Я с тобой

Разбудило ее что-то странное. В черноте вспыхнул и расцвел белый шар, словно взорвалась маленькая бомба. Это было... красиво? Да, но не настолько, чтобы вывести ее из дремоты. Однако белый шар повторился, и на этот раз их было два. Они мерцали в темноте, постепенно угасая, они были яркими, и беспокоили, как зудящее место. Потом шаров стало три, после этого их количество увеличилось настолько, что они заняли все пространство вокруг нее, горели адским огнем. А после этого шары начали сменять друг друга и расцветать с ужасающей скоростью.

От черноты не осталось и следа, небо вокруг нее заполнилось ослепительно-белым до рези сиянием, а шары все продолжали взрываться и прибывать, толкая друг друга боками в черном небе. Они были похожи... На что они были похожи? Услужливая память немедленно подсунула ей картинку с дирижаблями времен блокады, белыми в черном воздухе.

И в ту же секунду рядом с ней оглушительно завыла сирена, а огромный серый дом, которого тут точно не было, осел в руинах на тротуар. Реализм картинки был зашкаливающим, и в ней было что-то ужасающе знакомое. Вику охватила паника.

«При артобстреле эта сторона улицы...» Когда она видела эту табличку? Почему сейчас пустой трамвай, подпрыгивая, слетел с рельсов и превратился в груду мятого железа? Кто это делает?

«...наиболее опасна». Фонарные столбы сломались как спички, пока взрывная волна несла вдоль по улице мусор и обломки рам, выбивая в воздух остатки стекол. Что за улица? Не узнать, смятая жестяная вывеска со звоном упала на кучу битых кирпичей.

Перемещаться в городе, который бомбят, было страшно, хотелось закрыть голову и заползти в какую-нибудь щель, но таких щелей оставалось все меньше, и Вика поняла, что это ковровая бомбардировка, та самая, когда не остается ничего целого на огромном куске земли. Откуда она про нее знает?

Но ведь здесь должны быть бомбоубежища? Бомбоубежище есть в каждом крепком доме у них в городе. Может быть, в этом? Нет, снаряд моментально раскурочил его как фанерную декорацию. Этот? Тоже нет, сложился, как карточный домик. Вот этот выглядит надежно, у него крепкие стены и толстая крыша, и даже бочка с водой в углу, все как положено, значит, можно заползти в угол, спрятать голову в колени и переждать.

Налет шаров казался бесконечным, стены дрожали, Вика скулила, ощущая каждый удар чем-то вроде спинного мозга, от которого вставали дыбом все нейроны, и скоро у нее не осталось никаких желаний, кроме одного - чтобы это все кончилось. Как угодно, чем угодно, только чтобы не слышать этих взрывов. Так было до тех пор, пока казавшаяся надежной стена дома неожиданно не осела, открыв Викиным глазам масштаб катастрофы. Сровнять с землей... Вот как это бывает.

Стало пусто и тихо. Сирены умолкли, тишина ударила по ушам как лопнувшая струна, и шары почему-то замерли в воздухе, огромные, в расчерченном лучами прожекторов небе, точно время остановилось. В этом беззвучии к ее ногам подкатился предмет, разбрасывающий искры, от которых пол немедленно начинал тлеть.

Зажигательная бомба.

Бомба была черной, тусклой, с белой надписью на чужом языке. От небольшого усилия зрения эти черточки встали на места, сложившись в надпись, знакомую ей по фильмам о войне, и Вика застыла на месте от ужаса.

Одна часть ее сознания, парализованная страхом, была цивилизованной и законопослушной, она хотела закричать и закрыть глаза, свернуться в клубок и умереть безболезненно а вот вторая... О наличии второй Вика даже не подозревала. Вторая часть нее от прочтения этой надписи издала низкое звериное рычание, ставшее для нее самой откровением - словно ничего хуже этой надписи в жизни ее еще не оскорбляло, ни бомжи, ни хамы-продавцы, ни даже Антон со своим подлым нападением. И в момент застывшего времени она могла выбирать, к какой части ей присоединиться.

Она вцепилась в зажигалку обеими руками и бросила ее в бочку с водой. Над поверхностью немедленно поплыл угарный шипящий след, бомба ушла на дно, как большая непонятная рыбина, теперь уже безопасная.

- Гитлер капут, - остервенело заорала Вика, разрывая плотную тишину и одновременно радуясь звуку своего голоса. - Но пасаран!

Словно в ее честь шары в небе рассыпались миллионами искр, похожими на салют победы. Вика даже не удивилась, что видит их разноцветными, салют ведь таким и должен быть? Они гасли, постепенно небо светлело, обретая черты офисного потолка, на котором горели лампы дневного света. Голубоватые. Желтоватые. Разные.

Она увидела свой собственный кулак, сжимавший простыню, насквозь промокшую от пота, катетер в вене, незнакомую женщину в халате, смотревшую на нее в упор, и порядком струхнула - в память прикатили события последних часов.

- Дон? - шепотом позвала она.

Дон молчал. Вика выдрала иглу из руки, села, вцепившись руками в край лежанки и едва не свалилась обратно - в голове мозг сделал обратное сальто. Это было неприятным чувством, комната вокруг нее поплыла, но она сумела достать ногами пол и даже утвердиться на нем, несмотря на кривизну пространства.

Врач протянула руку по направлению к ней, и Вике не понравились, совсем не понравились ее глаза, огромные и наполненные ужасом.

- Не походите, - предупредила она с угрозой в голосе. - Дон!

- Ничего не бойся, - шепнул он ей в голове. - Я с тобой.

- Не смей пропадать, - с облегчением ответила Вика. - Мне кошмары снятся. Куда ты меня притащил?

Он засмеялся, а женщина почему-то прижала ладонь к губам и заплакала. Вика уже открыла было рот, чтобы задать вопросы, которые роились у нее в голове, но в дверь громко и требовательно постучали.

11. Темная яма

- София Сергеевна! - позвал из коридора мужской голос. - Это Прокофьев, откройте.

Вика вопросительно взглянула на женщину.

- Заведующий, - негромко пояснила та. - Ложись обратно.

Вика послушно залезла на лежанку, пока София открывала дверь. Заведующий отделением Прокофьев оказался бородачом под два метра ростом, халат не сходился у него на животе, а на шее висел стетоскоп.

- Как ваши дела? - спросил он, подозрительно глядя при этом на Вику. - Мне уже доложили, я вызвал скорую помощь.

- Не надо было, - спокойно ответила врач. - Обморок от сотрясения мозга, кости в порядке. Госпитализация не требуется, только покой.

- Разберутся, - махнул рукой заведующий. - Главное, чтобы на нас это не легло, у нас тут не больница все-таки. Ну и покой там лучше обеспечат с уходом. А родня у нее есть?

Он говорил так, точно пациенткой была одинокая и немощная пенсионерка, и Вику это покоробило.

- Я не хочу в больницу, - сказала она громко. - Я домой пойду. Мне уже лучше.

Заведующий вытаращил на нее глаза так, как если бы заговорила раковина или кушетка, то есть предметы вовсе неодушевленные.

- Однако, - пробурчал он, и развернувшись в сторону Вики, тоже стал вдруг говорить громко и медленно. - Я такую ответственность взять на себя не могу, - при этом он указал на себя пальцем и помотал головой. - Мы вас отправим в больницу, а оттуда идите куда хотите, договорились?

Он даже рукой показал, как она сможет пойти из больницы домой, и Вика заподозрила, что он ее принимает за человека с отклонением в развитии или плохо слышащего. Интересно, почему? Не успела она дать ему понять, что вполне дееспособна, как в кабинет вошли два здоровых парня с носилками.

- Кого забирать? - спросил один.

Заведующий указал им на Вику, они подошли к кушетке, легко сняли ее за ноги и подмышки и уложили на свое приспособление. Она попыталась сесть, но парни толкнули ее обратно и подняли носилки в воздух.

- Это совсем лишнее, - возмутилась София. - Она в состоянии идти сама.

- Вы что, в самом деле! - прошипела Вика, ерзая на шатком каркасе носилок. - Я жаловаться буду! Дайте мне встать!

Задержать носильщиков у нее сил не хватило, голова продолжала кружиться, а тело вело себя так предательски, что у Вики закралось подозрение, что ее сначала избили, а потом привели в чувство капельницей. Синяков, правда, она на себе не нашла.