться в ответ. Хотя её улыбка выходит чуть натянутой.
Он отходит в сторону, пропуская гостью, и Орихиме, оказавшись в светлой и тёплой квартире, разворачивается к хозяину, закрывающему замки и сразу же выпаливает:
— Я хотела попросить прощения.
— Тебе не за что просить прощения.
Когда он оборачивается, Орихиме задевает его взгляд: мягкий и тёплый, и тогда она утверждается в своём намерении сделать всё правильно.
— Нет. Есть. Я струсила, и тебе пришлось делать последний шаг за меня, а в…в…ведь я уже приняла решение, когда согласилась встретиться, когда села в твою машину, зашла в морг и… и стащила эту чёртову простыню с трупа! Но в последний миг испугалась, — голос предаёт и дрожит, а к горлу снова подкатывает солёный ком, — т…т…так что, прости меня!
Иноуэ зажмуривается, боясь заплакать, и выдыхает, когда горячие ладони касаются лица и приподнимают его, а она трусливо опускает взгляд.
— Посмотри на меня, — требует Куросаки.
Орихиме поднимает глаза и вздрагивает — внутри взрывается то самое чувство, грозившее разорвать её уже пару дней, и она спешит отвести взор.
— Тебе не за что просить прощения, поняла? — Ичиго решительно смотрит на неё.
Иноуэ кивает, виновато кусая губы и всё ещё боясь взглянуть.
— И признайся, ты пришла за теми волшебными таблетками? Я чувствую от тебя запах абсента и персиковой водки.
Орихиме прыскает чуть нервным смехом, а он улыбается ей — и становится так хорошо и спокойно.
Потом они сидят за столом в просторной светлой кухне, Иноуэ скользит взглядом по идеально белым стенам, всё же не в силах смотреть на гостеприимного хозяина.
— Знаешь, готовить я не очень умею, — хмыкает Куросаки, ставя на лакированную поверхность стола две тарелки с шоколадными шариками и молоком. — Поэтому то, что есть.
— Я люблю сухие завтраки, — преувеличенной бодро восклицает Орихиме, рассматривая шкафчик светло-бежевого цвета над его плечом. Краем глаза она замечает, как Куросаки приподымает брови, очевидно, замечая её нервозность. Тогда Иноуэ опрометчиво смотрит в глаза, сейчас имеющие мягкий оттенок молочного шоколада, и чувствует, как её кровь застывает, а внутри что-то вот-вот взорвётся, и в тот миг она умрёт.
— Ты в порядке?
— А? Д…да. В порядке, — рассеяно отвечает Орихиме и улыбается, жмурясь, как от солнца. — Просто задумалась.
Девушка смеётся и спешит опустить взгляд в тарелку, в которой плавают шоколадные шарики. «Боги, почему шоколадные?» Подняв укоризненный взор на хозяина квартиры, Орихиме ловит его усмешку — такую, будто он понимает её мысли.
— О чём? — спрашивает Ичиго, и в его тоне чудится насмешка.
— Почему твоя стая поссорилась с вампирами? — отвечает вопросом на вопрос Иноуэ.
Только когда эта фраза вылетает изо рта, Орихиме охватывает ужас произнесённого — что она вообще говорит?! — взгляд быстро мечется и останавливается на окаменевшем Ичиго.
— Боже. Прости. Я не хотела… забудь… просто забудь…
— Нет. Это правильный вопрос, ты должна знать, — выдыхает он с заметным усилием: слишком медленно и до опустошения.
— Нет, нет. Я же понимаю, что эта тема причиняет тебе… неприятные воспоминания, не надо об этом. Я не знаю, что несу.
Иноуэ тараторит бессвязную чушь, её руки дрожат, а тело бьёт озноб, и сердце сдавливается, как в чьей-то жёсткой руке.
— Орихиме!
Она замолкает.
— Я могу сказать коротко, в двух словах: у Айзена кое-что пропало, и он решил, что оборотни украли это.
— Сердце?
Теперь Куросаки усмехается, горько и открыто.
— Слышала эту сплетню.
— Но это правда.
Ичиго смотрит внимательно, его глаза темнеют и сужаются, а Орихиме коченеет и лишается власти над телом под тяжёлым взором.
— Ты его украл, — выдавливает она.
— Спроси почему, — тянется его хриплый голос, заполняя помещения до краев, касаясь кожи мимолётной дрожью.
— П…почему?
— Из-за него умерла моя мать. И мне необходимо кое-что, способное убить его, — шипит Ичиго. — Чтобы вампиры, — он сжимает кулак, — не переходили границы.
Орихиме опускает дрожащие ресницы, не в силах видеть лицо, искаженное ненавистью и болью, а внутри грудной клетки колет и жжёт. Больно.
— Мне жаль, — шепчет она.
— Знаешь, почему я его ещё не убил?
Она отрицательно качает головой, не открывая глаз, его голос слишком холодный и слишком ровный, сжимает и перекручивает всё: чувства, внутренности, мысли, всю Орихиме Иноуэ.
— Этот ублюдок имеет хорошие связи. Если убить его, то его приспешники найдут и добьют остатки моей стаи, и даже просто знакомых, — зло рассуждает Ичиго, и Иноуэ чувствует бессилие в его ярости.
Орихиме вздрагивает.
— Т…тогда как ты его используешь?
Орихиме старается, чтобы голос не дрожал, но не получается, её слова не могут быть ровными, её тело не может не знобить, её сердце не может не лопаться, когда она понимает, как много боли терпит Куросаки Ичиго, от того, что он переполнен ею, Орихиме начинает трясти от такой же бессильной ярости.
— Как залог. Пока Айзен знает, что я могу забить ему кол в сердце, даже не подходя, он никого не тронет.
Иноуэ не может даже плакать, чтобы выплеснуть всё, её тело переполнено его болью и собственным желанием помочь и защитить.
Почему она не может разделить страдания с ним в полном смысле этого слова? Почему всё, что в её силах — это охватить дрожащими руками его окаменевшие плечи и прижаться ближе, шептать своими прикосновениями: «Я рядом»? И чувствовать себя слишком живой, когда он принимает её: обнимает в ответ и жжёт шею влажным дыханием.
Кажется, проходит целая вечность, пока они не отступают друг от друга и Орихиме улыбается, открыто встречая тёплые карие глаза, в которых тонут золотистые излучины и сама Орихиме Иноуэ.
— Мне, наверное, уже пора домой, — неуверенно говорит она.
— А мне на работу.
Она отходит чуть в сторону, но всё ещё находится близко, и, бросая быстрые взгляды на задумавшегося Куросаки, берёт в руки сумку и, достав жгучее железо, втыкает в грудь волка.
— Где оно? — рычит Орихиме Иноуэ не своим голосом.
Ичиго её не понимает, не видящими глазами уставившись на рукоятку в своём теле.
— Сердце! Где оно?! — кричит Иноуэ, словно в бешенстве.
Ей страшно. Почему он никак не реагирует? Серебро — это больно, она точно знает, и её собственная полыхающая ладонь тому подтверждение. Хотя бы вздрогнул — так было бы спокойней.
— Знаешь, это неприятно, — холодно говорит Ичиго.
Застывший и такой равнодушный голос пугает, и Иноуэ с сомнением смотрит на лёгкий дым, идущий от его груди. Он слишком спокойный. Девушка поджимает губы и, схватившись за клинок, прокручивает лезвие. «Не надо!» — глухо кричит далёкий голос в глубине сознания, но Иноуэ не может его послушать. От Ичиго не следует никакой реакции. Если что и стоило сделать, так это взять нож побольше, но дамская сумка и запах серебра, все факторы не на её стороне.
— Ты ведь не скажешь?
Всё не могло быть так просто.
— Нет.
— А если так?
Орихиме полна энтузиазма и веры в успех, когда выдёргивает нож из чужой плоти и втыкает его в себя. Удар отдаёт в тело дрожью и жгучей болью, и она давиться жутким вскриком. Куросаки дёргается, но остаётся непоколебимым.
— Ну, может пальцы отрезать? — с надеждой спрашивает Иноуэ.
Ичиго вопросительно изгибает брови.
— Чьи?
Потускневшие глаза Иноуэ загораются надеждой.
— А чьи тебе дороже?
— Знаешь, такая ты меня несколько пугаешь. Но Айзену стоило выбрать кого-нибудь другого, если надеялся выбить информацию силой.