Страница 5 из 10
В силу ли сложенных на тот момент обстоятельств, или же в силу моего характера, я была очень тихим, аккуратным и послушным ребенком. Моя комната всегда была в идеальной чистоте. Хотя называть ее комнатой, конечно, для нее слишком большая честь, но все же, в нашем доме у меня был свой уголок. Я так сильно дорожила этим своим личным пространством, что каждый раз вздрагивала, когда на горизонте появлялся какой-нибудь «родственничек». Но мама хорошо улавливала все мои слежения и прислушивания и делала всегда так, что никому и в голову не приходило погостить на моей территории.
Если ты родился в моей стране, то ты прекрасно понимаешь, что означает появление близких ли, дальних ли родственников на пару дней. Погостить всего лишь пару дней, это как все равно, что, если бы переступить порог дома, в который приехал, и снова уехать восвояси. Под «парой дней» как правило подразумевалось минимум неделя, а то и больше. И не приведи господь, если при наступлении даты икс, ты не предложишь этому самому гостю остаться подольше. Если честно я бы так и поступала, а еще лучше, вообще не открывала бы дверь. Ну и что, что у нас в жилах течет одна кровь, я никому ничего не должна… так бы сделала я, но не моя мама.
Моя мама – воспитанная и умная женщина, ей плохо – она улыбается, ей больно – она напевает песни, она валится от усталости и при этом накрывает гостям дастархан. Моя мама – великая женщина, которая достойно пройдет все круги ада и умрет. Моя мама – глупая женщина, привыкшая всегда и во всем приносить себя в жертву. Так и с родственниками, после нашествия которых мы могли неделями кушать только хлеб и пить чай, она не могла поступить иначе.
Вот так мы и жили серой, абсолютно безрадостной жизнью, в которой единственным пробуждением время от времени являлись пьяные выходки моего отца. То сочувствующий сосед, обнаруживший его спящим на лавочке, мог приволочь домой. То участковый полицейский с угрожающими нотками в голосе рекомендовал маме немедленно забрать его из какой-нибудь пивнушки, где он также, приняв определенную дозу своего «нектара», мирно спал за столиком, никому не мешая. То он сам, что было очень редко, по дороге домой воспевал на всю улицу непонятные серенады или, наоборот, обливал грязью правительство и чиновников, всех подряд, за все подряд.
Что бы вообще не происходило в нашей жизни, одно я понимала точно. Все, что так или иначе было связано с моим отцом, заставляло маму сгорать от стыда. Заставляло ее прятать глаза от людей, неважно знакомых или нет, от всех людей и всегда ходить, потупив взор на землю. Наблюдая, как ей приходится жить, я начала ей подражать, и кажется с великим успехом превзошла свою мать в развитии в себе целой охапки самых неимоверных комплексов. И случилось то, что случилось…
Был сильный ливень, капюшон не спасал, резкие непрекращающиеся ни на секунду капли больно хлестали лицо и уходили вниз под одежду. Ну почему так холодно и мерзко? Когда же долгожданная весна отобьет свои законные права на существование? Так хочется тепла, так хочется греться на солнце… Зонта, разумеется, не было. Откуда у девочки из бедной семьи мог быть такой ненужный предмет роскоши? Хотя никто и не ждал меня в школе – вполне логичный результат политического хаоса в тот переломный для нашей страны период, кроме конечно матери, я все же предпочла быть там, чем оставаться дома, в котором отсыпался после очередной пьянки отец. Подбегая к зданию школы, я не заметила небольшой ямы на пути, вернее яма сама по себе была очень даже заметна. Но я так торопилась спрятаться от дождя, что неслась на всех порах, несмотря ни на какие лужи. И вот, бегу я, и вижу, как на входе под козырьком стоят два «дежурных» старшеклассника…
Хочу немного отвлечься от сюжета и поподробнее рассказать об этой «фишке» – «дежурные по школе». Это одна из особенностей уклада нашего необъятного государства. В каждой школе в каждом месяце учительским советом выбирался дежурный класс. И только ученики с хорошей успеваемостью могли попасть в списки дежурных по школе. Дежурный по школе – это такой ученик, который освобождался от посещения части занятий, цеплял на себя красную ленту на руку, дабы отличаться от всей остальной серой массы, и обладал самыми высокими полномочиями, которые только возможны для наведения порядка в стенах Альма-матер. Но ведь никому не секрет, что самыми жестокими существами на земле являются дети. И неважно какая у тебя успеваемость, если в тебе не заложено чувство сострадания, ты можешь легко совмещать в себе отличника и садиста одновременно.
И вот, представьте себе дежурного по школе с садистскими наклонностями… звучит уже страшно, да? Хотя не все дежурные были жестокими грубиянами, но, поверьте мне, таких было не мало. Ведь как легко потерять голову, а не созревшим, еще только обретающим жизненный опыт юнцу или девице, и того более потеря разума легче от ощущения всеобъемлющей власти, пусть даже в таком тесном мирке под названием «школа». И также легко можно представить, как они, те самые блюстители школьного порядка, заряженные соревновательным духом, изощрялись в своих издевательствах…
И вот, бегу я, и вижу, как на входе под козырьком стоят два «дежурных» старшеклассника. Они стояли по обе стороны от двери, так, что никто не смог бы пройти мимо них не замеченным, стояли и проверяли всех учеников на предмет наличия сменной обуви.
Не стану уделять большого внимания на еще одну фишку нашей страны как «сменная обувь». Отмечу только то, что «сменка», как мы ее называли в обиходе, требовалась всегда, без исключений. Осенью она нужна была для защиты школьных полов от пыли и грязи, зимой – от талой воды и той же грязи, весной – снова от пыли и грязи. Отдельная «сменка» нужна была на урок «физической культуры», ходить в спортивной обуви по коридорам на другие занятия было строго запрещено. И, естественно, дежурным по школе любые запреты были только на руку.
Уже на бегу, видя картину у входа в школу, ко мне пришло озарение, что я свою «сменку-то» забыла дома, и что только самая большая удача позволит мне как-нибудь незаметно прошмыгнуть внутрь, поскорее подальше от этого мерзкого мокрого-при-мокрого дождя… и тут… я наступаю на эту спрятанную под водой ловушку в виде ямы, спотыкаюсь, и лечу вперед прямо лицом… я летела и видела, как все замерли и наблюдали мой полет, полет этакой гордой птицы. Все происходило как в замедленной съемке, я успела поймать на себе каждый взгляд и даже определить, что он означает. Конечно, ни один из этих взглядов ничего хорошего не означал… Только в одном мне повезло – мое лицо не пострадало, а вот все остальное…
Медленно поднимаясь под разрастающийся всесторонний смех, я ощутила невыносимую боль на коленях и локтях. Слезы сами текли из глаз, но они текли больше не от боли, а от смущения и обиды. Меня даже не так сильно волновали ободранные последние колготки, как то, что я в очередной раз стала объектом насмешек и кривых взглядов, что в очередной раз я сама позволила выставить себя посмешищем перед всеми. Я даже не могла полностью отдаться своим слезам и стряпать всякие некрасивые гримасы, которые обычно непроизвольно возникают на лице в процессе «плакания». Нет, мое лицо не выражало ничего, абсолютно ничего, только слезы текли сами по себе, их я еще не научилась контролировать, но ведь был дождь, под струйками которого они легко прятались. Я встала, подобрала улетевшую в соседнюю лужу сумку, медленно поднялась по ступенькам и у самой двери увидела руку, преграждавшую мне путь внутрь.
– В таком виде в школу нельзя!
По выражению его лица можно было прочитать куда более красноречивый текст. Его глаза так и горели желанием причинить боль или просто унизить. Обычно, я старалась не провоцировать дежурных еще больше, старалась незаметно улизнуть или хотя бы отвлечь на другие темы. Но в этот раз… мой мозг был слишком возбужден случившимся, мой внутренний голос во всю глотку кричал мне наконец-то взять себя в руки и начать уважать себя, мое сознание донесло до меня мысль, что пора устроить этот бунт, что уже давно пора… Это сейчас, спустя много лет, я понимаю свои ощущения и могу их описать, но тогда… тогда, я была маленькой девочкой, со своими «девочковыми» секретами, со своими тараканами в голове, и у меня не было мамы – подруги, была лишь мама – смирившаяся со всем женщина и потерявшая всякий интерес к жизни. И эта маленькая девочка, испытывая внутри бурю эмоций, внезапно решила со всей, которой только возможно, силой отдаться клокочущим внутри волнениям и будь что будет…