Месторождение №3. Колыбельная

– Что ты с собой сделал?

Лют сидел совсем близко к буржуйке, где вовсю полыхало; воздух над печкой разогрелся до такой степени, что колыхал развешенные над ней полотенца. От моего вопроса особист на мгновение замер – а когда повернулся ко мне, то на его лице отражалось только искреннее удивление.

Я не стала дожидаться продолжения концерта.

– Ты пропал на несколько дней, сидишь в натопленном доме, не снимая парку, и у тебя ледяные руки. Надеюсь, ты не оставил где-нибудь шпильку?

Вместо ответа Лют задрал свитер, продемонстрировав торчащее из-за ремня деревянное облачко, и подначивающе улыбнулся.

– А просто замерзнуть я не мог, по-твоему? На улице минус сорок три, между прочим!

Я смерила выразительным взглядом расстояние от его коленей до раскаленной буржуйки. Не то чтобы я могла похвастаться идеальным глазомером, но больше полуметра там точно не было.

– Что ты с собой сделал? – повторила я.

Особист устало вздохнул и, вытащив из рукава парки правую руку, оттянул вниз горловину форменного свитера.

Сначала я даже не поняла, в чем дело. Показалось, будто черные нити форменной одежды зацепились за что-то, вызвав неслабое раздражение на коже. Потом, когда Лют оттянул свитер сильнее, я наконец рассмотрела оскаленную морду и когтистые лапы, аккуратно прикрытые прозрачной заживляющей пленкой.

На плечо особиста карабкался чернильный дракон – похожий на тех, что изображали на иллюстрациях к эльфийским легендам.

– Надо же, у тебя все-таки есть зубы! – удивленно сообщила мне Беляна.

От нее сильно пахло табаком и слабо – морозом, от Тайки – наоборот, и я, сморщив нос, вытряхнула собаку из комбинезона, никак не комментируя заявление особистки.

Положим, о том, что без разговоров выставила Люта вон, я уже жалела: по-хорошему, следовало сначала дождаться возвращения Беляны, а уж потом выгонять и без того замерзшего человека на мороз. Но мысль о милосердии пришла только с четверть часа спустя, когда особистка возвращалась с прогулки, а ее сменщик докуривал вторую сигарету, и звать его обратно не позволяла гордость.

Да он и не настаивал.

– Ты же понимаешь, что утром он все равно вернется? – поинтересовалась Беляна, снимая форменную парку.

– Понимаю, – вздохнула я. – Но к утру я как раз остыну и буду готова его выслушать.

Тайка издала какой-то странный тонкий звук и лизнула меня в нос, с виноватым видом вильнув хвостом. Я фыркнула, привычно вытерла облизанное о плечо и принялась снимать с нее кроссовки.

Беляна понаблюдала за этой идиллией – а потом все-таки открыла рот.

– «Готова выслушать»? Ты считаешь, что взрослый, самостоятельный мужик, на минутку, агент отдела МагКонтроля по особым поручениям, должен оправдываться перед тобой за то, что сделал себе татуировку? Ты ему кто?

Она дернулась назад, когда Тайка вдруг обернулась и наглядно, с соответствующим звуковым сопровождением, продемонстрировала, что у хозяйки, конечно, зубы есть, но собачьи клыки – все равно куда внушительнее. Я поспешно схватила ее за ошейник и глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки.

– Ты права, – помедлив, с усилием признала я. – Прости. – И спрятала нос в теплой собачьей шерсти на загривке.

Указывать Люту, что делать, а что нет, вправе только МагКонтроль. Уж никак не охраняемый объект.

А с ассоциативным рядом объекту нужно что-то делать. С чего вдруг я вообще вспомнила о моторе и чернильных венах на дне кровавой раны на груди?

Найден и Лют совсем не похожи. Найденыш чем-то неуловимо напоминал матерую, потрепанную жизнью рысь – сильными ногами, быстротой реакции и осознанием собственного превосходства, свойственным крупным хищникам. Лют ассоциировался скорее с куницей: юркий, худой, игривый – но вполне способный при необходимости переломить своей добыче шею.

Ему бы и в голову не пришло делать татуировку, чтобы больше походить на Найдена. С чего я вообще об этом подумала, когда выгоняла его из дома?..

– Перед Лютом извинись, – словно прочитав мои мысли, со свойственной ей безжалостной прямотой отозвалась Беляна. – А лично я готова простить тебя, не сходя с места, за горячий ужин.

Я подняла голову, соображая, в чем успела провиниться перед ней – и покраснела.

Выходной. Я испортила ей выходной.

– Пойдем, – неловко сказала я, кивнув в сторону домика. – И… дай свой переговорник, пожалуйста.

Тайка сочла, что уж первая-то половина фразы точно относилась к ней, и радостно припустила в дом, приготовившись требовать ужин. Мое смущение ее будто бы и не задевало вовсе – может быть, потому, что сама она всегда становилась совершенно бесстыжей, когда дело доходило до еды?

Беляна, во всяком случае, была с ней солидарна.

– Утром извинишься, – сказала она. – Звонки с моего переговорника только прослушиваются, а с твоего должны записываться. Поваришься ночку в собственном соку, глядишь, извиняться будешь искренней.

Я показала ей неприличный жест, особистка с готовностью ответила тем же – и пошла доставать кастрюлю из шкафа. Разумеется, чтобы жизнь не казалась мне сахаром, рта она не закрывала.

– Вообще говоря, будь мы где-нибудь в цивильном городе, я бы посоветовала тебе обратиться к психологу, пока не понадобился психиатр, – сообщила Беляна, звучно громыхнув крышкой. Я поспешно подхватила ее добычу, заодно повелительно указав на глубокую миску по соседству. – Ты постоянно не в настроении, срываешься даже на собственном сопровождающем, довела до истерики собственную собаку…

Я адресовала ей косой взгляд, намекая, что тут мне здорово помогли, но промолчала.

Хотен не раз говорил мне, что к жизни нужно относиться проще. Но у меня получалось еще хуже, чем у него самого.

– Но поскольку мы во Временном городке и в лучшем случае выберемся отсюда через полгода (а в худшем не успеем выбраться вообще), то мой тебе совет: заведи любовника, – невозмутимо закончила Беляна и вручила мне запрошенную миску.

– Это ты что, опять сватаешь мне Люта? – подозрительно уточнила я.

– Этот и сам себя сосватает без проблем, – фыркнула Беляна. – Нет, без разницы, кого. Я же не о спутнике жизни, а всего лишь о любовнике. Тут требований-то поменьше, и найти подходящую кандидатуру вполне реально даже в этой дыре. Впрочем, если сможешь найти себе какое-нибудь занятие для необременительного досуга, тоже сойдет.

Я вылезла из холодильного ящика с четырьмя яйцами и выразительно покрутила руками.

– Необременительного, – назидательно повторила особистка. – Прости, но даже я вижу, как тебя корчит от необходимости ежедневно готовить.

– Тогда зачем заставляешь? – поинтересовалась я.

– Исключительно из любви к твоим страданиям, – заверила меня Беляна, и я с трудом сдержалась, чтобы не запустить в нее парой яиц. Но она, естественно, ничуть не смутилась. – А насчет любовника или досуга – я серьезно. Не хотелось бы сопровождать тебя в специализированном заведении. Не то чтобы компания там сильно отличается, но кормят значительно хуже. Я не готова к таким лишениям.

– Ты знаешь, как вернуть мне веру в себя, – мрачно похвалила я.

– Разумеется, знаю, – непробиваемо отозвалась особистка. – Любовники в этом деле – первостепенное средство. Но там, к примеру, рисование или лепка тоже подойдут, если, конечно, у тебя руки из нужного места.

Судя по сочувственной физиономии, в мой поразительный художественный талант она верила еще меньше, чем я сама.

– В общем, мне без разницы, как, но отвлекись ты уже от работы, – поняв, что ее неверие не осталось незамеченным, раздосадовано потребовала Беляна. – Все равно вы топчетесь на месте, почему бы не расслабиться, а потом взглянуть на проблему свежим взглядом?

Что хуже всего, она была права – в своем бестактно-безжалостном стиле, но права. Десятичасовой рабочий день – отнюдь не залог успеха, как и семидневная рабочая неделя. После определенного момента, на грани выносливости человеческой психики, они дружно становятся синонимами скорого провала.