Страница 3 из 131
- Слыхал про него. Царь его здесь в кустах увидел, когда воду пил. Евдоким, бают, тогда беглым каторжником был, а царь его попом и сделал...
- Тьфу! Глупая твоя башка! Не проспался, что ли, после вчерашнего? возмутился Буянов.
- Да оно есть маненько... Толкуют люди-то, ну и я к слову сболтнул. Опохмелиться бы...
- Эх, образина! Глотни вон из фляжки, да смотри, ежели лишнего, весь кнут об тебя оборву, - пригрозил Матвей Никитич, направляясь к пахарям.
- Ни боже мой, ни боже мой! - обрадованно крикнул вслед хозяину словоохотливый кучер, дивясь неожиданной доброте хозяина.
Пахари, окончив утренний уповод, распрягали скотину. Низкорослый, но широкоплечий казак с рыжей, словно опаленной, бородой, в старых с голубыми лампасами шароварах, взмахивая кнутом, завернул кинувшихся было к роднику быков и погнал их на заросший густым ковылем пригорок. Другой, на голову выше ростом, совсем еще молодой казачина, такой же рыжий и вдобавок еще конопатый, подвел лошадей к стану, привязал к рыдвану и не спеша принялся готовить в колоде месиво.
- Помогай бог, добрые люди! - приветствовал казаков подошедший Матвей Никитич обычными, принятыми в тех местах словами.
- Спасибочки, - ответил конопатый, поливая водой пересохшее, слежавшееся сено.
- Чьи будете, мил человек? Часом, не шиханские? - спросил Буянов, стреляя по сторонам хитрыми раскосыми глазами.
- Оттедова. Степановы. Меня Митрием зовут, а это мой брат Иван, кивая на подходившего казака, ответил "мил человек" и, окинув голубыми глазами приезжего с ног до головы, швырнул на землю ведро, пошел в палатку.
"Эка рожа-то", - подумал Матвей Никитич.
- По какой такой надобности в наших краях? - поздоровавшись, спросил Иван.
- По велению господню. Есть надобность... Святой родничок обследовать и дело богово совершить...
- Вот как! - удивленно протянул Иван. - Намедни тоже один старик приезжал. У родника все богу молился. Чудной такой! Ни с того ни с сего начал к земле приторговываться. В насмешку или по глупому разумению по пяти целковых за десятину давал.
- Верно толковать изволишь, мил человек. Это родитель мой был. Никита Петрович Буянов. Может, слыхали? Поскупился маленько... Любил родитель денежку для дела приберечь...
- Буянов, говоришь? - спросил Иван Степанов. - Мыльник зарецкий?
- Он, он самый. В хозяйственных и торговых делах так и прозывали покойничка, царство ему небесное.
Матвей Никитич замолчал и опустил глаза.
- Неужто помер? - удивленно спросил Иван.
- Преставился господу богу... Вчера земельке предали, - сокрушенно вздыхая, говорил Матвей Никитич, не зная, с какого конца приступить к щекотливому делу.
- А невдомек ведь было, что помереть может... И на вид, кажись, крепкий. Все по оврагам ходил.
- Все под божеской милостью ходим... А искал он местечко... обет такой дал - церковку возле этого родничка построить в честь святой великомученицы Марфы; капитал определил, сам не успел святое дело совершить, с меня смертную клятву взял, чтобы я исполнил его родительскую волю...
Иван Степанов смотрел на гостя с недоумением и любопытством.
Буянов то и дело осенял себя крестным знамением, глубоко вздыхал и суетился. Потом он попросил кружку - "святой водицы испить". Подойдя к роднику, встал на колени около кучи песка и грязи и начал усердно молиться. Припадая ниц, Матвей Никитич подолгу лежал на земле и дергался всем туловищем.
Ивану почему-то жутко стало смотреть на молельщика. Он отошел в сторонку и стал разжигать костер.
Спустя некоторое время Буянов тоже подошел к костру, поблагодарил за кружку, похвалил водицу и степенно присел на чурбачок.
- Чую, други милые, земелька-то ваша будет? Вы хозяева-то? Зной-то какой! Помилуй господи!.. В такую рань нынче суховей потянул... Быть беде... ох, горе наше... Что сеять-то думаете?
- Под просо пашем. На целине, может, и уродится, - с треском разламывая через колено хворост, ответил Иван.
- Дай бог! - Буянов тоже наломал мелких щепочек и швырнул в разгоревшийся костер. - А родничок-то, посмею еще обеспокоить, тоже в вашу делянку входит? - умиленно поглядывая на Ивана, спросил Матвей Никитич воркующим голоском. При этом глаза его сузились и заблестели из-под густых седеющих ресниц.
К костру подошел Митька. Сердито покосившись на гостя, занявшего чурбачок, на котором любил сам отдыхать, пнул ногой лежавшее на земле бревно.
Буянов, словно угадавший его мысли, поднялся, посторонившись, моргнул Ивану и, отойдя с ним в сторону от полевого стана, снова заговорил о земле, расспрашивая подробно, сколько ее и в каких границах принадлежит она им.
- Да все овраги и буераки нам достались, - отвечал Иван, широко взмахивая рукой. - А вот родителю вашему понравилась. Просил меня Христовым именем уступить часть, по пяти рублев за десятину давал. Мы с брательником, грешным делом, подумали: морочит нас старик. Маленько посмеялись над ним, а оно, выходит, и правда: нужна наша землица...
- Нужна, мил человек, нужна. Главное дело - святой родничок... ведь сам император государь из него воду пил, - желая придать сделке особый характер, повторил Буянов. И тут же многозначительно добавил: - Может, и столкуемся для божьего дела?.. Называйте свою цену, а там поговорим...
- Продавать землю нам нельзя. Земля обчественная, казачья. По дележу досталась на пять лет, вот какое дело...
- А мы так столкуемся, мил казачок: с тобой напишем одно условьице, а с обществом другое - это уж моя забота. Пахотная земля мне не нужна. Она пусть вам останется. А может, тебе и в другом месте выделят, это общество решит... Для нас главное - святой родничок и десяток десятин вот этих горочек да балочек... А сеять тут я тебе не советую. В особенности в нынешнем году. Зря скотинку измучаете и себя. На урожай, по всем старинным приметам, надежды нет. У меня две мельницы, обе продаю, наперед знаю, что молоть нечего будет. "Зарецк инглиш компани" всю пшеницу и просо скупает, цену повысили. Вот и смекни, чем пахнет. А мне продашь десяток десятин, хлебушко тебе готовый. Не пахал, не бороновал, а жил не голодал. Так-то. А я, чтобы исполнить родительскую волю, за ценой не постою. Мне завещано определить капитал на этом месте, я его и определяю...