Страница 85 из 105
Барон вцепился в холодный окорочок с такой жадностью, что Адель не сдержалась:
— Видимо, после того, как вы расплатились с бывшими женами и сожгли замок, от вашего состояния ничего не осталось, а тут еще ваш друг из Преисподней на вас обиделся... И давно вы попрошайничаете еду по старым знакомым? Я вам с собой еще хлебушек дать могу, а вот ночевать оставить — никак, извините. Репутация, приличия и все такое...
Засмеялся с набитым ртом:
— Неужели у вас хватит бессердечия выкинуть меня ночевать на улицу в такую погоду?
— Ну хорошо, хорошо, я дам вам денег на переночевать в трактире.
— А что мне одна ночь? Завтра тоже будет лить дождь...
— Вам не кажется, что вы обнаглели?
— Это я-то? Собственная жена хочет выгнать меня на улицу, под холодный осенний дождь, из дома, который, между прочим, она снимает на мои деньги!
— Да знаете что?! — вскочила Аделаида.
— Что?! Что?!
— Да вы вообще... обманули, натравили на меня демона и теперь попрекаете той незначительной денежной компенсацией...
— Незначительной?!
— Вы преступник! Многоженец!
— А вы — поскольку наш с вами брак недействителен — распутная, падшая женщина, сбежавшая из отчего дома с первым встречным... У вас даже нет никакого документа, никакого свидетельства нашего брака...
— Отдай мясо, негодяй! — Адель схватила тарелку, но барон успел выхватить оттуда второй окорочек с ловкостью бродячей собаки.
— Подавитесь на здоровье! — гостеприимно пожелала художница.
— Не смей отнимать у меня мою законную пищу! Даже не разогретую, кстати! Твой муж вернулся, женщина! Требую еду, вино, согретую кровать...
— Еду могу! Чего изволите? У нас, у художников, все есть! Мышьячку не хотите? Гляньте, какой красивый! — Адель схватила со столика с красками кожаный тюбик, помаранный желтым, ткнула под баронов нос.
— Хотите меня отравить? — сжимая окорок, как дубину, медленно надвигался, заставляя Аделаиду отступать к стене. — Кормите мужа, как собаку, вчерашними костями, непрестанно ругаетесь и ворчите... Придется вас наказать...
— Денег у вас уже нет, сейчас и бороды не станет! — предупредила Адель нервно, уже касаясь стены лопатками. В последний момент метнулась в сторону — и барон успел шлепнуть ее чуть пониже спины...
— Ай! Да как вы... Свинья! В трактире служанок будете... так... — окончательно осатанела Аделаида. — Вон из моего дома!
— Так выгоните меня, — спокойно, даже не думая отойти от размахивающей кулаками Аделаиды.
— Вы что... Что вы делаете? Какого черта? Уважения у вас ко мне никогда не было, но хотя бы благодарность какая-то? Какого черта вы обращаетесь со мной, как с девкой трактирной? Что сказала бы Доротея, если б узнала, что вы обнимали другую женщину? Любви вашей это не мешает?
— Доротея не узнает, — мгновенно серьезнея. — Ничего не скажет.
— Как так? Почему? С ней что-то случилось?
— Надеюсь, нет. Когда я уезжал, все было благополучно.
— Так, давайте поговори серьезно и по существу. Зачем вы сюда приехали?
Он вздохнул, положил наконец несчастный окорочек обратно на тарелку, неторопливо вытер руки, прошелся по комнате, коснулся накидки на мольберте в центре комнаты... Аделаида подскочила, ударила по рукам:
— Не смейте касаться моих картин! Отвечайте на вопрос!
Поднял серьезные глаза:
— Я и Доротея... мы расстались. Барон д’Анвен мертв. Баронесса д’Анвен жива...
— Ничего себе... — пробормотала Адель. — А почему?
Он снова заходил по комнате.
— Это сложно обьяснить... Или просто. Когда я женился, мне было девятнадцать лет. Она была моей первой женщиной, первой любовью... Чем-то необыкновенным в моей довольно-таки размеренной и скучной жизни, посвященной науке. А потом прошел месяц... два... Я был такой дурак, такой фантазер, я успел идеализировать и нашу любовь, и Доротею... Понимаете, а она оказалась обычной девушкой... Я рассказывал, что меня волновало, а она не понимала, не хотела слушать... Оказалась глупей, чем я думал, понимаете? Проще, приземленней. Восторженность сошла на нет, а без восторженности я тогда не мог. Чтобы просто наслаждаться обществом красивой, веселой жены, как любой разумный человек... мне нужна была особенная. Асмодей нашел мое больное место.
И столько лет... Чувство вины оказалось лучшей пищей для любви, чем даже счастье. Но теперь... Она счастлива, смеется, уже не помнит, что с ней случилось, обьятий демона... А того мужчину, в облике которого Асмодей к ней пришел, помнит, я видел... Грустит иногда, расспрашивала меня о нем осторожно... Но чаще весела, хочет поехать в столицу...
А я к ней даже прикоснуться не смог... как к женщине. Уязвимый, глупый ребенок. Чувствую жалость, ответственность, потребность защищать... и больше ничего.
Слушайте, я столько лет пытался искупить свою вину... Не знал ни дня покоя, иногда почти уже думал — свихнусь... И вот, она жива, здорова... Что же, я и теперь не могу позволить себе счастья? До конца жизни? Она баронесса д’Анвен, ее мать счастлива была узнать, что дочь жива... Богатая, красивая вдова, окруженная любящими родственниками... Ну вот... — развел руками, смотрит выжидающе.
— Значит, вы расстались, — повторила Аделаида тихо, про себя. Ей требовалось время, чтобы осознать и принять эту новость. Прошлась по комнате, отхлебнула уже холодный кофе. — Ну что ж... Что ж... Значит, можно вас поздравить со свободой...
— Я приехал за вами, — повторил барон с нажимом.
— Ага... Одна жена в монастыре, другая за морем, первая наскучила... Логично, остается требовать ночлега у меня...