Страница 11 из 15
Может быть, ирония Трунёва связана с тем, что он знает другие, более действенные и масштабные выходы из сложившейся упаднической ситуации? Вот что он пишет, вернее – говорит стихами, выражая свое жизненное кредо: «атавизмов культуры не пряча, как бывает в присутствии дам / то красивую фразу смастрячу, то, не мешкая, руку подам». То смастрячу, то подам. Серьезная, многообещающая позиция настоящего поэта. Что такое «атавизмы культуры», кстати? Тусовка на вершине Гималаев? Возложение цветов с могилы Чаадаева на могилу Бродского? Пение собственных песен в тюрьмах для несовершеннолетних? И потом, где обещанная «красивая фраза»? Поэт-философ признаётся: «Творчество у меня сезонное, зимой пишу о зиме, весной о весне. Не очень-то люблю писать длинные стихи. У меня вообще плохо пишется. Вдохновения нет, есть тупая работа. Никогда не пишу с одного раза, долго шлифую. Думаю бросить поэзию: процесс мучительный, ибо “уснуть до рассвета мешает не сосед, а совесть”, а выхлопа никакого. А вот критику, рецензии я не брошу никогда». Похвальное решение. Критик продолжает: «Поэту нужно говорить, что он гениален, поскольку всякий, кто занимается творчеством, – эгоист. Для себя я круче всех, исключая Бродского». Это заметно. Потому с удовольствием говорю: Сергей, вы гениальны! Смастрячьте, пожалуйста, еще одну красивую фразу. И вдохновения не надо. Просто тупо поработайте, да и всё.
«Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв» – не про Трунёва. «Поэт в России больше, чем поэт» – тоже. По крайней мере, оба мировоззрения нашего критика не устраивают. Может, ему подойдет «гулливеровская прагматика»? Попробуйте написать что-нибудь и сделать, чтобы это принесло пользу людям. Остановите пожар взглядом, как Волошин; воскресите ребенка или хотя бы кошку. Заплачьте о лошади, как Ницше или Маяковский. Если не можете остановить стихами дождь, осушите лужу. Для этого вам не нужна никакая тусовка или связи в Нобелевском комитете. И если нет вдохновения, то можно и нахрапом, хоть это и не наш стиль. Гулливеров любят за легкость, за прекрасную непредсказуемость, что вовсе не противоречит взятой на душу ответственности. Кто мог предположить, что в результате возложения Ельцина в Мавзолей, проведенного в День России 12 июня 2011 года, в Эритрее началось извержение вулкана Дубби, расположенного в провинции Дэбуб-Кэй-Бахри, на южном побережье Красного моря? В связи с выбросом пепла из вулкана Дубби госсекретарь США Хиллари Клинтон вынуждена была в понедельник прервать поездку по Африке и вылетела из Аддис-Абебы на два дня раньше. По существу, мы спасли Африку от наветов и сглазов старой ведьмы, которая, после акта Моники Левински с ее мужем в Овальном кабинете, избрала смыслом своей жизни месть. Уязвленность и ненависть – плохие советчики для политика.
Наш уважаемый оппонент пишет: «Звучит заявленная Вадимом Месяцем позиция журнала амбициозно, опять же, высоколобо и в достаточной мере пафосно. В стиле поздних славянофилов, для которых наше нынешнее – это всегда предвестие чего-то грядущего, и всегда более масштабного, граничащего со вселенским: “Славянский ренессанс, обозначенный Милорадом Павичем, вполне может состояться на просторах нашей Родины. Способность нести обаятельную пургу, через которую тем не менее просвечивает святая и бездонная истина, – мерцает в нас от Гоголя до Курёхина”».
«Русский Гулливер» действительно призывал к масштабности начинаний, «сезонное творчество» – не наш стиль. Я призывал к написанию новой «Илиады». Известно, что именно поэмы Гомера стали основанием нынешнего европоцентризма, столь пагубно проявившегося через века то в виде геноцида цветных народов, то в форме нацизма, то – неолиберальных доктрин. Учитывая, что и «Одиссея» и «Илиада» не соответствуют исторической действительности (свидетельство Диона Хрисостома, раскопки и т. п.), мы нуждаемся в новом эпосе. Чем, собственно, я и занимаюсь, сочиняя «Норумбегу: мифы о северном будде Хельвиге». А мой соратник Андрей Тавров пишет легенды об Ахашвероше-Агасфере. Однако это детали. Вдохновенные уроки чистописания со стилем поздних славянофилов вряд ли связаны. Да и не знаком я с этим стилем. Я пишу, что славяне обладают хорошим чувством юмора и способны нести обаятельную пургу, – вспоминая Павича, Гоголя и Сергея Курёхина, с супругой которого Настей познакомился в возрасте четырех лет. Ничего против русского космизма не имею – отличная школа, поднимающая не только национальный, но и мировой дух, но здесь говорю о «гоголевском носе» и «курёхинском грибе». Философ против того, что «наше нынешнее – это всегда предвестие чего-то грядущего, и всегда более масштабного, граничащего со вселенским». Лично мне приятнее верить, что «завтра будет лучше, чем вчера», и все великие духовные книги на это ориентированы, и культура – в том числе европейская. Мне понятней такая позиция, хотя бы потому, что у меня есть дети.
Итак, оптимистического национального характера критик сторонится. Лишь бы не походить на поздних славянофилов. Однако когда я говорю об интернациональном характере поэзии и ее высокой религиозной сути, он опять – против. «Невозможно согласиться и с тем, что “поэзия сверхчеловечна и наднациональна”», – говорит он. Правильно, Ваша поэзия этими свойствами не обладает. А «поэзия действия», призывающая царей, спасающая от наводнений мировые столицы и инициирующая молебны за наших врагов и вчерашних палачей, – обладает. «Простите, но поэзия глубоко национальна и практически непереводима на другие языки, помимо родного», – продолжает Трунёв. И я с ним согласен. Разная бывает поэзия. И критику неплохо бы определиться, насколько он «глубоко национален» или, наоборот, чурается любого почвенничества. «Русский Гулливер» в этом смысле конкретен: идеология «глобального почвенничества» раскрывается у нас, как минимум, в двух книгах: «Норумбега» (НЛО, 2011) и «Поэзия действия» (ЦСЛ, 2011).
Другая загадочная мысль оппонента… Хм… С каких пор амбициозность начинаний и масштабность задач стала характерной чертой московской тусовки, о которой столь неприязненно отзывается ученый? Может, ему стоит поинтересоваться биографиями участников проекта, обратить внимание на географический диапазон авторов «Русского Гулливера» и «Гвидеона», не говоря уже об интенции «преодоления литературы» как таковой? Не социальной зависимости от литературного сообщества, а самой литературы… «Дух дышит где хочет». Вне зависимости от сезона и расположения в пространстве. В этом смысле лекция Сергея Анатольевича Курёхина о роли грибов в Октябрьской революции – высокая поэзия; возложение камней Будды, Моисея и Мерлина к американским военным базам, зданию госдепа и даче в Вискулях (Беловежская пуща), где было подписано соглашение о роспуске СССР, – тоже. Не удивлюсь, что утрата оригинала этого пьяного документа связана с действиями «Гулливера»: какой-никакой, но эффект все-таки достигнут…
В совокупности наша деятельность так и называется – «революция Русского Гулливера». А как еще? Такая вот перманентная революция. Абсолютно, кстати, бескровная. Лишенная как физического, так и умственного насилия. Нас не поняли? Что ж, будем объяснять. Мы нацелены на благо людей, презрение к бессмысленной тусе и производству словес. Мы изменяем мир к лучшему действием и словом. Достаточно ли подробно я объяснил суть «поэзии в действии»?
Поэтому так странно звучит обвинение другого критика «Гвидеона», опубликованное в 118 номере НЛО, Александра Уланова: «За стилевой нечувствительностью следует более опасная. Терпимое отношение к тоталитарности, если та не принимает совсем уродливых форм, как в гитлеровской Германии… …Точно такая же риторика обеспечила приемлемость фашизма для многих интеллектуалов 1920— 1930-х гг. Замечательно, что журнал не пожалел на это (публикация Э.Паунда) более чем 100 страниц в № 2. То, что это именно Паунд, сотрудничавший с режимом Муссолини, тоже наводит на грустные размышления… …История могла бы также напомнить, что именно из соображений борьбы с «духовной деградацией» сотрудничали с праворадикальными организациями в начале своего пути, например, Бланшо, Чоран, Элиаде, Поль де Ман. Однако те, кто смогли опомниться, сделали это еще до Второй мировой войны. А редакторам «Гвидеона» остается только пожелать, чтобы некоторые их надежды (на корпоративно-тоталитарном обществе) не сбылись». Эти пассажи принять за провинциальное недомыслие уже трудно. Это донос. По мнению критика, мы ждем и, как можем, приближаем приход фашизма. Как иначе понимать ход его мысли? Догадываюсь, что он рассчитывает на понимание «рукопожатной интеллигенции», но по-моему, несколько недооценивает ее образовательный потенциал.