Страница 98 из 162
— Прощайтесь! — сказал мужик с лопатой.
И глядя на этих суетящихся у гроба тепло одетых сгорбленных женщин, Еве стало невыносимо жаль и этих, многое переживших стареньких бабушек, и её тихо умершую в полном одиночестве тётку. Которую никто из родных, кроме Евы, которая и родственницей-то ей толком не была, не пришел хоронить.
Ева не боялась покойников. Целовать тётку в холодный лоб было не противно. Было никак, словно прикасаешься губами к холодному мрамору. «Спи спокойно!» — сказала она ей тихо. И так хотелось добавить: «Надеюсь, ещё увидимся!» Но они уже никогда не увидятся, поэтому она просто молча помахала ей рукой. Это «никогда!» своей окончательностью резало ей сердце острым ножом, и она больше не могла не плакать. «Прощай, моя милая добрая тётя, сама того не зная, подарившая мне лучшие воспоминания моей жизни! Ставшая ангелом, познакомившим меня с человеком, без которого я не знаю, как мне дальше жить!»
И она хотела сделать шаг назад, чтобы пропустить рабочих, но тонкие каблуки завязли в сырой глине, и она потеряла равновесие. Если бы не эти подхватившие её сильные руки, она упала бы в грязь. Но ей было так плохо, что было всё равно, кто её сейчас поддержал: рабочий с лопатой или беспокойный Роман. Но ей повезло, и, судя по тому, что она чувствовала себя на этой мужской груди как дома, — это было то самое единственное в мире место, где ей хотелось бы плакать. И когда застучали эти безжалостные молотки, заколачивая крышку гроба, она даже не пыталась сдержаться. Наверно, он гладил её по голове. Она честно не помнила, это было или ей показалось. Она помнила запах свежести, исходящий от него, но это был не парфюм, нет, скорее стиральный порошок. Она помнила, что свитер был мягкий, а грудь по ним твёрдая. Она помнила, что подумала, что от её косметики останутся пятна. Но гладил ли он её в тот момент, когда она так напряженно обо всём этом думала, она не помнила. Она слышала, что гроб начали опускать, но характерного удара о дно ямы не было. Она облегчённо вздохнула. Почему-то все очень переживают, когда гроб ставят неаккуратно. Она видела, как опять по очереди стали подходить к краю могилы старушки. Да, надо бросить горсть земли! Она развернулась. Но он не убрал свою руку. Она нагнулась, чтобы взять землю, он нагнулся вместе с ней, но её не отпустил. Она бросила липкую землю, он бросил следом. Она посмотрела на свою испачканную руку, достала пропитанный слезами платок, потёрла. У неё было две свободных руки, а он одной рукой держал её за талию. Поэтому она взяла и попыталась вытереть и его руку тоже. Он не возражал. «Неужели он думает, что я могу сигануть в эту могилу, поэтому держит?» — нашла она единственное разумное объяснение его так надолго задержавшейся на её талии руке. Он стал отходить подальше от могилы и аккуратно потянул её за собой. Она не сопротивлялась.
Бабки устали и замёрзли, она видела, как медленно, убирая носовые платки и поджидая друг друга, они пошли к машине. Она обратила внимание, что Роман, бросив на неё какой-то нервный взгляд, ушёл вслед за бабками. Она все это замечала, но чувствовала только Его тепло за своей спиной. Рабочие слажено махали лопатами. Он нежно прижал её к себе двумя руками.
Он не просто придерживал её или защищал, или грел. Он обнимал её в самом полном смысле этого слова. Она забыла, что надо дышать. Она боялась пошевелиться. Но он и не думал разжимать свои крепкие руки. Он прижался своей колючей щекой к её лицу. Она чувствовала его дыханье. Ей нестерпимо захотелось прикоснуться к нему. Она подняла руку, чтобы погладить его по щеке. Он чуть-чуть отвернул голову и, перехватив её руку, прижал к своим губам.
Рабочие стали ставить крест. Если бы они сейчас воткнули его в свежезасыпанную могилу вверх ногами, Еве было бы всё равно. Но рабочим было не всё равно, они никак не могли определиться с этим крестом, и ей пришлось показывать руками, как он должен стоять. Дэну пришлось её отпустить для этой пантомимы. Она смотрела, как по центру холмика поставили её пушистый венок, как качается на нём траурная лента. «Мир праху твоему!» — видела она, но эта надпись сейчас зазвучала для неё как-то по-новому. Рабочие вежливо кланялись ей и Дэну за её спиной, сделав свою работу, и уходили. Ну, вот и всё! Пора! Она повернулась, чтобы посмотреть, куда идти, но у Него оказались другие планы. Он мягко, но точно запрокинул её голову и уверенно и убедительно её поцеловал. У неё кружилась голова. Она отвечала, и он не останавливался. Он не прижимал её к себе слишком близко, поэтому она не могла с полной уверенностью судить о его намерениях. Но она готова была поклясться любым богам, что, если он положит её сейчас на эту свежую могилу как на постель, она не будет сопротивляться.
Судя по всему, сильно против этого был Роман. Он так нажал на сигнал в машине, что где-то в деревне залаяли собаки. Ева отстранилась. Она боялась посмотреть Дэну в глаза, она боялась того, что может в них увидеть. Но он держал её голову и ждал. И она решилась. Нет, ни смеха, ни жалости, ни превосходства, ни разочарования. Только вопрос. Нужен ли я тебе так, как нужна мне ты? О, да! Подпись. Печать. И она подтвердила свой ответ ещё одним коротким поцелуем. Опустила голову, и всё так же, не проронив ни одного слова, они пошли к машине.