Страница 26 из 105
Небось, слуги уже перемывали косточки новой хозяйке, а тут такой повод... Адель забралась в свою комнатку, мечтая никого не видеть, но пришлось вызвать Марту и отправить на поиски чернил и бумаги. В спаленке, к негодованию Адель, уже успели похозяйничать. Шторы! Тяжелые, бархатные, мерзейшего черного цвета, ободрать которые удалось только через минут пятнадцать старательного пыхтения. Под подоконником на белой побелке свежим красным с желтоватым ободком, как кровь, обнаружились какие-то непонятные закорючки, по три штуки, каллиграфически выписанные!
Тут Аделаиде стало по-настоящему страшно. Вспомнилась рука барона в крови. И это видение в зеркале...
«Или я схожу с ума и он тоже болен, или тут действительно творится какая-то чертовщина... Даже не знаю, что хуже!»
Осмотрев комнату, такую же надпись нашла на стене у самого порога. Никакими разумными аргументами эти кровавые надписи не обьяснить! Стены давили, сквозь узкое окошко виднелась только узкая полоска неба, Адель чувствовала себя зверьком в западне. Что же делать?!
Вернулась Марта. Аделаида попыталась скрыть свою тревогу от служанки. Уселась за письмо, попросила девушку остаться в комнате. Если родителям отправить несколько зарисовок, это скорее убедит их, что у дочки все хорошо, раз нашла время и силы рисовать. Заодно можно попытаться обаять и расспросить девушку. Друзья в таком месте лишними не бывают.
Вначале она болтала о незначимом — сравнивала местность, в которой выросла, с этой, расспрашивала о соседях... Марта, хоть и настороженная, кажется, была из тех людей, которым поболтать всегда в радость, даже мимолетно призналась, что в замке «всегда народу мало, и поговорить-то не с кем». Рассказала, что гостей тут никогда не бывает, с соседями его милость не общается, даже с братом предпочитает встречаться в столице.
— Сними чепчик, — вдруг потребовала Адель.
Коса у этой некрасивой крестьянки оказалась на редкость чудесной — толстенная каштановая, с красноватым отливом, чисто вымытая, распущенная, упала на лицо тяжелыми волнами, скрыла изуродованную кожу щек, как-то подчеркнула пухлые, резко очерченные губы. Лоб без чепчика высокий, белый, почти чистый.
— Поверни голову, вот так... Значит, ты говоришь, слуг в замке мало?
Марта поведала о конюхе барона, том самом, который сопровождал его в поездке, запомнился Адели молчаливостью и угрюмостью. Болтали, пришел он к его милости с некоей просьбой, о мести даже, за семью свою, якобы, а взамен остался служить... О самом бароне девушка говорить боялась. Уклончиво заметила, что его милость часто отсутствует, тогда главный по имению — некий «хитрец» Тьерсен, управляющий, а в самом замке — старуха Тереза, баронова бывшая нянька, и тот самый конюх. Сам барон любит уединение. Много времени проводит в лаборатории, «алхимичит», слуги туда заходить боятся. Бывает в плохом настроении, и часто. Но, в общем, не обижает и платит исправно. Про бывших жен — ни слова, хотя Адель спросила почти в лоб. Заметно боялась. Краснела.
Увидела рисунок — ахнула:
— Это я?!
Любовалась, не в силах из рук выпустить. Недоверчиво:
— Красивая...
Краснея, очень робко, решилась попросить. Адель с тяжким вздохом махнула рукой:
— Забирай! Постой! Я прошу тебя показать мне весь замок и двор.
Она не знала, что делать. Явный испуг служанки вкупе со случившемся в купальне и кровавыми письменами на стенах довел ее почти до паники.
Или сумасшедший, или дьяволово отродье. А как еще это можно обьяснить?
Сбежать, пока не поздно? А куда?
К родителям вернуться? Они-то не прогонят, защитят, но это значит и подставить их, и опозорить... Нет, только не это.
Да и что сказать-то им в свое оправдание? «Он посмел не быть в восторге от моего присутствия в его жизни?»
«Испугалась видений в зеркале, черных штор, и вообще, тут плохо кормят?»
Страшно принимать решение. Уходить в неизвестность без возможности возвращения, без права на прощение... Безумный шаг. Ни один человек на свете не понял бы, не одобрил бы сбежавшей от мужа жены. Родные не в счет. Те же Моро будут осуждающе качать головами и сплетничать за спиной, а то и дочкам запретят общаться... Впрочем, у родителей ее быстро найдут и попытаются вернуть...
Податься в странствующие художники? Украсть у барона мужскую одежду... Немного красок, набор пастели и бумагу она прихватила из дому, до предсвадебного скандала мама предусмотрительно подготовила ей в дорогу кошель с монетами, еще и приказала: «мужу не говори!»
М-да... На большой дороге опасностей едва ли меньше, чем в замке...
Родители любили поучительно пугать их с Бьянкой ужасами большого и жестокого мира за порогом, словно заклинанием, невидимой чертой отделяя их дом и сад, маленький островок добра и покоя...
«Что я знаю о нужде, о боли? Об отчаянии? О том, как самостоятельно зарабатывать на хлеб?»
Отец продавал ее картины, но ее никогда не интересовала вся эта возня, разговоры с заказчиками, договоры с гильдией художников... Звонкие блестящие монетки появлялись будто бы из воздуха, сыпались с холста, порою за небрежные, грубоватые наброски больше, нежели за картины, месяцами с любовью выписываемые...
Аделаида решилась на последнюю попытку стать хорошей женой. Ведь она действительно повела себя, как пастушка. Взять, к примеру, старших мадемуазель Моро — разве можно представить Элис или Энни в таком положении, в каком недавно очутилась Адель? Представить, чтобы одна из них набросилась на супруга с табуреткой? О, они там, в купальне, наверняка бы смогли держать себя по-другому. С достоинством. Наверняка смогли бы внушить уважение прислуге. Они держались бы с бароном так важно и церемонно, заговорили бы о чем-то таком, что заставили бы его сменить тон, они гораздо лучше вжились бы в роль хозяйки замка... Права мама — не предназначена Аделаила для семейной жизни, слишком «вольно» воспитана. Мама часто вздыхала: «Ни один муж не потерпит, а уж не дай Бог свекровь...»