Страница 48 из 105
— Вы ведь хотели попробовать себя в роли хозяйки?
Это было чудовищно скучно. Управляющий приволок кипу бумаг с циферками и скрупулезно отчитывался мерным тягучим голосом по каждому акру земли, по каждому проживающему в баронских землях крестьянину. Адель разобрала только, что во владениях барона две деревеньки — одна из сервов, другая из свободных, и еще, что барон, кажется, несколько мошенничает с уплатой королю налогов, причем последнее — больше по интонациям и намекам (управляющий даже спросил Себастьяна шепотом «Уместно ли, чтобы уши госпожи слушали столь... хм...»), чем по рассчетам и пояснениям.
Месье Симон был худ, невысок и усат. Его необычайно аккуратный темный костюм, уложенная волосок к волоску, тщательно напомаженная темная шевелюра и медленная, важная манера речи выдавали человека крайне педантичного, занудного, и, как ни странно, скользкого. Во всяком случае, у Аделаиды он вызвал неприязнь, хоть и рассыпался в восторгах «какое дивное украшение привез господин в наши земли». Слишком уж взгляд у месье жесткий, холодный, а комплименты скорее вызывают желание прикрыть декольте шалью. «Смазливая. Незначительная» — говорила его мимика и Аделаида особенно остро чувствовала себя не-хозяйкой. Барон, обращавшийся к управляющему не то, чтобы пренебрежительно, но с прохладцей и на «ты», сразу же повел в свой кабинет, Адель подумала, что мама обязательно пригласила бы гостя к столу, или воды хотя бы предложила по такой-то жаре... Но Аделаида не была госпожей и потому гостеприимство выказать не посмела...
***
— Не уходи.
Снова кровавая струйка вина льется в его любимый узорчатый кубок. Аделаида мягко отнимает, отставляет подальше. Осторожно проводит ладонью по густой черной шевелюре, шелковистой на ощупь. Толстые волосины в солнечном блеске горят синевой. Так мало нужно, чтобы хотеть остаться рядом, несмотря ни на что. Всего лишь это короткое «не уходи». Даже немного унизительно.
— Вы недорассказали мне вчера, как вы начали собирать свою библиотеку...
— Тебе это действительно интересно?
— Мне все о вас интересно. Но чем больше вы рассказываете, тем больше тайн появляется... И вы слишком горды, чтобы жаловаться, а я же вижу, что вам сейчас нехорошо...
Он издал смешок.
— Горд? Вот уж что у меня давно отняли!
Взяв руку Аделаиды, разглядывает так тщательно, будто хочет запомнить, или прочесть что-то в линиях...
— А давайте просто уедем из этого замка? Что вас тут держит? Ненадолго... Куда-нибудь к морю... Здесь тяжело дышится... И вы сами говорили, что здесь слишком много вспоминаний...
— Не поможет, — сказал барон грустно. — А впрочем... пусть все будет, как ты хочешь... Я устал...
Притянул к себе, уткнулся лбом в бедро.
— Видишь ли... От меня ничего не зависит. Да, я лодка, захваченная океаном. Рыбак может пытаться спастись, но играть он вынужден по законам погоды. И главный всегда океан... Стихия... Я думал, что могу стихией управлять, а оказался просто в лодке, и, что самое худшее — не один... Просто игрушка, которая пытается бороться с кукловодом, вот кто я... Слабый человек, Аделаида. У меня нет права даже защитить близких мне людей. Я рад, что отец и брат далеко. Я выгнал отсюда всех слуг, которые были со мной в детстве... Терезу не удалось...
«Я спасу вас» — мрачно думала Аделаида. — «Я еще не знаю, что для этого нужно сделать, но я вытащу вас на берег. Обязательно.»
— Так расскажите мне, — попросила она вслух. — Расскажите мне больше. Быть может, разделенные на двоих, воспоминания станут легче...
Он натужно, скрежещуще засмеялся.
— Да черт бы с ними, с воспоминаниями! Люди прошлого — вот что страшно. Они всегда становятся на пути наших самых лучших поступков будущего... Ну, достаточно уже говорить об этом, — резко отстранился, поднялся.
— Меня вы тоже не прогоните, — сказала Аделаида. — Я никаким нечистым вас не отдам!
— Не говорите так.
— Я всегда буду бороться за вас и с вами. Вы можете мне доверять, — повторила Адель.
— Замолчите! — резко прикрикнул барон. Покачав головой, добавил мягче:
— Аделаида... У меня иногда случаются приступы меланхолии и тогда я произношу мрачные речи о тщете всего сущего... Не обращайте внимания. Будьте хорошей женой, пока сможете. Но только ничего не обещайте...
— А я не могу так. Не могу жить только сегодяшним днем. Мне обязательно нужна уверенность. Надежда.
— Этого я не могу вам дать. Простите.
— Ну а я вам дарю, — упрямо сказала Аделаида.
Он, отвернувшись, прошелся по комнате, встал у окна — единственного в доме незакрытого окна, уставился куда-то вдаль, на темнеющий вдалеке лес. Адель подошла, стала рядом.
— Больше всего на свете я люблю смотреть. Даже не рисовать. Просто смотреть. Мир кажется постоянным только при мимолетном, невнимательном взгляде. На самом деле он каждый миг другой. Дома я могла смотреть часами — на снег, или как колышутся травы, или на играющего Босю, так что домашние пугались моей неподвижности и начинали тормошить. Я людей часто пугала, когда начинала на них неотрывно смотреть. Крестьянки прятали от меня лица детей и начинали креститься, чтобы защитить себя от сглаза...