Страница 2 из 9
– Знаешь, а у меня папа – инвалид, у него одной ноги нет. Ему на стройке ногу плитой придавило. Давно уже, я еще совсем маленьким был. Они строили детский сад, бетонная плита была плохо закреплена и начала съезжать вниз. А там люди работали и не видели, что произошло. Отец заметил, крикнул рабочим и постарался придержать плиту, но она ему на ногу наехала. Отвезли в больницу. Я маму все пытал, где папа, а она, бедная, отмалчивалась. Ногу тем временем ампутировали. Мама рассказала мне об этом происшествии, спокойно так, только голос прерывался. Потом говорит: «Пойдем, сынок, навестим папу». А когда мы в палату пришли, знаешь, я первый раз в жизни увидел, как мама плачет. Отец лежит, пытается улыбаться, говорит ей что-то, утешает. А она никак успокоиться не может…
– А потом как же?
– Потом? Да ничего. Выписали его через месяц, костыли дали. Потихоньку на протезе научился ходить. Только не любит он протез, говорит неудобно, больно. Перевели в контору на бумажную работу на неполный день. Но отец руки не опустил. Оборудовал дома столярную мастерскую и такие вещи из дерева делает! Столики резные, табуретки, подставки. Один раз даже люстру сделал! Вот только пить стал. Нечасто, но случается. Тогда, конечно, у нас дома все плохо. На работу не ходит, в мастерскую тоже, сидит невменяемый совершенно, глаза красные, руки трясутся. Но тихий. Проспится, и снова все в порядке. Мать, конечно, переживает, любит ведь его.
Раньше она ругалась, воспитывать пыталась, а потом просто на работе пропадать стала.
– Ты говорил, она врачом работает?
– Да, мама – главврач в детской больнице. Больница небольшая, там, где я живу, в районе Кутузовского, врачей немного, сама часто дежурит. Иногда что-то случается, так маму из дома вызывают. Я, знаешь, редко ее вижу: она или на работе, или такая уставшая, что даже говорит с трудом.
Он помолчал, покусывая травинку, внимательно взглянул на нее и произнес:
– Я решил – когда школу окончу, тоже на врача пойду учиться. На хирурга. Я думаю, можно было отцу ногу спасти. Я бы спас.
Аня молчала. Стояла тишина, лишь где-то в деревне тявкали собаки да слышался шум изредка проезжающих машин. Шелестели деревья, их кроны дотягивались до чердака, где сидели ребята, и казалось, они тоже участвовали в разговоре, пытались что-то сказать.
– Я верю, ты будешь хорошим врачом, – сказала Аня.
У нее дома все было по-другому. Мать воспитывала ее одна. Отец оставил их, когда дочь была совсем маленькой, и с тех пор в адрес мужчин девочка слышала от матери лишь ругань. Но это не мешало ей крутить романы, которые, правда, оказывались весьма кратковременными.
Сначала в их жизни появился высокий дяденька с черными усами, с которым мама познакомилась на работе. Он носил строгий серый костюм, ходил в вычищенных до блеска ботинках, от него пахло хорошим одеколоном. «Важная шишка» – называла его мать. Мужчина приходил два раза в неделю, приносил коробки шоколадных конфет, розы. Однажды Аня даже увидела, как он передал матери деньги, которые та профессиональным движением работника торговли быстро спрятала куда-то в складки одежды. Когда мужчина приходил, мать отправляла дочку погулять или в магазин, хотя надобности в этом не было – холодильник у них никогда не пустовал. Однажды, когда пришел гость, Аня была дома. Девочка приболела, у нее поднялась температура, саднило горло. Мать сжалилась и разрешила остаться дома, велев носа из комнаты не показывать. Аня делала уроки, когда в дверь снова позвонили. Мать открыла, и тут раздались звуки ударов, женский визг и крик: «Оставь моего мужика в покое, стерва!» Аня осторожно выглянула из комнаты и увидела, как чужая тетка с выпученными глазами вцепилась матери в волосы одной рукой, пытаясь другой выцарапать ей глаза. Дяденька, едва успевший натянуть брюки, в тапочках на босу ногу, пытался разнять женщин.
Он неуверенно повторял: «Ну что ты, Клава, не надо, это не то, что ты подумала!» «Ах ты, кобель! А что я должна подумать!» – визжала та, стараясь дотянуться длинными красными ногтями до глаз соперницы. «Мама!» – кинулась Аня в коридор.
От неожиданности тетка ослабила хватку, мать вырвалась, а незваная гостья, стряхнув с рук клочья выдранных волос, подхватила под руку мужика в тапочках и исчезла за дверью. Больше «важную шишку» Аня не видела.
Потом был начальник ЖЭКа. Он ходил в широких штанах, курил «Приму» и считал себя большим знатоком литературы. Мать, улыбаясь, потом рассказывала, как в самом начале знакомства он поведал, что его любимое произведение – «Аристократка» Зощенко. Даже притащил потрепанную книжку новообретенной подруге – читай! Мать читала и смеялась: в своем буфете она частенько видела похожие сцены, когда жены и подруги высоких чинов без лишней скромности набирали полные сумки дефицитных продуктов, а сами чины, желая как-то «притормозить» их, бормотали: «Ну что ты, дорогая, ты забыла, я не люблю сырокопченую колбасу» – и пытались на ощупь в кармане по толщине кошелька определить, достаточно ли наличности. Начальник ЖЭКа не приносил ни шоколада, ни роз. Он с удовольствием уплетал приготовленные на ужин котлеты с картошкой, выпивал рюмку коньяка, закусывая принесенным из буфета дефицитом.
«Ох, хорошая ты баба, Ленка, подкинь-ка мне еще добавки», – басил он, норовя ущипнуть мать.
Аня смущенно отводила глаза, ей совершенно не нравился новый мамин друг. К счастью, той довольно быстро надоело его обслуживать, и они расстались. Встречая Аню во дворе, он еще долго передавал матери приветы и поклоны: видимо, не мог забыть вкус фирменных домашних котлет и обжаренной до золотистой корочки картошки.
Так что мать жила одна, без друга, работая по две смены в своем буфете и таская по вечерам в дом сумки с колбасой и прочим съедобным эксклюзивом тех времен. Жизнь сделала ее жестким человеком, но дочь она по-своему любила, переживала за нее, ругала за плохие отметки и твердила, что Аня обязана «выйти в люди» и быть не хуже других. Каких других, девочка не очень понимала. Но раз мама говорит, надо стараться. И она старалась.
Была середина августа, лето постепенно заканчивалось, а с ним и смена в пионерском лагере. Аня не могла представить, как она дальше будет жить без Сергея, который так стремительно вошел в ее жизнь. Она привыкла к их вечерним прогулкам, к откровенным разговорам. Никогда раньше у нее не было такого близкого человека, с которым она могла говорить обо всем на свете. Каждый вечер, провожая до корпуса, Сергей обнимал ее, легко касаясь щеки сухими губами, Аня убегала к себе. Но той ночью, накануне расставания, молодые люди впервые по-настоящему поцеловались. Это было захватывающе и страшно одновременно.
– Ты же не исчезнешь, мы будем встречаться, когда лето закончится? – прошептал мальчик.
– Да, да, я не исчезну. И ты не пропадай, – ответила девочка.
Аня помнила, как долго они стояли, обнявшись, не в силах расстаться. Потом она сделала над собой усилие.
– Все, пора идти. Пока.
– Пока, – Сергей взглянул на нее и ушел, ни разу не обернувшись. Ей даже обидно стало.
Домой Аня вернулась, словно в другой мир. Мать была постоянно занята своими делами, дочь почти не замечала. Лишь мимоходом спросила:
– Ну что, хорошо отдохнула? – и ушла к себе в комнату, не дожидаясь ответа.
Потянулись будни, вскоре начались занятия в школе. О Сергее ничего не было слышно, он пропал, словно его и не было, словно и не было их прогулок, долгих задушевных разговоров. Будто это все привиделось ей, приснилось… Лишь как-то утром в середине сентября раздался телефонный звонок.
– Это тебя, какой-то парень, – недоуменно произнесла мать, передавая ей трубку. Телефон стоял на кухне, и Ане пришлось говорить в присутствии матери. А та, как нарочно, не торопилась уйти в комнату, что-то вытирала и поправляла, внимательно прислушиваясь к разговору. Затем спросила:
– Это твой летний кавалер?
И не дожидаясь ответа продолжила:
– Даже не думай встречаться с этим парнем. Ты должна ответственно относиться к своему будущему, поступить в институт, сделать хорошую партию. Я все пороги обила, путевку в приличный лагерь достала, чтобы моя дочь не хуже других детей летом отдохнуть могла, а ты!.. Снюхалась там непонятно с кем, мне Наталья Ивановна, директор лагеря, все про тебя рассказала. И про парня этого забудь, ясно тебе?