Дьявол в мелочах

– Но у тебя двойка в четверти вырисовывается.

И откуда знает это? Следит за тем, кто какие отметки получает?

– А мне насрать.

– Грубо.

– Жизненно и искренне.

– Ты всегда такой? Со всеми?

– Какой?

– Угрюмый и озлобленный.

Я перевожу на неё взгляд, начиная испытывать какое-то уродливое желание рассмеяться. Нет, она это сейчас серьёзно? Если Соня в курсе моих оценок, то, наверное, и в курсе того, что среди одноклассников я своего рода изгой. Никто не хочет со мной общаться, а я этому только рад.

Например, пару лет назад Саврасов пустил слух, что свою мать убил я. За это я сломал ему челюсть, был поставлен на учёт в детскую комнату полиции, и обрёл себе врага на весь оставшийся период обучения. А заодно и одноклассников, которые с тех пор повально меня возненавидели. Интересно, где была в этот момент Рождественская? Выходила покурить?

Собственные мысли кажутся мне невесёлой шуткой, от чего я растягиваю губы в улыбке. А Соня смотрит на меня выжидательно. Как будто реально ждёт, что я отвечу на её дурацкий вопрос.

– Да. Я всегда такой. И со всеми. Потому вставай и проваливай.

– Зачем ты так?

– Как?

– Я ведь тебе ничего плохого не сделала.

– А мы разве об этом?

– Нет. И всё же.

Она словно сомневается в том, что всё сделала правильно. А я мысленно едва не вою. Пусть уже оторвёт свою задницу от стула и вернётся к своим подружкам, с которыми они перемоют мне кости. Лишь бы только больше не чувствовать тонкий аромат её духов. Не смотреть на неё, понимая, что вот она – София Рождественская сидит рядом со мной и мы ведём вполне себе человеческий диалог.

Молчит, и я молчу тоже. Только встречаю её взгляд, теперь уже без желания отвести глаза. За эти бесконечные несколько секунд, кажется, между нами устанавливается какая-то связь. Демоны внутри меня рвутся наружу, к ней. Я так и вижу, как они прикасаются к её коже, оставляя на ней грязные отпечатки, которые она не сможет отмыть никогда. И сейчас мне хочется этого. Увидеть, как София Рождественская становится запачканной мною. У меня от этой картины едва член не встаёт, настолько острое возбуждение я испытываю.

А потом всё заканчивается. Она просто поднимается и уходит. Оставляя поднос с нетронутой едой на столе. Не возвращается к своим подружкам, просто выходит из школьного кафе и мне напоминанием остаётся только шлейф её духов. Который я жадно вдыхаю, раздувая ноздри.

Напрасно думал, что смогу оставаться в стороне. Соня – трофей для моих демонов. И теперь удержать их на месте будет крайне сложно.

Если не невозможно.

***

Обычно мне нравились уроки истории. Нравилось читать о когда-то существовавших цивилизациях, не сохранившихся до наших дней и оставивших после себя немало загадок; о великих правителях, вершивших судьбы мира, о легендарных сражениях… Все это завораживало. Обычно. Но сегодня совсем не получалось направить свои мысли на людей и события, случившиеся за Бог знает сколько времени до меня.

Сознание того, что за мной сидит Романов, заставляло чувствовать себя некомфортно. Наверняка он даже не смотрел в мою сторону, как обычно сидя в позе «ушёл в себя, вернусь нескоро», но спину все равно как-то неприятно покалывало. И то, что произошло между нами в столовой, никак не шло из головы.

Я чувствовала себя очень глупо. Что закономерно, ведь я выставила себя настоящей дурой, когда подошла к нему. И отчего только я вообразила, что с Димой можно нормально разговаривать? За те одиннадцать лет, что мы учимся вместе, это ещё никому не удавалось. Но было что-то такое, промелькнувшее в его взгляде, что заставило меня подумать…

– Отвечать пойдет… Рождественская!

Голос Нины Ивановны – негромкий, но твёрдый – нарушает ход моих мыслей, мигом напомнив о более серьезных проблемах, чем пославший меня далеко и надолго Романов. Блин! Так ведь и знала, что она меня вызовет. Очень уж давно этого не случалось. Теория вероятности во всей красе.

Кидаю последний отчаянный взгляд на учебник, в попытке прочесть и уловить хоть что-то, и иду к доске.

– Ну, давай, – говорит Нина Ивановна и я, растягивая, как только можно, те пару абзацев, что успела прочесть, начинаю рассказывать:

– В Греции мало плодородной земли. Там засушливый климат, нет крупных рек, поэтому создать оросительную систему, как в цивилизациях Востока, обладавших этим благом, греки не могли. Посему лишь в некоторых областях страны занимались земледелием. И по мере развития хлебопашества, почва стала истощаться. Хлеба перестало хватать на все население, численность которого все возрастала. А вот для садоводства и скотоводства условия были более благоприятные: греки издревле разводили коз и овец, выращивали виноград и оливки. Страна была богата полезными ископаемыми: серебром, медью, свинцом, мрамором и золотом. Но этого, к сожалению, было недостаточно для того, чтобы обеспечить всех средствами к существованию.

Зато у греков было еще одно богатство – море. Удобные бухты, многочисленные острова, находящиеся близко друг к другу, создавали отличные условия для мореплавания и торговли. Но чтобы воспользоваться этим, надо было овладеть морской стихией.

Замолкаю. Может, она этим удовлетворится?

Не тут-то было.

– Так, ну и что было дальше?

– Дальше… ну…

– Какой выход нашли греки в данной ситуации?

Да чтоб я знала, какой! Чувствуя себя припертой к стенке, понимаю, что иного выбора, кроме как сочинять на ходу, у меня нет. Либо молчать дальше, как партизан. В первом случае есть небольшой шанс – скажем, 93% из 100, что я придумаю что-то близкое к истине. Во втором случае вероятность сто из ста – получить полный неуд.

Оглядываю класс растерянным взглядом. Все смотрят на меня, в ожидании того, как я буду выкручиваться. Все, кроме одного человека.

Сама не зная почему, испытываю острое желание привлечь внимание Романова, заставить его поднять свою запирсингованную рожу и взглянуть на меня. Поэтому неожиданно говорю:

– Ну какой…In Vino Veritas. Винограда у них было много, наделали вина, напились, да забыли обо всем. Семь бед – один ответ. Русская народная мудрость.

По классу прокатывается волна приглушенных смешков. У исторички особо не забалуешь, поэтому смеяться в открытую никто не рискует. Дима наконец вскидывает голову, приподнимая свой опостылевшей капюшон с лица, и смотрит на меня. Сначала – удивлённо, потом – насмешливо.

Я испытываю что-то странное. Подозрительно похожее на триумф. Просто от того, что привлекла его внимание. Хотя по большому счету, гордиться тут нечем, ведь я снова выставила себя идиоткой. Бесплатный клоун на выезде. Заказывали?

В классе воцаряется тишина и я наконец вспоминаю об учительнице.

Нина Ивановна смотрит на меня ошарашенно. Ее извечные очки в простой металлической оправе сползли на нос, но она этого, похоже, даже не замечает. Весь ее вид говорит о том, что она не в состоянии поверить, что перед ней стоит одна из лучших по ее предмету среди всех одиннадцатых классов и несёт откровенную, возмутительную ересь.

Я тоже верила в это с трудом.

Очнувшись, она сказала:

– За знание латыни и русских народных пословиц – пять, за историю – единица. Итого – два. Садись, Рождественская.

Отлично. Добро пожаловать в клуб пятничных двоечников имени Димы Романова, Соня.

Проклиная все на свете, и себя – в первую очередь, возвращаюсь за парту. Мне уже неинтересно, смотрит на меня Дима или нет. Гораздо больше теперь беспокоит то, чем грозит мне эта двойка. Можно даже не сомневаться – в качестве наказания мама лишит меня компьютера как минимум на неделю. Она знает мои самые уязвимые места.

Мысль остаться без компа на долгий срок приводит в такое отчаяние, что становится страшно.

Невыносимо хочется домой. До такой степени, что сидеть на стуле спокойно никак не получается. Ловлю себя на том, что нетерпеливо ерзаю, без конца меняя позы. Это замечает даже мой сосед по парте – обычно флегматичный ко всему Илья – и бросает на меня хмурые взгляды. Но я в состоянии думать лишь о том, что нужно успеть так много до того, как мама доберется до дневника… хотя перед смертью ведь все равно не надышишься. Ещё одна мудрость, чтоб ее.