Мы все еще живы

– Ты опоздал, – фыркнула Ка.

– Зато я кое-что принес, – парень зашарил рукой в сумке, зашуршал чем-то и вытащил пакеты с соком плодов дерева ра и банку бобов тоу-тоу.

– Ты что, обшарил зал совета? – брови Ии медленно поползли вверх от таких деликатесов.

– Это, собственно, то, из-за чего я опоздал, – тон Ниэля ни капли не был похож на извиняющийся, парень хвалился и был крайне горд таким достижением.

Ка начала смягчаться.

– Кто-нибудь еще придет?

– Нет, я сам все сожру. А потом буду истории всем рассказывать. Знаете, мне это напоминает посиделки с друзьями в интернате, когда мы страшные истории рассказывали. Только теперь эти страшные истории – реальные события из жизни.

Замечание это показалось Ка жутким, и девушка поежилась. Ниэль в одно мгновение скинул свою куртку, не слишком чистую, но теплую, и накинул на плечи девушки. Та решила ничего не говорить, просто приняла это как должное.

– Итак, начнем, – с характерным хлопком парень открыл банку бобов.

Ия от бобов отказалась, объяснив это тем, что «они могут быть отравлены», а вот пакет с соком приняла.

– Самый первый и самый важный вопрос на сегодня, – торжественно начал Ниэль, словно с рождения входил в совет, и это лишь одно из собраний. – Загадочный день Х, день, когда страшные, отвратительные создания чуть не уничтожили единственную надежду человечества на тот момент – Ию, – он двумя руками указал на девушку, словно она была каким-то экспонатом, а он – великим шоуменом.

– Перегибаешь палку, – заметила Ка, садясь за стол.

– Я давно пытаюсь узнать хоть немного правды про тот день, – он тоже присел. – Ты единственная пережившая тактильный контакт с осьминогом. Мне интересно.

– Я расскажу. Обязательно расскажу, но попозже, – парень раздосадованно вздохнул, но Ия будто этого не заметила. – Давайте начнем с чего-нибудь полегче. Вот, например, вы же знаете, как быстро теперь растут деревья? У меня есть сомнения, что это лишь побочный эффект прибытия осьминогов на нашу планету. Однажды мы шли с отрядом из перевалочного пункта, который теперь зовется Восточным лагерем, и наткнулись на полуразрушенные дома в лесу. Казалось бы, чего тут особенного, вон, мы тоже сейчас сидим посреди руин. Только те были руинами современного города. Думаю, это был Олл или Тауэ. Они где-то там раньше находились. Но суть не в этом, а в том, что деревья проросли там за одну ночь. Мы прошлись по домам, видели спящих одеревенелых, в прямом смысле, людей, людей, сквозь которых проросли кусты, людей, обросших грибами и травой. У всех у них был самый спокойный вид. Видели детей. Видели навечно вставшего человека в стволе дерева. Он был в такой позе, будто продолжал куда-то идти, пока дерево его засасывало. А один, половина тела которого уходила в бурый ствол дерева, и вовсе открыл единственный глаз, когда мы встали рядом с ним, и следил за нами, водил глазом туда-сюда, на движения реагировал. Отряд не хотел идти дальше, поэтому было решено им разбить небольшой лагерь на окраине города, а мне и еще нескольким людям отправиться к центру, надеясь найти причину этого явления. Знаете, что было дальше?

– Что? – и Ниэль, и Ка сидели, затаив дыхание, и жадно проглатывали каждое слово, позабыв о еде.

– Ничего. Мы так и не дошли до центра. Как ни старались, но мы сталкивались с такими зарослями и дебрями, которые никак не могли преодолеть.

– Поразительно, – восхищенно выдохнул Ниэль.

– Отвратительно, – поморщилась Ка. – Скажи, что все это – неправда! – потребовала она.

– Увы, я вам врать не буду. Если хотите послушать приятную ложь о том, как у нас все хорошо, – поговорите с каким-нибудь членом совета, с Наром, например. У него всегда все прекрасно.

Ка не ответила, решив промолчать, но грянул гром, и девушка испуганно пискнула. «Очшень хорошо», – подумала Ия. Вот он, страх перед могучей природой. Люди уже и не думали о нем последние века три, пора бы вспомнить старые недобрые времена.

– А правда, что осьминоги могут в людей обращаться? – неожиданно для самого себя выпалил Ниэль.

– Правда, – кивнула Ия. – Вы этого не застали потому, что они быстро отказались от этой затеи. Нецелесообразно это было и неэффективно. Видите ли, на это нужно было время. Около минуты. За минуту осьминог опустошал человека, он высасывал из него весь материал, отчего человек в последствии погибал. А сам монстр принимал облик размокшего трупа того человека, да и то только частично. Копии выходили синюшного цвета, иногда с оттенками зеленого, почерневшими губами и расслоившимися ногтями. Порой у них отваливались конечности. А из спины торчало то, что осьминог не мог уместить внутрь копии – куча этих непонятных конечностей-щупалец. И это я еще ничего не говорила про запах… В общем, затея с копиями оказалась весьма неудачной, – Ия невозмутимо потянула сок через соломинку.

– А говорить они могли?

– Не знаю. Со мной говорить не пробовали. А если бы и попробовали, меня бы это не остановило, я бы все равно в них весь магазин всадила. Кстати, еще очень интересная вещь – у некоторых из них есть глаза.

– Как так?

– Размером с твой кулак, даже больше. Штук пятнадцать-двадцать на морде обычно. И они не мигают. Даже если из пистолета попасть. На самом деле, это могут быть и не глаза, а другие органы, которых у нас, людей, нет и быть не могло, – Ия допила свой сок и поставила пустой пакет рядом с собой. – Вот вам моя следующая история. Она не связана с осьминогами, но тоже весьма неприятная. Был у нас в отряде один парень, очень покушать любил. Даже задавался такими вопросами, как «какие осьминоги на вкус». Тогда только начали появляться новые виды растений, а никто толком не знал, какие виды-то были до этого. Ну и нашел он как-то куст с ягодами, дай, думает, попробую, чего плохого-то может случиться?

– Бычий череп, – предположил Ниэль. – Одна ягода, семь часов, один труп.

– Все было не так просто. Да, он был глуповат. Прибежал в лагерь радостный, стал хвалиться находкой. Конечно же, никто из наших и смотреть в сторону этих ягод не стал, мало ли что. Ну он и съел все один. Весь куст ободрал. Час-два проходил с совершенно гордым видом, будто вокруг него одни дураки, отказавшиеся от такого вкусного блюда. Потом у него прихватило живот. Мужики посмеялись и забили на него. Весь вечер парень кричал, мол, изнутри ему жжется. Пробовали его соленой водой поить, пять литров влили, чтобы он ягоды эти выблевал, – ничего. Только желудочный сок. Кто-то предложил клизму сделать – парень запротестовал. Заставлять его никто не стал, махнули рукой и все. Потом он встать с места не мог, так и лежал на траве и скулил от боли. Когда снова подошли его проведать, то поняли, что с ним происходит что-то совсем странное: живот распух, как пузырь, ноги стали мягкие, будто кости исчезли, а парень надул щеки и мычит. Кто-то его дулом дробовика потыкал, так живот и вовсе лопнул. Оттуда столько жижи розовой полилось, и пахла она так приторно-сладко… Кого-то тогда стошнило. В общем, сдулся парень. В прямом смысле. Как порванный шарик с водой внутри. До нас как доперло, что он мертв, мы спать все пошли, ночь уже была, все уставшие были. Утром просыпаемся, а на том месте куст растет, с ягодами. Один мужик пошутить хотел: «Ну че, пацаны, – говорит, – никто ягодок покушать не хочет?» Его там чуть палками не забили, пришлось разнимать.

– А что с кустом-то сделали? Который вашим был?

– Ничего, оставили расти. Черт его знает, вдруг эта штука такое и через прикосновение может сделать. Никому проверять не хотелось.

– Меня сейчас стошни-ит, – пробурчала Ка.

– Могу вас утешить, я обходила всю округу здесь и не видела ничего похожего на те ягоды. Но на всякий случай, лучше проверяйте еду на ком-нибудь другом перед употреблением.

– Если их снова обнаружат, предлагаю назвать их твоим именем!

– Спасибо, Ка, – Ия лучезарно улыбнулась, – это очень мило с твоей стороны.

– И все же, – Ниэль звякнул пустой банкой из-под бобов о стол, видимо, он все съел в одиночку, ибо Ка не могла притронуться после всего услышанного даже к соку, – день Х.