Синяя Борода, или Художница и Чернокнижник

В их семье не было запретных тем. Чего греха таить — родители посплетничать любили, и дочерей никогда не оберегали от «неподобающих приличным девушкам знаний». Наоборот, считали, что чем больше девочкам известно об этом грешном и несправедливом мире, тем для них лучше. Поэтому вся подоплека отношений между мужчинами и женщинами для Аделаиды давно не была тайной, как и различия в строении их тел — отец купил для их домашней библиотечки томик «Анатомия человеческого тела в таблицах», которым очень дорожил. Адель часто заглядывала внутрь, когда рисовала армии скелетов и вооставших из гроба мертвецов с отваливавшимися мыщцами — она любила так шокировать Бьянку и мадемуазелей Моро.

Надо было как можно скорей отправить домой письмо. Страшно и представить, как там волнуются! Только Адель и написать его-то было нечем, а выйти из своей комнаты она не осмелилась, сидела тихо, как мышка, от внезапного стука в дверь подскочила на кровати. Затаилась.

Снова стук.

— Госпожа, его милость за вами послал...

Всю жизнь в этой комнатушке не просидишь. Надо храбро выйти навстречу опасности, другого пути нет!

Рябая служанка с блинообразным лицом властно сказала:

— Господин велел проводить вас.

— Как тебя зовут? — спросила Адель.

— Марта, госпожа.

— Марта, а ты давно здесь работаешь?

— С семнадцати лет, как батька помер. Его светлость взял меня и брата в услужение... — настороженно.

— Тебе нравится здесь работать?

— Да, госпожа, — после секундной паузы.

— Барон — строгий хозяин?

— Да, госпожа... то есть... его светлость любит, чтобы его распоряжения хорошо выполнялись...

— Марта, а ты знала прежнюю жену барона?

Девушка долго молчала, прежде чем ответить.

— Я у ней горничной служила, — наконец неохотно сказала она.

— Она была красивее меня? — спросила Адель не то, что хотела, игривым тоном.

Служанка почему-то даже засмеялась.

— Нет, ох, нет! Она-то! Да простит меня Бог... Это та, которая до нее, была хороша, ох и хороша, да уж так зла!

— Отчего они умерли?

Служанка резко умолкла. Покраснела даже. Выдавила наконец неохотно:

— Так... по-разному... Вот... пришли... его милость велел...

Посреди небольшой комнаты на беломраморном полу стояла медная ванна, в которую еще одна служанка, уже немолодая, очень высокого роста, сейчас подливала из кувшина воду. Ванна располагалась рядом с камином, напротив огромного, до пола, зеркала в позолоченной бронзовой оправе. На низких столиках были разложены какие-то флакончики, мыло в серебряных мыльницах, куски ткани...

— Как любезно с его стороны... — процедила Адель сквозь зубы, не решив, как к этому относиться — то ли действительно как к любезности, то ли как к попытке отмыть «пастушку». Неоднозначный он человек, этот барон.

Служанок Аделаида отослала. Не привыкла раздеваться перед посторонними, не знатная госпожа, чай. Долго стояла перед зеркалом. Худые ноги, ребра видны все , маленькая грудь торчком, светлые волосы едва прикрывают шрам под правой лопаткой, какие-то ссадины на руках, синяк у колена — Адель вечно умудрялась на что-то натолкнуться, или в кустарник такой залезть, что и без кожи можно выбраться, или с дерева сверзиться...

Пастушка!

«Ну и пусть» — думала Аделаида мрачно, погружаясь в теплую воду — «Он-то кто? Разве на благородного человека похож? Странный он... Иногда на сумасшедшего смахивает... Что же с нами будет дальше?»

Она не чувствовала себя дома. Гостьей, которая однажды может уехать. Как бы неразумно это ни звучало... С самого начала она никак не могла заставить себя относиться к своему замужеству серьезно. Хотелось надеяться на лучшее. Хотелось не упустить этого человека. Но в глубине души прекрасно осознавала, что брак этот может стать большой неприятностью, как азартный игрок при всей надежде на выигрыш понимает, что может потерять все.

И вот... Он даже вежливым не пожелал быть. В первый день после свадьбы. Вместо хоть каких-то ободряющих слов — насмешка. Что будет дальше? Это ведь — на всю оставшуюся жизнь. Этот человек и этот дом. Роковой проигрыш — вся жизнь. Возможно — недолгая. Отчего-то же умерли его прежние жены?

Она не была готова. На подобные безрассудные браки с подозрительными типами при подозрительных обстоятельствах обычно решаются те, для кого прежняя жизнь — отчаяние. Или по безумной любви. Прихоть и неуверенный страх за близких — не та причина. Она не была готова к несчастьям. Ни к положению ненужной и нелюбимой жены, ни к пожизненному заточению в этом темном, скучном замке, ни к чему-то похуже...

Да она и к любви-то его не была готова. Дверь в комнатку свою не зря на задвижку закрывала, лежала, прислушиваясь... Разделить ложе — это почему-то казалось чем-то гораздо необратимей и серьезней церковного венчания. Как будто все еще легко повернуть вспять, расторгнуть все «да», и все клятвы...

Интригующий, манящий... чужой. У него тяжелый взгляд. Понравиться такому человеку сложно, а разочаровать — легче легкого. Если бы у Аделаиды было хоть немного больше веры в его симпатию — она вела бы себя тихой мышкой, каждое слово бы взвешивала из страха его неудовольствия. Есть люди, «люблю» которых может стать тяжким бременем, Адель этого еще не знала, но уже чувствовала.

Как бы неразумно это ни звучало... Она раздумывала о бегстве. Не то, чтобы вот прямо сейчас, но если супружеская жизнь станет уж слишком неприятна...

«Как это странно — не знать, где завтра ты очутишься. На дороге в одежде странника без крыши над головой, в гробу рядом с прежними женами или где-нибудь в местном обществе на балу?» — подумала Адель, мимолетно взглянула в зеркало...