Страница 3 из 8
Здесь следует сказать о незаурядной языковой одаренности Нэша: он сумел извлечь максимум выразительности из английского языка, своего материала и орудия, которое он постоянно оттачивал и совершенствовал. Он – полностью в духе XX века – прозаизировал поэзию, вводя в нее неосвоенные слои лексики и бытовой фразеологии, пародируя канцелярский и псевдокультурный стили речи, высмеивая расхожие штампы. Он взрывал устойчивые словосочетания, подменяя ожидаемый компонент неожиданным, и выворачивал наизнанку цитаты и пословицы. Скрытые цитаты рассыпаны у него повсюду; на них построены названия многих стихотворений и почти всех сборников. Ориентируясь – не без иронии – на уровень среднеобразованного читателя, Нэш щедро сдабривал свой текст иноязычными словами и латынью. Он неутомимо путешествовал по словарям, посвящая стихи случайно обнаруженным редким словам (например, serendipity и velleity). Его могли вдохновить особенности местного произношения, правила образования множественного числа и даже суффиксы – все эти «филологические опыты» содержат тонкие наблюдения над законами живого языка. С конца 1950-х годов его стало особенно беспокоить засилье газетного жаргона, модных словечек и оборотов, безвкусных официальных эвфемизмов, предвестников нынешней «политкорректности» (например, «граждане пожилого возраста» вместо «старики»; повесть Хемингуэя он предлагал именовать «Гражданин пожилого возраста и море» – “The Senior Citizen and the Sea”), общий упадок языковой культуры, насаждаемая средствами массовой информации пошлость, убогость и малограмотность речи. Он написал об этом целый цикл стихотворений, печально констатируя: «Родной язык серьезно болен…»
Говоря о тематике творчества Нэша, стоит упомянуть любопытный указатель к его произведениям, вышедший в США в 1972 году. Он помогает ориентироваться в наследии поэта, который нередко давал своим стихам названия парадоксальные или пародийные, напрямую не связанные с содержанием: автор словно нарочно запутывал читателя, чтобы потом удивить его неожиданной концовкой. Среди постоянных тем Нэша присутствуют (выписываю подряд): дети, почта, поезда, родственники, проблемы преклонного возраста, медицина и болезни, театр, живопись, женщины, деньги, проблемы брака, реклама, торговля, гости, детская литература, бытовая техника, спорт, бабушки и дедушки, собаки, языковые штампы, война, карьера, лесть, рассеянность, банкиры, угрызения совести, правдивость, порнография, прогресс, университетское образование, трусость, многоженство, везение и невезение, красноречие, терпимость, политические партии, слава, кино, распределение богатства в обществе, любовь, налоги, жилищные условия, сон и бессонница… Перечень можно продолжать без конца. Вращаясь в кругу старых, общеизвестных тем, Нэш сумел сделать сотни открытий – при этом открытий таких, на которые, как мы думаем, читая его стихи, мы вполне были бы способны и сами, если бы… если бы обладали его талантом смотреть на мир свежим взглядом, подмечать и обобщать с безошибочной точностью и смешные черты характера, и все нелепости жизни, крупные и мелкие, которые мешают человеку жить по-человечески.
В 1953 году Нэш заметил: «Я убежден, что надо действовать так, как если бы до тебя не было написано ни строчки. То обстоятельство, что все, о чем тебе хотелось бы сказать, уже сказано другими до тебя и лучше тебя, оказывает на литератора парализующее действие, и остается только одно: полностью это игнорировать и считать, что ты живешь в первый день творенья».
В известном смысле творчество Нэша – расширенный автопортрет. В настоящем издании, как и в первом сборнике поэта на русском языке, вышедшем ровно 30 лет назад («Все, кроме нас с тобой», Лениздат, 1988[1]), стихи расположены в хронологическом порядке и в какой-то мере отражают эволюцию личности автора, то, как менялось его отношение к действительности, хотя в целом жизненные и творческие принципы Нэша оставались на редкость постоянными. На смену молодому озорству приходит мудрость, общий тон становится грустнее, и в последних сборниках немало серьезных и горьких вещей. Автора многое объединяет с героем: в молодые годы это поиски места под солнцем, попытки вписаться в существующую систему, мечта разбогатеть, позднее – житейские неурядицы, сознание своей беспомощности в бездушном, механизированном мире, страх перед болезнями, перед наступающей старостью… Но при этом сохраняется главное: незыблемая шкала ценностей и юмор, который помогает выжить.
Нэш во многом предугадал путь, которым в послевоенные годы пошли создатели знаменитых «законов Мерфи», «закона Паркинсона», «принципа Питера». Автор последнего, Лоуренс Питер, писал: «Что в этих законах пленило умы? То, что в каждом из них схвачена часть сложного человеческого опыта, и выражено это короткой, понятной, легко запоминающейся фразой. Почему они получили всеобщее признание? Потому что в каждом из них содержится некая основополагающая истина, верная для всего мира, независимо от различий в политическом строе, религиозных убеждениях или расовой принадлежности. Для этих законов не существует границ, разделяющих нации и культуры». Кажется, что все это сказано о Нэше.
Его рано оценили как незаурядного наблюдателя – с начала 1930-х годов он последовательно создавал панораму современных нравов. Нэш-летописец выступал одновременно и как простодушный обыватель, словно впервые заметивший несуразность и уродство общепринятого, – этакий новоявленный Кандид, потребность в котором литература испытывала всегда, – и как просветитель, пророк, проповедник, который призван наставлять и предостерегать, пускай шутя. В текстах Нэша звучат отголоски событий, происходивших в его стране и в мире. Он никогда не участвовал в политических играх, стоял, как был уверен, вне политики, но его убеждения достаточно четко выражены в стихах, отражавших – и осуждавших – приход к власти фашизма, империалистические притязания Англии, вечную междоусобицу республиканцев и демократов. Он был противником тирании и всякого фанатизма, а в последние годы все чаще думал и писал о бессмысленности и преступности войн. В одном из интервью Нэш говорил: «В узком плане я пессимист – многое из того, что я вижу вокруг, повергает меня в тревогу и даже в дрожь, но в широком плане я неисправимый оптимист». Его оптимизм упорно противился всем ударам, вера в здравый смысл и в силу слова не оставляла его до конца.
В упомянутом предисловии к однотомнику 1975 года Арчибальд Маклиш подвел итоги: «Нэш… изобрел новую форму, отрицающую все привычные категории и существенно изменившую читательское восприятие его времени. Он ввел читателя в дотоле не исследованный мир – мир банальных условностей современного города… Только теперь, когда мы можем окинуть взглядом все его творчество, мы понимаем, что́ он делал, на что́ посягал. Нынешнее поколение американцев лучше, чем кто-либо иной, может оценить смелость этого человека, обнажившего в своих комических двустишиях, скрепленных эксцентричной рифмой, несообразность всей нашей жизни. Сегодняшний читатель, я надеюсь, поймет, что Нэш, не будучи сатириком свифтовского толка, был снедаем тревогой за человечество и движим состраданием к нему. И может быть, в книгах Нэша читатель будет искать не столько смех, сколько слезы – и обнаружит там не зубоскальство, а любовь».
Из сборника
«Так много лет назад»
1931–1936
Порицание порицания
1
Тексты для издания «Пальмиры» заново отредактированы, в состав сборника внесены изменения и дополнения.