Страница 32 из 162
— Я всё понял, брат! Только скажи мне, каким образом ты, мемо, смог войти в картину как чистокровный венет? ещё и побегать там. Ещё и не раз!
— Так я же не знал, что это картина! Для меня она — воспоминание, вполне себе рельефное, то есть проникабельное. Я так понял, что и бабка воспринимала его не как картину, а именно как поле, на котором она стоит в детстве. Может, она видела её в детстве, может, она даже в доме у неё висела, вот и запомнила. И стала думать себе в старости, что это воспоминание из её детства, что была она там на самом деле. Я ж объяснял тебе, память человеческая — странная штука. Оно и так было понятно, что воспоминание это не истинное, потому что, во-первых, сколько бы я ни шёл по этой дороге, что в одну, что в другую сторону, я никого ни разу не встретил. По идее оно должно было быть закольцовано, то есть куда бы я ни шел, должен был вернуться по этой же дороге назад.
— А сколько ты шёл?
— Самое большее около часа в одну строну.
— Здоровое, однако, кольцо! — подытожил Сеня. — А во-вторых?
— Во-вторых, и я понял это только сегодня, когда уже ехал к тебе. Там пахло хлебом! Не сеном, которое мы с Шейном решили принести бабке, чтобы как-то оживить её воспоминания. А именно хлебом! Я ещё думал, что, возможно, где-то рядом с полем пекарня, и этот запах тянет оттуда. И именно из-за запаха думал, что это поле пшеничное. Так пахнет наш обычный магазинный белый хлеб. Слушай! — почти заорал он. Арсений посмотрел на него с подозрением, но промолчал.
— Сеня, у этой бабки есть привычка нюхать хлеб! Вот откуда там пахнет хлебом!
— А курить хлеб у неё привычки нет? — на всякий случай уточнил попутчик.
— Я тебе о серьёзных вещах сейчас, между прочим, говорю, а ты со своими шуточками, — типа обиделся Дэн.
— Ты, вообще, сам-то понимаешь, как это звучит? Вот эти твои типа «серьёзные вещи»? — осведомился Семен.
— Понимаю! Короче, Сеня, она столовский хлеб, перед тем как откусить, всегда нюхает, ну, ты, короче, понял.
— Ну, типа, короче, да, — подтвердил он. Потом помолчал и добавил:
— Ещё пункты будут?
— Че? — не понял Дэн
— Ну, во-первых, во-вторых… В-третьих будет?
— А, Семён Семеныч! Да, будет! В-третьих, за этой девочкой так ни разу никто и не пришёл! И мне, дураку, надо было дождаться вечера! Вот я лопух!
— Согласен! — поддержал его друг.
— Мне надо было просидеть там весь день до вечера, чтобы солнце село!
— А смысл? Тебе вроде и так было понятно, что это всё не по-настоящему.
— А, ну да! Я просто пытался понять, просто это бабкин пунктик или воспоминание сфабриковано и навязано ей. Хотя если ей его подсунули, пытаясь выдать за настоящее, то смену дня и ночи предусмотрели бы всё равно, — говорил он вслух, но уже больше сам с собой.
— А пока ты там сидел с ней или ходил, чем девочка занималась? Так и стояла?
— Нет, она там играла, песенки какие-то пела, какие-то травки по дороге рвала, короче, вела себя как любая нормальная маленькая девочка.
— Только никуда не уходила, — добавил Арсений.
— Да, только не уходила. Но у меня опыта общения с маленькими детьми нет, мне она показалась обычной.
— И объясни мне ещё один момент. Что значит, бабке его подсунули?
— Ну, так психотерапевты делают. Блокируют какие-то воспоминания или, наоборот, находят в памяти место, где человеку было очень легко, комфортно, безопасно, и как только челу становиться совсем плохо, он отправляется в это место в памяти, успокаивается и так далее.
— А сфабрикованное? Это что?
— А вот сфабрикованное — это для нас, для мемо. Когда хотят скрыть какие-то воспоминания от нас, создают такую кладовку искусственно в том месте, где был проход.
— То есть это происки наших?
— Увы, да, — вздохнул Дэн.
— И кто может делать эти кладовки?
— Ну, те же психотерапевты, гипнотизеры…
— Азуры? — добавил Арсений.
— Азуры, — подтвердил Дэн.
Арсений смотрел на Дэна многозначительно и нетерпеливо помахивал рукой вверх, как дирижер, показывая, что петь надо выше. Он ждал от него догадки, озарения.
— Что!? — тупо спросил Дэн, ничего не понимая.
Арсений махнул рукой.
— Что-что? А то, что ты работаешь с одним из них.