Колыбель для Ангела

Между тем, неуемный телефон настойчиво продолжал звонить. Азаров снова попробовал встать на ноги, и облегченно вздохнул – они вновь стали привычно послушны.

Добравшись, наконец, до телефона, лежащего на журнальном столике, он тяжело опустился в стоявшее рядом кресло и нехотя взял трубку.

– Я слушаю, – произнес он устало.

– Руслан, ну и как это понимать? Все телефоны отключены, благо – на домашний ответил.

Азаров узнал голос Алены, секретаря редакции журнала «Танаис», в котором он в последние полтора года работал корреспондентом.

– Доброе утро, Ален, – Азаров сконфужено потер лоб ладонью. – Вряд ли я смогу объяснить это самому себе, а тебе уж тем более.

– Мне-то ладно, а шефу? Он, мягко говоря, страшно недоволен.

– Я представляю.

– Нет, не представляешь! Ему уже час звонит помощник нашего незабвенного депутата, который назначил тебе встречу. Шеф кипит, и я уж не знаю, что ему соврать. Сказать, что ты заболел, так он и не поверит – при твоем-то бычьем здоровье.

Азаров поморщился:

– Ален, ты тоже не поверишь. Тут и врать-то не надо – у меня, похоже, действительно что-то со здоровьем.

– Уморительная шутка… Или не шутка? Что-то серьезное?

– Нет, Ален, ерунда. Нервишки, видимо, шалят.

– Сам ты ерунда. Ты отпуск брать не пробовал?

– Я был в отпуске…

– Конечно же, был! Только в прошлом году, и всего три дня. К тому же, одновременно собирал материал для статьи. Ты хоть мужик и железный, Азаров, но всякий металл имеет предел прочности. Работа не стоит здоровья, а тем более – жизни.

– Ален, ты же знаешь, я без работы не могу. Она и есть моя настоящая жизнь. Но этот депутат у меня как кость в горле. Я же знаю, чего ожидать от подобных деятелей. Не интервью же он мне собирается дать. Заказная статья – вот что мне предстоит сотворить. Как раз то, чего я больше всего терпеть не могу. Наш-то «главный» об этом точно знает. Понять одного не могу – почему именно мне это счастье досталось?

– Потому, что ты – лучший, – безапелляционно ответила Алена. – Ну, а «главному», сам знаешь, деваться некуда. Сын этого депутата – один из учредителей нашего журнала. Шеф и так с трудом лавирует между ангелом и бесом. Едва успевает изворачиваться от жестоких объятий судьбы. А он, в отличие от тебя, здоровьем не похвастает. Напора не выдержит. Так что, терпи Азаров, а я пока… Я перезвоню.

Разговор прервался. Азаров понял, что для этого была веская причина.

Он положил трубку и в ожидании понуро застыл у телефона. Он прекрасно знал, что Алена все проблемы решит играючи. В редакции она была не просто секретарем, а палочкой-выручалочкой и своеобразным громоотводом. Алена умела мастерски сглаживать конфликтные ситуации и за свой дипломатический талант пользовалась заслуженным уважением и главного редактора, и особенно – журналистской братии. Он до сих пор поражался, как эта женщина с тонким умом, добрым сердцем и врожденным чувством такта, приложенными к умопомрачительной красоте, до сих пор не нашла свое личное счастье. Красота и интеллект в одном флаконе настораживали тех мужчин, которые могли заслужить ее внимания. Они испытывали некую угрозу собственной самооценке. Те же, кто готов был этим поступиться, не вызывали у нее интереса. В этом, видимо, и есть парадокс умных красавиц. Переступив через свои принципы, они непременно теряли магическую целостность роковой женщины.

Ждать пришлось недолго. Уже через минуту раздался звонок и ее бархатный голос вновь оживил трубку:

– Все в норме. Шефу я сказала, что ты звонил, пока он был на летучке, и что ты срочно решаешь какие-то личные проблемы. Какие уж там проблемы – сам придумай. Встреча с депутатом перенесена на завтра, на десять утра. И действительно, чего это они в твою персону так уперлись? Есть в этом какая-то загадка, но, как бы то ни было, Руслан, пока это неизбежность!

– Спасибо, Ален. Ты просто умница.

– Была бы умница, давно бы вышла замуж за приличного олигарха, – Алена саркастически хмыкнула в трубку. – Хотя, о чем я – олигарх, да еще и приличный. Нонсенс, да и только.

– У тебя еще все впереди, – успокоил ее Азаров, изумившись лишь на мгновение – «кто из нас прочитал мысли другого?». – Ты, Алена – клад бесценный, а чтобы найти клад, нужно время.

– Не льсти, Азаров, ты давно меня знаешь. Я человек земной, реальный, в сказки не верю. Жизнь свою строю сама, – потом резко оборвала, – ну все, у меня дел уйма. Завтра увидимся.

– Непременно. Еще раз спасибо, Ален. Я тебя люблю.

– Как друга? Ну до завтра, друг, – насмешливый голос на том конце линии сменили короткие гудки отбоя.

Он положил трубку, посмотрел снова на босые ноги, пошевелил пальцами. Что это такое с ним было? Пальцы рук и ног словно покалывали иголки. Все это нервы. Но откуда на душе загадочный неприятный холодок? Наверное, с возрастом, каждый мужчина на любой неожиданный взбрык своего организма реагирует болезненно.

«Пора показаться Сереге Савельеву, – мысль родилась внезапно. – Как-никак Серега – народный целитель, хоть и бывший врач. И вообще – прекрасная возможность лишний раз пообщаться с другом детства».

Азаров, как и многие здоровые от природы люди, не признавал медицины и никогда по собственной инициативе не обращался к врачам. Савельев же был и остается его лучшим другом. Друг детства – это как лучик света, который сопровождает тебя всю жизнь. Ему он готов был доверить свои внезапные страхи относительно здоровья.

Рука привычно набрала нужный номер.

– Алло, – зазвучал в трубке знакомый голос.

– Здравствуй, чародей, – Азаров был рад, что Савельев ответил сразу. В последнее время застать Савельева у телефона случалось не часто, мобильные же телефоны тот вообще не признавал. – Как там дела в сферах белой и черной магии?

– Привет, Рус, – в голосе Савельева звучала искренняя радость. – И сколько раз я тебе пытался объяснить, что никакими магиями я не занимаюсь. У меня другое направление деятельности. Я – целитель. Для сведения некоторых неосведомденных журналистов – это большая разница. Что-то давненько мы с тобой не виделись. С майских, пожалуй. Словно живем не в одном городе, а на разных континентах. Нехорошо. Сам-то как живешь? Что нового в мире СМИ?

– Нового? Брось. Наш мир настолько закономерен и предсказуем, что новости в нем повторяются с заметной периодичностью. Грубо говоря, новости – это хроника круговорота обыденности, помноженной на эволюцию. Лишь полубезумные личности, типа Чингисхана или Эйнштейна, в состоянии нарушить эту привычную закономерность.

– Неожиданная мысль для журналиста, живущего новостями.

– Может быть, но разве я не прав?

– Тебе виднее, – согласился Савельев, – ты ближе к суетному миру, я же блуждаю в его тени. Ищу в нем окна и двери, но они порой наглухо закрыты.

– Кстати, Сергей, мне как раз это от тебя и нужно – чтобы ты заглянул из своего окошка в мой личный потаенный мир.

– Хорошо, Руслан. Ты же знаешь, я всегда готов помочь, чем могу – это мой удел. Тем более – тебе.

– Когда можно заехать?

– Если можешь, то сейчас.

– Стели ковровую дорожку. Я уже в пути.

Азаров положил трубку и подошел к окну и распахнул шторы. Вид с шестнадцатого этажа был великолепный. Солнечный свет заливал улицы города, искрился в отражениях стекол, наполняя собой все окружающее. И было в нем столько жизненной силы, что утренняя неприятность показалась ему нелепым пустяком. Захотелось забыть ее и никогда не вспоминать, но вновь всплыло холодящее ощущение неизвестности и беспомощности перед ней. Желание поделиться своими переживаниями приобрело статус необходимости. К тому же очень захотелось повидаться со своим верным другом, с которым в последнее время, из-за обыденной суеты, они действительно не часто видятся.

Через десять минут он уже сидел в машине.

Глава 2

Отец Алексей, настоятель храма Святой Троицы в станице Новотроицкой, ранним утром, привычным маршрутом – центральной улицей – следовал на службу. Пожилые станичники и люди среднего возраста, встречая священника, учтиво кланялись и приветствии его словами: «Будь здрав, батюшка». Отец Алексей кланялся в ответ, и благословляя, осенял их крестным знамением. Молодежь здоровалась редко, по большей части только соседская. Остальные либо проходили безразлично, не обращая на него никакого внимания, либо снисходительно улыбались вслед. Этот ежедневный путь был привычен для священника и для станичников и воспринимался всеми, как само собой разумеющееся и неизменное. Но так было не всегда.