Страница 97 из 162
Вот и станция! Конечно, чуда не произошло. Нелепо весёлый Роман шёл ей навстречу по перрону. Она понимала, что он ей рад, но не вправе была тратить сейчас свои силы на пустую вежливость. Она сухо поздоровалась и больше ни на что не реагировала. Было холодно, но она надела капюшон скорее по привычке. Она не чувствовала холода. Ноги болели от ходьбы в непривычной для них обуви, но она не чувствовала боли. Она не видела направление, не понимала расстояние, она знала только, что идет туда, где Он. Один единственный раз она посмотрела на плетущегося рядом с ней Романа, который без умолку бубнил о своих подвигах за вчерашний день, когда он сказал «доктор Майер». «Да!» — сказала она себе, и сердце её забилось ещё чаще. «Да, да, да, он здесь!» И ускорила шаг.
Его не было в вестибюле. Его не было на лестнице. Перед выходом на этаж она остановилась и, как перед выходом на сцену, настроилась, собралась и сделала этот шаг.
Если бы там была сейчас тысяча человек, она бы его все равно увидела. Но их там было всего двое. Он и главврач. Главврач увидела её первая, а он повернулся не сразу, словно нехотя. И главврач поздоровалась и пособолезновала, а он не спеша подошёл и из вежливости, видимо, просто постоял рядом. «Пусть! Пусть так!» — сказала она себе и вошла в комнату, где теперь, вместо радовавшейся Еве старушки, стоял гроб с её телом. Ей было жаль старушку и невыносимо больно за себя. Он вошёл в комнату и поставил к стенке её венок. И у неё не было больше сил, слёзы предательски заполнили глаза. Но какая-то старушка сказала:
— Отмучилась!
Ева посмотрела на усопшую, и ей стало стыдно, что она занята сейчас какими-то своими проблемами. В конце концов, она приехала на похороны. И она должна выполнить свою печальную миссию. Пусть всё же этот день будет посвящён светлой памяти тёти Зины. А свою пропащую жизнь Ева оплачет потом. И она честно думала о старушке, когда всех попросили выйти. Она вдруг почувствовала, что ещё жива, потому что стала волноваться перед этой поездкой на кладбище именно о самой поездке на кладбище.
Конечно, она видела его, снова стоящего у окна. И его лёгкая щетина, и чёрная водолазка, и эта длинная прямая чёлка, что падала с одной стороны на лоб, безумно ему шли. Она хотела запомнить их навсегда. Она не смотрела на него и ничего, кроме него, не видела. А потом он повернулся и сказал:
— Да вы не переживайте!
Да она и не переживала! И не красными пляшущими буквами дьявольского послания, а черным мелким шрифтом Times New Roman перед её мысленным взором возникли строчки из сообщения подруги: «Поздоровается, поговорит ни о чём из вежливости… а потом пойдёт дальше по своим делам». Ей даже стало смешно, как всё до нелепости просто.
И тут подошла главврач. Да, женщины определённо наблюдательнее мужчин! Наверно, из окна падал достаточно яркий свет, раз она спросила про Евины глаза. Да, папины синие глаза. Инопланетянин? В детстве она представляла себе отца, которого не знала, именно так. Даже забавно! Но надо было идти!
Он шёл рядом. И чтобы не думать об этом, Ева решила сосредоточиться на простых вещах, например, как переставлять ноги вниз по лестнице, чтобы не упасть, или как не удариться об косяк, проходя в дверь. Оказалось, это было совершенно ни к чему. Оттого что он просто был рядом, мир неожиданно перестал для неё делиться на части. Не было прошлого или будущего, не было других мест. Было только здесь и сейчас! И здесь и сейчас мир был полным, настоящим и удивительно прекрасным. Он просто был рядом, и это было так естественно, как дышать. Ей не нужно было думать, как дышать, и не нужно было думать, как переставлять ноги и как попасть в дверной проём. Ей было уютно, спокойно и радостно просто потому, что он был рядом.
Она даже не успела толком испугаться, что её засунут в кузов скорой помощи, когда Екатерина Петровна уже уступила ей своё место в кабине. Правда, слева от неё был сильно озабоченный ею Роман. Но нельзя же ехать без водителя! Зато справа от неё был Дэн. И это преображало и допотопную машину, и россказни водителя. Ева не прислушивалась к тому, что он говорил. Она чувствовала тепло ноги Дэна, которая плотно прижималась к ней в тесной кабине. Она чувствовала его дыхание и запах кожаной куртки, обтягивающей его плечо, которым он так старательно старался на Еву не давить. Она чувствовала, что живёт, и была счастлива.
Вот и кладбище! И свежевырытая могила, и суетящиеся с гробом рабочие мгновенно вернули Еву к осознанию того, что это тяжёлый день. Она разом вспомнила, как таким же холодным ноябрьским днем хоронили деда. Тогда всю дорогу до кладбища они шли пешком, народу было много, и их процессию сопровождал небольшой оркестр. Время от времени оркестр играл похоронный марш, и эта музыка раздирала в клочья душу. Ева тогда решила, что никогда и никому не хочет заказывать на похороны музыку. Пока оркестр молчал, родные ещё хоть как-то держались, но стоило только услышать первые аккорды этой бессмертной сонаты Шопена, и хотелось выть в голос от горя.
И хоть их сегодняшняя разношёрстная кучка скорбящих была мала, но похороны есть похороны, все переживали, а приехавшие старушки особенно. Ведь каждая из них видела на месте покойницы себя, и это придавало в их глазах происходящему дополнительный драматизм и важность.