Страница 8 из 10
– Глупости, значит, – проговорила Септима и уткнулась в колени, тихо плача.
Только Джек никогда не делал девочке больно. У него были на то веские деревянные причины.
Творческий путь тернист, любому – даже самому талантливому музыканту – приходится проходить через бесконечный коридор критики. Кого-то это ломает, а кто-то продолжает путь несмотря ни на что. Но есть и те судьбы, которые поглотил страх. Они закрываются от окружающего мира и начинают писать только в стол.
Джек, а представь…
Прошла неделя. Септима вернулась к рутинным занятиям на фортепиано. Мисс Эмери стала чаще появляться в доме, где всегда играла музыка. Правда, кое-кто этому совсем был не рад.
– Септима, эту часть нужно играть плавно, легко и нежно. Повтори еще раз.
– Ладно, мисс Эмери.
Девочка сыграла несколько раз фрагмент из «Полонеза №1» Ференца Листа.
– Уже лучше, но этого недостаточно… – начала мисс Эмери.
Что интересно, Септима продолжала играть даже тогда, когда Виктория Эмери затягивала свои речи про успех и пути его достижения, но не из-за неуважения. Отнюдь, девочка была бы рада перестать играть хоть на секунду, но мисс Эмери велела ей не тратить время впустую.
– Ведь что главное? Идти шаг за шагом к успеху, преодолевая трудности, исполняя сложные произведения так, как их задумал автор. В дальнейшем ты, конечно, сможешь привносить свой фирменный почерк в композиции, но до этого еще далеко. Так что уясни, пока ты играешь так, как я говорю, пока ты выкладываешься и ни на что не отвлекаешься, тебя ждет успех, но стоит сделать шаг в сторону – и тебя ждет горькое поражение, – продолжила мисс Эмери.
О боже, в этом доме живут одни фортепианные фанатики, вы бы еще пентаграммы из клавиш раскладывали на удачу, – подумала Септима и улыбнулась.
Прошло два часа, Виктория Эмери ушла. Септима вздохнула с облегчением.
Наконец-то, я думала, она никогда не уйдет, – девочка прекратила играть и пошла к себе в комнату.
Несмотря на спартанские условия тренировок, Септиму грела мысль, что она может тайно сочинять музыку, играть ее для Джека и выступать в легендарном Колизее Септимы. Если бы не это, девочка давно бы сдалась. У любого музыканта должна быть причина, чтобы двигаться вперед, превозмогая сложности.
– Привет, Джек, – Септима выглядела такой уставшей, что казалось, вот-вот рухнет и уснет.
Стук-стук, – скромно зашумел стол.
– Да, мисс «играй только по нотам» меня совсем загоняла.
Джек задумчиво постучал ящиком.
– Полонез Листа с пометками мисс Эмери. Джек, она ненормальная, она пишет в партитуре над фрагментами произведения какие чувства испытывал автор. Но хуже того, она требует, чтобы и я их показывала в своей игре. Такой бред, я просто с ног валюсь.
Стук-стук-стук.
– Я не знаю, Джек. Какая разница? Это не мое дело.
Стук-стук.
– Да помню я, что обещала. Вот не начинай, хорошо же общались. Все, я спать, с тебя название для новой песни, ночью подумай, а то у меня уже наклевывается мелодический образ, – Септима рухнула на кровать.
Стук-стук.
– Нет, Джек, мы не будем заказывать пиццу.
Стол тихонько скрипнул.
– Что значит ты уже заказал? – невнятно пробормотала девочка и погрузилась в сон.
***
Из глубин тьмы послышались знакомые голоса:
– Твоя песня никуда не годится.
– Ты ничего не добьешься с такой посредственной музыкой.
– Даже «4:33»17 Джона Кейджа лучше твоих творческих потуг.
Септима выслушивала оскорбления и не могла ничего сделать. Ее руки были связаны цепью. Возле нее стоял фонарь, оставивший от Мелоди-стрит небольшой круг света, где находилась девочка.
Голосов становилось все больше и больше, тьма надвигалась. Когда свет погас, Септима перестала слышать себя. Ее окутал страх. Голоса приближались. И чем ближе они были, тем больнее становилось девочке. Она готова была закричать…
Стук-стук.
***
Стук-стук
– Что такое, Джек? Который час? – Септима открыла глаза и в полудреме взглянула на стол.
Стук-стук.
– Шесть утра? Зачем мне вставать в такую рань?!
Стол застучал ящиками.
Септима резко вскочила с кровати.
– Вот черт, чуть не забыла. Мисс Эмери меня бы пригвоздила к роялю. Спасибо, Джек. Я у тебя в долгу, мой деревянный северный друг.
Виктория Эмери имела много связей в академическом сообществе. Для нее не составляло труда получить специальное приглашение на концерт любого пианиста-виртуоза. Правда, нельзя сказать, что Септима любила такие поездки.
Вставать рано, лететь далеко, слушать одно и то же, за что мне это все? – думала девочка.
***
Септима и Виктория Эмери сидели в аэропорту в ожидании вылета.
– Мисс Эмери, а куда мы летим?
– Я разве не говорила? Хм… неужели запамятовала. Впрочем, неважно, в Лиссабоне проходит конкурс имени Вианы да Мотта. Тебе будет полезно увидеть, как соревнуются взрослые.
– Это в Португалии?
– Да. Привыкай, лучшие пианисты мира постоянно путешествуют.
– Да я привыкла, но хотелось бы хоть что-то посмотреть в этих городах, – грустно сказала Септима.
– Послушай, ты сейчас в таком возрасте, когда нельзя тратить свое время впустую. Пока ты смотришь на Эйфелеву башню, твои конкуренты практикуются. В итоге, ты терпишь обидное поражение и удаляешься от своей мечты, – Виктория строго посмотрела на девочку и продолжила свою, как ей казалось, праведную речь. – Знаешь ли, играть с ведущими оркестрами мира хотят сотни тысяч детей, не позволяй им занять твое место, иначе останешься ни с чем.
Но это не мое место, мисс Эмери, – подумала Септима, но сказала: «Хорошо, я постараюсь».
Если бы кто-то спросил Септиму «Чем отличается Япония от Португалии?», то девочка едва ли смогла бы ответить.
***
Национальная лиссабонская консерватория была помпезна как и все, связанное с академической музыкой. Септима и мисс Эмери заняли места в большом концертном зале. В центре сценической площадки стоял красивый черный рояль. Конкурс должен был вот-вот начаться. Пятью минутами позже на сцену вышел японец лет тридцати. Септиме он показался странным.
Мужчина осторожно подошел к роялю, сел на банкетку и начал играть.
Глаза Септимы широко раскрылись, она стала внимательно слушать. Звучал «Полонез №1», тот самый, с которым девочка должна выступить на ближайшем конкурсе в Сендае.
Музыка разливалась по залу всеми красками. Это было странно и звучало необычно, нехарактерно для строгих академических мероприятий. В композиции гармонично слились творческое «Я» пианиста и автора – Ференца Листа.
Ого, как дерзко! Эй-эй, полегче, такую игру здесь не поощряют, – подумала девочка и продолжила завороженно слушать.
Когда рояль затих, Септима встала и зааплодировала. Она выглядела глупо, потому что не выдержала строгую паузу и не попала в момент, когда можно начинать бить в ладоши, а когда нельзя. На нее все уставились, но девочке было все равно.
– Сядь немедленно, не позорь меня. Как ты могла вскочить с места. Септима, ты же знаешь, что в академической музыке все регламентировано. Финальный аккорд не успел затихнуть! Это неуважительно по отношению к музыканту и организаторам конкурса. Я уж не говорю, что это неприлично в высших слоях общества, – разразилась речью мисс Эмери.
– Простите, – смутилась Септима. – А кто это был?
– Это неважно, он все равно не участвует в конкурсе, просто открывал мероприятие.
– Но я должна знать, мисс Эмери.
Виктория вздохнула и с неохотой сказала:
– Нобуюки Цудзии – японский пианист, композитор, победитель конкурса пианистов имени Вана Клиберна.
– Понятно, но он как-то странно двигался по сцене.
– Потому что он слепой от рождения. Некоторые считают, и я в их числе, что этот аспект учитывается при оценке его игры.
17
Композиция является записью тишины. Джон Кейдж исполнял ее с оркестром.