Страница 25 из 92
– Брать будете?
– В другой раз, – Виктория Ивановна торопливой походкой покинула магазин.
– Вниманию пассажиров! У стойки номер семь начинается регистрация рейса семьсот пятьдесят семь, вылетающего в Новосибирск.
– Наш рейс объявили, забирай чемодан, пошли на регистрацию, – командовал Ракул.
– Я решила задержаться! Сейчас только билет поменяю...
Глава 6
Зайдя в квартиру, Виктория Ивановна рухнула на диван и, обхватив руками голову, заплакала.
– А я говорю, что нужно было лететь... Нельзя тебя время упускать. Каждый день – на вес золота. Из отпущенного тебе по Перекладу году жизни, три месяца – уже тю-тю... – смиренно констатировал Ракул. – Зря ты из-за меня осталась. Теперь вот, жалеешь.
– Ни о чём я не жалею... Я просто боюсь. Вот и всё... Я вообще покойников боюсь, а как подумаю, что должна руку в гроб запустить да ещё стянуть что-нибудь... Дурно становится. И ещё нужно на похороны попасть... Как? К кому?
– Прими горячий душ, выпей тёплого молока и ложись спать, – приказал Вадик. – А мне телек включи.
Вича послушно дошаркала на уставших ногах до полки, на которой лежал пульт, и включила телевизор.
– Тело депутата Большовой и её дочери доставлено на родину. Завтра в здании городского концертного зала состоится церемония прощания с нашей заслуженной землячкой... Тело будет захоронено на центральном кладбище... – сообщил диктор новостей.
– Вот тебе и похороны! – усмехнулся Ракул. – Тело врага, так сказать, сможешь лично лицезреть, заодно и позаимствуешь что-нибудь.
– Не нравится мне всё это, – подытожила Вика и пошла в ванную.
В длинной очереди желающих проститься с депутатом Большовой никто не обращал внимания на одинокую поджарую старуху, держащую в руках букет белых гвоздик и время от времени еле слышно бурчащую себе под нос какие-то слова.
Посредине просторного фойе стояли два полированных гроба тёмно-коричневого дерева.
При виде восковой бледности мёртвых лиц Вике сделалось дурно.
– Можешь уйти, – понимающе предложил Ракул.
– Лучше скажи, что можно незаметно украсть, – пробормотала Виктория Ивановна и положила под язык таблетку валидола.
– Сейчас посмотрю, – пообещал Вадик. – Ты, главное, держись, в обморок не шлёпнись!
– Давай быстрей! Всего пять человек осталось...
По-видимому, Вадим удалился на разведку, так как в последующие десять минут его не было слышно.
– Порядок! – наконец прозвучал его довольный голос. – Возьмёшь серёжку... Левую. Я посмотрел, там замочек приоткрылся. Слушай и запоминай! Ты подходишь справа, кладёшь цветы, склоняешься максимально близко, обнимаешь, а когда целуешь в лоб, то правой рукой незаметно вынимаешь из левого уха серьгу. Поняла?
– Я не смогу склониться, я боюсь...
– Ну тогда... Чего приходили... Положи цветы, и уходим.
– Подходите, прощайтесь, – раздался голос распорядителя траурной церемонии. – Ну же, все хотят к гробу подойти...
Вича только сейчас поняла, что застыла в шаге от гроба и не может сдвинуться с места.
– Не торопите! – вступился за неё военный, стоявший сзади. – Видите, человек в почтенном возрасте... Может, сердце прихватило.
Распорядитель понимающе прикрыл глаза.
Вика, сделав над собой неимоверное усилие, склонилась на покойной. Белые кружевные простыни, чёрная бумажка на лбу, цветы – всё пахло каким-то сладким удушающим ароматом. Голова закружилась. Вике казалось, что все вокруг следят за каждым её движением.
– Давай! Снимай! – кричал Ракул. – Не тяни!
Робко протянув трясущуюся руку к уху покойницы, Темнова вздрогнула и ощутила на пальцах мертвенный холод, исходящий от Большовой. Мочка уха была словно пластмассовая. У Темновой никак не получалось пошевелить серёжкой и вытащить её из отвердевшего отверстия в мочке.
– Давай быстрее! – уже рычал Вадим. – Все смотрят! Сейчас заметят! Да что ж ты копаешься! Косорукая!
Одеревеневшими пальцами Вика дёрнула за серёжку.
– Да разве так воруют!
Елена Павловна Большова открыла глаза и резко села в гробу.
Вика заорала от ужаса и стала озираться по сторонам, но толпа словно застыла в немом молчании. Присмотревшись, Вича увидела, что присутствующие превратились в ледяные статуи с застывшим на лицах безразличием.
– Сама сниму, – объявила Большова. – Чтобы ты, девочка, себя не осквернила. И так перед тобой в долгу.
Покойница ловко вытащила серьги из ушей и протянула онемевшей Виктории.
– Держи! Я сейчас обратно лягу, а ты мне простынку поправь и венчик Царствия Небесного... Перекосилось всё! И ещё, когда к доченьке прощаться подойдёшь, то шепни ей, что прощаешь нас...
Вика не успела ничего ответить, как покойница снова лежала в гробу...
– С вами всё в порядке? – сердобольный военный взял её за локоть.
– Да, – облегчённо ответила Вича. – Сейчас венчик на лбу поправлю и простынку...
Дойдя до второго гроба, она без всякого страха и отвращения коснулась губами лба молодой покойницы.
– Спи спокойно! Я вас прощаю!
На лице умершей появилась светлая улыбка, а на душе Виктории Ивановны сделалось легко и спокойно.
Перед сном Вика переоделась в шёлковую пижаму, положив в карман золотистую кудель. По привычке посмотрела на себя в зеркало, но, не найдя зрелище приятным, тяжело вздохнула и легла в постель. Опуская голову на подушку – под которой спрятала серёжки депутата Большовой – она услышала, как в соседней комнате Ракул радуется забитому зенитовцами голу.