Страница 85 из 96
Да, рассчитывать мы могли только на себя. И, как оказалось, на кое-кого еще.
Даже в редком лесу одинокие домики – редкость. А уж чтобы часовня – и вовсе явление уникальное. Старая, почерневшая от времени и непогоды, осевшая и покосившаяся, поросшая мхом и лишайниками до самой черепичной кровли, с растущей на крыше травой и молодым деревцем, пустившим под стрехой корни, она выглядела заброшенной. Да, собственно, таковой и была.
Она стояла посреди поляны и выглядела несколько растерянной – если такое слово применимо к неодушевленным предметам. Справа и слева от нее, одни дальше, другие чуть ближе, находилось несколько строений. Две провалившиеся полуземлянки, какая-то сараюшка, что-то вроде остатков ограды и то, что при известной доле фантазии можно было счесть за остатки навеса.
– Монашеская обитель, – негромко промолвил пра Михарь, спешиваясь. – Тут вряд ли жило больше четырех-пяти человек.
Мы наткнулись на эти развалины ближе к вечеру. Какое-то время пробирались по следам человека, уведшего Брашко – следы волочения тела в лесу трудно скрыть. Но потом они пропали, так что еще версты две мы пробирались просто, следуя выбранному направлению.
– А что с ними могло случиться? – я спешился следом, озираясь по сторонам. Смерть, если тут и была, то уже довольно давно.
– Все, что угодно. Мор, чума, голод… Да просто старость. Все люди смертны, даже самые благочестивые. А тяжелый труд и плохие жизненные условия способны свести в могилу любого даже раньше срока. Старики умирали. Новой смены, чтобы передать дела, не предвиделось. Последнему старцу было тяжело вести в одиночку такое хозяйство. Так что он либо все бросил и покинул эти места, чтобы умереть среди людей, либо отдал богам душу, забытый, больной…
Мне припомнился весенний день почти три года тому назад. Деревенский ведун, брошенный хуторянами умирать без ухода, пищи и воды. Но там до людского поселения было несколько минут хода через поля и овраг, а тут – версты и версты до ближайшего жилья. Листвы наверняка ему не помогали – особенности строения кровли и стен часовни подсказывали, что ее выстроили наши единоверцы. Может быть, эти монахи хотели проповедовать листвам… Не сложилось. Кстати, вон там они должны лежать, почти все – в стороне, под деревьями, в траве виднелось несколько грубо сколоченных надстроек-домовин, вроде двускатных крыш над маленькими, высотой по колено, домиками.
– Зачем мы здесь?
– Дабы испросить помощи и благословения от пресветлых богов!
Да, если нам противостоит будущий Темный Повелитель, неплохо бы заручиться поддержкой со стороны. Вдвоем, без подмоги, откуда бы она не исходила, мы все равно не справимся.
Нацепив на лицо маску благочестия – инквизитор, что с него взять! – пра Михарь решительно направился к часовне. Правда, перед этим он меня немного удивил, достав из седельной сумы несколько свечек. Судя по их виду, это были свечки, воск для которых был сдобрен вытяжкой крапивы. И не просто крапивы, а явно крапивы кладбищенской. Некромантские свечи в арсенале отца-инквизитора…Впрочем, после того, что оный сотворил несколько часов назад, это уже не удивляло.
Внутри часовни было сыро, мрачно, холодно. Пахло гнилью, грибами, сладковатым запахом разложения – в уголке валялся труп какого-то зверя.
Само изваяние бога уцелело больше, чем охраняющие его стены. Да, сырость и жуки-древоточцы, но, крыша над головой давала хоть какую-то защиту от непогоды. Три головы на едином теле. Шесть рук. Шесть мечей.
– Руевит? – признаться, не ожидал его тут встретить. Как-никак, бог войны, а все монахи обычно проповедуют миролюбие…Или на сей раз он олицетворял то самое «добро с кулаками»?
– Сейчас подошел бы даже Лад, – серьезно кивнул пра Михарь. – Но нам повезло – все-таки мы собираемся на битву.
Бес! А я не думал о Ругевите в этом ключе!
В молчании мой наставник зажег свечи у ног статуи, опустился на колени и стал молиться. Я счел нужным последовать его примеру – то есть, встал в ту же позу. Мысли витали где угодно, только не здесь. И отнюдь не слова молитвы всплывали в памяти.
Итак, листвы. В их землях готовится к атаке целая армия – скорее всего, армия личей под предводительством нового Темного повелителя. Листвы об этом знают и помогают, чем могут. Сейчас они похитили Брашко. Еще раньше они – или кто-то по их приказу – пытался убить меня. Дух Руно Беста прямо сообщил, что я слишком важен для того, что тут происходит. То ли как могущественный союзник, который сообщит нужные силы. То ли как смертельное оружие, которое только и может остановить тяжелую поступь того, что набирает силу в болотистом краю. И я близко к разгадке этой тайны. Я чувствую, как иду по следу. Как мчусь, подобно гончему псу, по следу подранка, чувствуя, как горячая кровь будоражит мою нюх. Я весь – натянутая струна. Напряжена каждая мышца. Силы вложены только в одно – догнать, ухватить, разорвать.
Некогда думать, что приключилось. Главное – другое.
Дичь.
Дичь близка. Она бежит, поминутно озираясь. Не она. Они. Двое. Мужчина и женщина. У женщины на руках ребенок. Я чувствую кровь. Его защитник ранен. Это усиливает азарт. Я чувствую, что могу добраться до него. Сначала – защитник. Потом – женщина. Потом…
Нет!
Страшный удар в грудь. Падаю навзничь, еще не успев отойти от бешеного бега. Вскакиваю.
Новый противник рядом. От него веет силой. Но он один. Его легко одолеть. Пока не ушли те двое. Я должен прорваться.
Назад!
Вот еще! Я вижу цель. Она близка. Только прорваться мимо стража – он внушает мне страх. Рывок…
Не смей!
Посмею и еще как. Уже посмел. Тенью над снегом, поземкой над землей, одушевленным вихрем…
Нельзя!
Можно! Я уже это сделал! Я обманул противника и снова устремляюсь следом. Двое успели отбежать, но это временно. Их так легко настигнуть, когда в крови азарт, а в сердце – приказ…
Вернись! Вернись, кому сказала!
Ха! «Вернись»! Да я почти у цели! Я…
Я помню этот голос.
Вернись, Згаш!
– Згаш? Згаш?
– Ты здесь, – губы складываются в улыбку. – Любимая…
– Еще немного, и я начну вас бояться! – это голос мужской, но тоже знаком. – То в обморок падаете, то заговариваетесь…
Вернулся, – прохладные губы касаются щеки.
– Ага, вернулся. Если бы ты знала, милая, как я скучал…
Еще бы! Весь исстрадался в одиночестве. Некому его приголубить, пожалеть, приласкать, поцеловать…
– Мара?
Я тебе не «Мара»! Я тебе супруга! Законная! Забыл, кто ты?
Помню. Уж это-то помню, как и то, что вызвало гнев моей супруги. Но я же не нарочно!
- Э-э…муж?
Кобель ты, а не муж! Чуть что – сразу на сторону рванул! Отвернуться нельзя! Из всех моих супругов ни один не вел себя так!
- У некоторых из них были и обычные семьи. Почему я не могу вести себя также?
Потому, что ни один из них не добился того, что получилось у тебя!
– А что такого я сделал?
Он еще спрашивает! Сына!
– Ой.
Сказать, что я растерялся – значило, ничего не сказать. Это было… не знаю, как сказать. Взлет и падение одновременно. Сперва меня словно вознесло в поднебесье, а потом с размаху шваркнуло вниз, да так, что в голове словно что-то взорвалось и не осталось ни одной целой мысли. Можно сказать, что разум мой разбился вдребезги, и единственное, что не дало скатиться в черноту безумия, было мое имя, монотонно, с растущим отчаянием повторяемое кем-то со стороны.
– С-сына?
Да! Это и есть мой сюрприз!
– Где он? – меня затрясло. Сын. Я – снова стал отцом. Отцом ребенка от любимой женщины. Это… непередаваемо.
– Где мой сын?
Здесь. То есть, там, куда вы так стремитесь попасть. У тех, к кому вы стремитесь попасть.
Вот бе-е-ес! Хотелось завыть. И я впрямь почувствовал, как горло дрожит и рвется от рвущихся из груди стонов.
– Згаш? Згаш, очнитесь! Згаш, что с вами! Згаш? Ну, вот, опять… Второй раз за день? Да что у вас за привычка такая дурная – чуть что, так сразу помирать!