Страница 70 из 105
На пальце у каждой блестело обручальное кольцо. Они собрались в зале, четыре напряженные, настороженные женщины в белом, враждебно разглядывающие друг друга, и Аделаида, которую разбирал истерический смех.
Демона барон одолел, как насчет четырех жен?
— Милый, что здесь делают все эти женщины? — Доротея, со слезами в голосе. Она похожа на свой портрет. Детская невинность и манерная томность опытной искусительницы. Растрепанные кудряшки сниспадают ниже пояса, пухлые губки горестно искривились...
— Я требую обьяснений! Немедленно! — кажется, ее зовут Тереза. Не первой молодости, лет двадцать девять — тридцать. Длинное лицо, тяжелый подбородок, серые холодные глаза с опущенными вниз кончиками. Высока, слегка полновата, каштановые волосы собраны в пучок удивительно аккуратно даже после лежания в гробу, только один маленький завиток скользит по длинной полной шее. Во всем ее облике какая-то строгая мрачность — выпрямленная спина, вздернутый подбородок, поджатые губы, даже ворот белого платья плотно застегнут до самой шеи.
— Оглянись, красотка! Ты в гареме! — рыжая захохотала. Самая красивая из всех, самая невероятная. Зеленые, дикие, горькие, цвета полыни глаза, огненная грива в беспорядке по плечам и спине, тонкая вуаль веснушек подчеркивает удивительную тонкость, правильность черт, на губах размазанный кармин помады — как кровь. Аделаиде она, единственная из всех, понравилась — ей всегда нравилась и красота, и странность.
Одна японка оставалась тиха, внешне хрупкая и безобидная, как отравленная шпилька. Кажется, она была старше всех присутствующих — вокруг глаз и губ уже сплелась легкая сеть морщинок, на тоненькой шее пролегли две глубокие борозны удушительницы-старости...
— Кто вы такая и почему вы находитесь здесь? В моем доме не место сомнительным женщинам! Себастьян! — Тереза.
— Милочка, а с чего вы собственно взяли... — рыжая так уставилась своими невероятно-яркими глазами Терезе в лицо, что та не выдержала — отвернулась. — С чего вы взяли, что это — ваш дом?
— Да как вы смеете... Я — баронесса д’Анвен!
— Представьте себе, я тоже!
— Что?!
— Позвольте представиться, дамы, — рыжая присела в безупречном реверансе. — Флориана д’Анвен, третья супруга барона д’Анвен, как я полагаю, всеи наи горячо любимого...
— В твоих устах, милая, даже слово «любовь» звучит, как грязное ругательство, — поморщился барон. Он переводил взгляд с одной на другую и на лице его читалась растерянность. — Дамы, прошу вас всех к столу, я должен сообщить вам кое-что важное.
— Подожди! Я не сдвинусь с места, пока ты не обьяснишь мне, откуда здесь взялась эта женщина! Ты говорил мне, что твоя прежняя жена умерла! Ты лгал мне, Себастьян! Как ты мог?!
Аделаиде остро захотелось бросить в Терезу чем-нибудь тяжелым. Резкий, режущий голос пульсацией боли в больном зубе дергал ее и без того растревоженные нервы, а еще эта дамочка называла его Себастьяном! И на ты! И так требовательно, властно! Адель никак не могла приучиться называть его по имени, робела почему-то, а эта!
— Себ, она говорит, что она — твоя жена? Что происходит? Себ, мне кажется, я схожу с ума...
— Милая, все хорошо. Ты — моя жена. Я сейчас все обьясню. На, выпей воды. Пиррет! Вино!
Он склонялся над Доротеей, приобнимал ее за плечи, говорил так мягко, так ласково, как Аделаида еще ни разу от него не слышала...
— О Господи! Меня обманули! Это чудовищный обман! — восклицала Тереза.
— Сядь! Все сядьте! И замолчите! Немедленно! — заорал барон. — Ты куда? Я сказал — сядь!
Он схватил рыжую за руку, толкнул к столу.
Позади что-то упало и разбилось со стеклянным звоном.
Поднос в руках кухарки, как оказалось.
— Госпожа... Покойная... И еще одна... госпожа... — пролепетала Пиррет заплетающимся языком и плавно осела на пол рядом с подносом.
— А чтоб тебя... Адель! Принеси вино! И нюхательных солей!
— Это твоя новая горничная, милый? — проворковала рыжая.
— Я художник, — с неожиданным для самой себя спокойствием сказала Аделаида. — Я рисую чудеса. Обязательно нарисую вас на костре.
И ухромала. Не сразу нашла вход в тот самый винный погреб. Она слишком мало успела изучить замок. Двигалась как во сне каком-то, продиралась сквозь мрак, паутину, вздрагивала — ждала удара в спину. Почему-то этот поиск показался таким мучительным и долгим приключением, что Аделаида и барона, и тех четверых возненавидела по-настоящему.
— Где ты столько ходишь? Где бокалы? Нюхательные соли?! — по возвращению набросился на нее Себастьян. Он с трудом удерживал вопящую Терезу, которая колотила по его плечам кулаками:
— Негодяй! Негодяй!
Доротея рыдала, Флориана хохотала, японка скромно молчала, выпрямившись на стуле и чинно сложив маленькие ручки на коленях.
— Идите вы туда сами... — пробормотала Адель и уселась рядом с японкой.
— А-ааа! А-ааа! — раздалось от двери. Старуха-домоправительница оглядела их всех выпученными глазами, и, вопя что есть мочи, убежала вверх по лестнице.
— Молчать! — заорал барон, отвесил Терезе звонкую пощечину. Та ахнула, схватилась за щеку.
— Сядь! Доротея, милая, выпей вина. Сейчас ты все узнаешь.
— Ну! Говори! Я схожу с ума! — провсхлипывала чернокудрая.
— Адель! Приведи сюда Терезу!
— Она ж тут сидит!
— Другую! Домоправительницу!
— Идите вы туда сами... — вновь пробурчала Аделаида, но зачем-то покорно поднялась. Старушка стояла под дверью, крестилась, дрожала...