Мальвина

— Мы на нее всей семьей три месяца копили, — неожиданно для себя подхватываю я. — Хотели порадовать Макса на совершеннолетие.

Он и порадовался — орал, будто его режут. Хорошо, что от счастья.

Из не богатого разнообразием гардероба Максима выуживаю кожаные штаны и черную футболку с белым оскалом на груди. Бросаю все это Владу, и он восторженно присвистывает.

— Господи, ты бы хоть предупредил! — возмущаюсь я, когда он берется за пряжку и тянет ремень из шлеек.

Отворачиваюсь, переминаюсь с ноги на ногу, словно на иголках. И мысленно уговариваю проведение вложить в голову Влада пару совестных мыслей, которые остановят его от попыток снова меня полапать. Надо срочно занять его разговором, вот!

— Где ты учился? — спрашиваю первое, что приходит на ум. Нейтральный, почти официальный вопрос.

— Гарвардская школа бизнеса, — отвечает он, шурша одеждой. — Слушай, Мальвина, крутые штаны!

— Молись богу, чтобы Максим не загорелся к ним ревностью, — остужаю его пыл. — И хорошо учился?

— Определенно, раз управляюсь с финансовой империей.

Меня бесит, что он такой богатый. Не потому, что я рядом с ним — церковная мышь, а потому что как бы там ни было, между нами просто не может быть ничего общего. Вы же понимаете, что нельзя скрестить болонку и волкодава?

— А ты что закончила?

— Точно не Гарвард.

— А поточнее?

— Педучилище. — На самом деле я люблю учиться. Закончила курсы секретарей, курсы швеи, учусь фотографии и английскому. Но, конечно, это не Гарвард и не МГИМО. И мне правда нравится быть няней.

— Наверняка в тебя влюблены все мальчишки, — мягко посмеивается Влад, и я вспоминаю нашего местного хулигана Антона, который каждое утро по пути в детский сад вырывает пучок какой-то травы и торжественно вручает его мне. — Ну, я вроде все.

Поворачиваюсь, морально готовясь еще раз от души посмеяться, но… В общем, смеяться как-то не хочется. Одежда сидит на нем, как влитая, только футболка чуть сильнее натянута на плечах, потому что они у него шире, чем у Макса. И кожа ему невероятно идет, и растрепанные волосы, которые Влад лениво причесывает пятерней. А еще у Влада на руке браслет: тонкая полоска белого металла с парой черных ромбовидных камней. Вы фанатеете от мужских рук? Если да, то представьте самый выдающийся экземпляр: суховатое запястье, узкая, но крепкая ладонь, длинные пальцы, немного напухшие под кожей вены. И на всем этом великолепии аппетитного цвета — простой белый браслет. Не знаю, как вы, а я чуть слюной не поперхнулась.

— Маша? — напоминает о себе Влад, и рык Чертенка рядом подсказывает, что пока я таращилась на его руки, муженек снова попытался воспользоваться положением и вторгнуться в мое личное пространство.

— Нужно найти причину, чтобы уехать, — говорю я, незаметно откашливаясь.

— Уже? Я вроде еще не всю родню видел.

— И только поэтому еще жив. Или тебе мало? — Окидываю его выразительным взглядом.

— Я люблю экстремальные виды спорта, солнышко мое, а твоя семейка — это покруче, чем прыгать на сноуборде с вертолета.

— Сноуборд?! — Я даже не пытаюсь сдержаться. — Ты катаешься на сноуборде?

— А как же, — подмигивает Влад.

У всех в этом мире есть розовая мечта. Что-то такое, что лежит под стеклом на самом видном месте в музее вашей души и с чего вы любовно смахиваете пылинки. Вот и у меня она есть, и это не дорогая сумка и не машина, и не кругосветное путешествие на трехпалубном лайнере. Это — сноуборд. У меня даже заставка на телефоне с парнем, который скользит по горному склону на роскошной доске.

— Любишь сноубординг, солнышко мое?

— Я не умею кататься, — жалуюсь я. Надеюсь, он догадается, что мы не можем позволить себе выезжать на горнолыжные курорты.

— Могу научить, — предлагает Влад.

Звучит так заманчиво, что я хочу согласиться без оглядки. Но мы же договорились на вынужденные тридцать дней?

— Пойдем, попрощаемся, — резко обрубаю я.