Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 105

— Жена должна ухаживать за своим мужем, — сказал барон, торжественно вручая Аделаиде губку. Девушка старательно отворачивала голову от голого мужа, чувствуя, как горят щеки. Сегодняший день сломал что-то в ней, даже любопытство художника испуганно молчало.

Обняла ладонью его шею, примеряясь. Сейчас, обнаженный, под ее руками, он казался менее опасным, но Аделаида эту шею и двумя ладонями едва могла бы охватить, а уж ощутимо сдавить сквозь слой мыщц...

Впрочем, как папа говорил: «Кто сильно старается — у того получается»...

Когда плечи стали болезненно-красными, барон не выдержал, отнял губку. Подцепил Адель рукой, выволок из-за своей спины.

— Руками мой!

Аделаида неохотно положила раскрытую ладонь на его горячую кожу. Под пальцами упруго билось сердце. Ей пришлось так наклониться, что ее грудь, обтянутая тонкой тканью сорочки, уже намокшей, почти касалась его лица. Торопливо, одним размашистым движением намылила, попыталась отстраниться — удержал. Положил мокрую руку на ягодицу, сжал — получил кулаком по запястью:

— Сидите смирно!

— Вы мне приказываете?

— А-аааа!

Мир перевернулся, горячая мыльная вода плеснула в лицо, шаталась, готовясь опрокинуться, ванна — Аделаида сидела у барона на руках.

— Отпустите меня немедленно!

— Вы все еще мне приказываете?

— Пожалуйста, отпустите меня!

— И с чего вы взяли, что просьбы вам помогут?

— А что поможет?!

— Ничего. Нет спасения от исполнения супружеского долга...

Аделаида забарахталась, забила ногами — ванна все-таки под ее визг перевернулась, некоторое время они, ушибленные, поскальзываясь и ругаясь, пытались встать. Барону это удалось первому, он рывком поднял Аделаиду.

— Вы умудряетесь перевернуть вверх дном все!

— Ну знаете ли, в вашем случае перевернуть — значит поставить в правильное положение!  И мне в жизни столько не перевернуть, сколько у вас надо!

— Вот как? Ну а вы попытайтесь... — прижав к стене, задирает до пупка облипшую бедра сорочку, просовывает руку между плотно сжатыми бедрами. Противно хлюпает под ногами вода...





— Я не могу... — шепнула Адель. Мысли и силы сопротивляться тонули в черных колодцах его очей. Осталась только паника. Прикосновения жгли раскаленным железом. Он был человеком из старой часовни, склонявшимся над ящиком с какими-то непонятными, пугающего, уродливого вида инструментами и спокойно говоршим что-то о пытках, он был рычавшим безумцем, жгущим собственные руки раскаленным прутом — не тем, вчерашним грустным рассказчиком, загадочным волшебником, красивым незнакомцем, за которого Аделаида выходила замуж — нет! Пережитый ужас никуда не делся, впечатался в кровь, затаился, уверенный, что хозяйку вот-вот снова решат убивать. Обьятия мужа казались железной хваткой палача.

Она так дрожала, что даже барон это заметил.

— Что не так?

Вопрос настолько возмутительный, что у Аделаиды нашлись силы зарычать. Что не так!

Смотрит в лицо внимательно, отодвигает с ее щеки налипшие пряди.

— Вы меня боитесь?

Адель молчала, постукивая зубами, как загипнотизированная, не в силах оторвать взгляда от его лица

Качает головой, подхватывает на руки, ногой распахивая дверь, вытаскивает из нагретой купальни в холод коридорных сквозняков, с визгом отшатываются служанки, Марта и та высокая, чьего имени Адель до сих пор не узнала. Аделаида тихо скулит, закусывая костяшки пальцев, горячей волной краснея до самой шеи — это в каком виде они оба! Перед прислугой!

— Что вы делаете...

Тащит по лестнице — в свое логово! Где тьма! Аделаида царапала его плечи, стараясь вырваться — даже не вздрагивает, а она еще думала, что ей по силам с ним драться, по силам отстоять свою жизнь! Выдрала прядь волосин из бороды, нащупала зажмурившееся веко, подумала вонзить ногти, но не решилась.

Тьма, которую Адель ненавидела, навалилась, оглушила. Аделаиду опустили на что-то мягкое. Во мраке высветилась ладонь. Сотни алых искр вспыхивали на ней, как светляки ночью в разбитом пне.

Ладонь прижалась к стене, оставив горящий отпечаток, нерешительно замерла в воздухе... и начала размашисто рисовать.

Аделаида смотрела, затаив дыхание. Она узнала алой светящейся пылью прочерченный ковш Малой Медведицы и изогнутый силуэт Дракона. Отец научил видеть их когда-то давным-давно в детстве. Кассиопея, Дева, Волопас... но имя большинства фигур осталось загадкой.

А ладонь уже рисовала какие-то непонятные завитки, переливчатые завихрения, и в алые искры вплетались золотые, синие, зеленые, белые...

— Звезды... — шепнула Аделаида. В темноте горели звезды, смутно освещая обнаженного человека у стены. Он стянул с пальца зеленоватым гнилушечным светом мерцающий перстень, как и вчера, положил в шкатулку и выставил за дверь. Неторопливо подошел, встав коленом на кровать, наклонился над Аделью.

— Так чего вы боитесь?

Завел ее руки вверх, сжал запястья, удерживая, и Аделаида еще сильнее ощутила себя пленницей. Растянутой на пыточном столе, беспомощно ожидающей действий палача, дергающейся от его неторопливых примеривающихся прикосновений — барон погладил ее щеку, отвел назад упавшие на лицо волосы, провел пальцем по губам... Сердце колотилось, как сумасшедшее, Адель дрожала все сильнее, но... она бы уже не назвала это чувство страхом...

— Этого? — выдохнул в губы. Поцелуй был почти необходимостью. Чистейшим родником красного огня, жгучими ручейками растекавшегося по жилам.

С трудом отстранился, наклонился, целуя шею, прокладывая дорожку к ложбинке груди. Закусил сквозь рубашку сосок: