Страница 49 из 54
– Не было государственной измены! – воскликнул мистер Амос, его лицо приобрело бледно-лиловый оттенок.
Граф Роберт – или, скорее, простой Роберт Браун, кем он, похоже, являлся на самом деле – стал того же цвета, какого становился Кристофер, когда прикасался к серебру.
– Отрицаю измену! – сдавленно произнес он. – Я говорил Амосу, что не собираюсь продолжать его притворство. Я сказал ему сразу, как только женился на Антее.
Моя сестра, которая явно пыталась не заплакать, открыла рот, собираясь заговорить, но миссис Хэвлок-Хартинг просто неумолимо повернулась к одному из представителей закона.
– Запишите. Тесдиник-старший и Браун заявляют о своей невиновности.
– И я невиновна! – прорыдала графиня – если она и не плакала на самом деле, то отлично притворялась. – Я ничего этого не совершала!
– Как и я, – сказал мистер Амос. – Всё это какая-то сфабрикованная…
Он замолчал и попятился, когда через Салон проплыл красный резиновый мяч. Добравшись до мистера Амоса, он принялся яростно прыгать перед ним вверх-вниз.
– Ошибка, – закончил мистер Амос, глядя на мяч с таким видом, словно его тошнит.
– Минутку, – Габриэль де Витт поднял ладонь и шагнул к прыгающему мячу. – Что это?
– Призрак, монсиньор, – ответил один из королевских чародеев рядом с мистером Амосом.
– Он говорит, его убили, сэр, – приглушенно и потрясенно добавил второй.
Габриэль де Витт поймал мяч, взяв его обеими руками. В Салоне царила мертвая тишина, пока он стоял, изучая мяч, а его лицо становилось мрачнее с каждой секундой.
– Да, – произнес он. – Действительно. Призрак женского пола. Она говорит, доказательства убийства можно найти в библиотеке. Сэр Саймон, будьте так добры сопроводить этот несчастный призрак в библиотеку и принести мне доказательства.
Он передал чародею мяч. Сэр Саймон кивнул и, выходя из комнаты, пронес мяч мимо мистера Прендергаста.
– Это не имеет ко мне никакого отношения, – объявил мистер Амос. – Вы должны понимать, все вы!
Он умоляюще протянул руки. Проблема состояла в том, что все были так потрясены и испуганы присутствием призрака убитого, что никто не воспринимал мистера Амоса всерьез. По мне, так мистер Амос походил на низенького грушеобразного пингвина, когда горячо продолжил:
– Вы должны понять! Я действовал исключительно ради Столлери. Когда мой отец, граф Хамфри, умер, Столлери было разорено. Сады запущены, крыша проваливалась, и мне пришлось заложить всё, чтобы заплатить имеющемуся у нас персоналу, и они в любом случае были второсортными неряхами. Это разбивало мне сердце. Я люблю Столлери. Я хотел, чтобы оно было таким, каким должно быть: хорошо управляемым, восстановленным, красивым, полным действительно почтительных слуг. Я знал, на это потребуются миллионы. Я знал, на это потребуется всё мое время и энергия. Я знал, на это потребуется магия – специально направленная магия, магия, которую, к вашему сведению, я сам изобрел и тайно установил в погребе! И чтобы заработать денег, мне нужен был контроль над погребом. А единственный человек, контролирующий погреба – это дворецкий, так что, естественно, я стал дворецким. Вы должны понять, мне пришлось стать дворецким! Я заплатил молодому актеру, чтобы он занял мое место – в те дни мы с Рудольфом Брауном были довольно похожи…
– Да, и ты выгнал собственного брата – моего мужа, – вдруг горько произнесла моя мать, – чтобы он не мешал тебе. Хуберт так и не оправился после этого.
Мистер Амос уставился на нее с таким видом, будто только что вспомнил о ее присутствии.
– Хуберт был вполне счастлив, управляя книжным магазином, – сказал он.
– Вовсе нет, – парировала моя мать. – Книжный магазин был моей идеей.
– Вы упускаете из виду две вещи, граф Амос, – вставил Габриэль де Витт. – Во-первых, возвышение вашего друга-актера означало, что вы обманываете короля, что является изменой. И, во-вторых, ваша попытка восстановить Столлери изначально была обречена на неудачу.
– Неудачу? – произнес мистер Амос и, подняв руку, обвел ею Большой Салон, гостей, канделябры, красиво раскрашенные потолки, золотые кресла и диваны. – Это вы называете неудачей?
– Неудачей, – повторил Габриэль де Витт. – Вы должны были заметить, что остальные здания, построенные на этом разломе вероятности – все без исключения, – являются пустыми руинами. Этот разлом вероятности – вроде сливной ямы. Рано или поздно он превратит Столлери в такие же руины, сколько бы магии вы ни использовали, сколько бы денег ни вложили. Подозреваю, на его содержание с каждым годом уходит всё больше денег… А, вот и сэр Саймон вернулся.
Габриэль де Витт отвернулся от мистера Амоса, на лице которого появилось выражение недоверчивого ужаса, когда сэр Саймон прошагал мимо юристов и чародеев. Конечно: на этом этаже он мог зайти в библиотеку через балкон и обернуться за несколько минут. Сэр Саймон подошел к Габриэлю де Витту, держа в одной руке резиновый мяч. В другой руке у него болтался мой фотоаппарат.
– Вот и мы, монсиньор, – произнес он. – Жертва заявляет, что убийца лишил ее жизни, поймав ее душу в этот фотоаппарат.
Мгновение я не мог дышать. Клянусь, мое сердце перестало биться. Потом оно резко заколотилось вновь, стуча в ушах, пока всё не стало серым и расплывчатым, и мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Я вспомнил, как оставил фотоаппарат на книжной полке, когда у Кристофера начались судороги. Я вспомнил, как вспышка ударила в лицо той ведьме, когда она начала накладывать на меня чары. И я вспомнил тот необычный журнал, иллюстрированный плохими рисунками. Не фотографиями – рисунками. Ведьма происходила из мира, где никто не осмеливался делать фотографии, поскольку это заключало душу в фотоаппарат. Я был убийцей. И я подумал, что в итоге действительно заработал себе Злой Рок.
Я смутно слышал, как Габриэль де Витт говорит:
– Я вынужден попросить задержаться всех присутствующих – либо в этой комнате, либо в Банкетном Зале со слугами. Я, мои люди или полиция должны опросить под чарами правды каждого.
Немалое число гостей запротестовало. «Я должен выбраться отсюда!» – подумал я. Осмотревшись, я понял, что нахожусь совсем близко к служебной двери. Меня оттеснили к ней, когда заходили люди с Габриэлем де Виттом. Пока Габриэль де Витт говорил:
– Да, это действительно может занять всю ночь, но речь идет об убийстве, мадам.
Я начал медленно и осторожно пятиться к этой двери. Я пятился, когда еще больше гостей принялись протестовать. Когда я добрался до двери, Габриэль де Витт говорил:
– Приношу свои извинения, но справедливость должна восторжествовать, сэр.
Я продолжал пятиться, пока дверь за мной не открылась – совсем чуть-чуть. Затем благодаря тому, что мистер Амос так много тренировал меня входить и выходить, я сумел взяться за дверь и выскользнуть за нее. Я позволил ей, закрываясь, прижать кончики моих пальцев, чтобы она не стукнула, и мгновение постоял, надеясь, что меня никто не заметил.
– Там Габриэль де Витт, да? – прошептал кто-то.
Я дернулся в сторону и увидел прижавшуюся к стене рядом с дверью Милли. Она выглядела почти такой же перепуганной, каким я себя чувствовал.
– И дом полон полицейских, – сказала она. – Помоги мне выбраться отсюда, Конрад!
Я кивнул и на цыпочках пошел к служебной лестнице. Я сказал себе, что Милли испугается гораздо больше, если я сообщу, почему мне необходимо выбраться отсюда еще более срочно, чем ей. И, когда она последовала за мной, я только прошептал:
– Где в основном находятся полицейские?
– Собирают всех горничных и кухонный персонал и отводят их в Банкетный Зал для допроса, – прошептала она в ответ. – Мне всё время приходится прятаться.
– Хорошо, – сказал я. – Тогда, возможно, нам удастся выбраться через подвал. Можешь сделать нас невидимыми?
– Да, но они чародеи, – прошептала Милли. – Они нас увидят.
– Всё равно сделай.
– Хорошо.