Страница 10 из 15
— Я двадцать два года Рени, но некоторые предпочитают об этом не помнить!
Эдди умеет держать удар и преображается за секунду. Гордо вздёрнутый породистый подбородок. Молния зелёных глаз. Заносчивый прищур. Расправленные могучие плечи.
— Эренифация, вы несносны и плохо воспитаны. Не умеете прощать и…
— Превращу в крысу! — рычу я в ярости и делаю то, что должна была сделать сразу — завожу ЖМОТ. Мой конь яростно рычит, заглушая голос Эдди. — Гесс, вы со мной?
Второй раз повторять не нужно: мужчина молниеносно мягким движением садится позади меня и бросает офицеру полиции в лицо:
— Оскорбления смывают кровью, — скалится хищно, и я не совсем уверена, что он шутит сейчас. Эдди замирает от неожиданности. Я газую. А дальше… Бесплатное кино в замедленных кадрах.
Мы трогаемся с места. Гесс гибко наклоняется к Монтиферу. У этого человека что, нет костей?.. Вырывает букет из рук и любовно опускает веник Эдди на голову.
А затем мы мчимся вперёд. Скорость и ветер в лицо. Рёв мотора. Я наклоняюсь к рулю и прибавляю газ. А сумасшедший за моей спиной раскидывает руки в стороны. Я даже боюсь думать, какая сталь у него вместо мышц: мне кажется, удержаться в седле невозможно, если не держаться, но он сидит, как влитый, словно кентавр, продолжение моего драгоценного детища.
Через какое-то время его горячие ладони ложатся мне на талию. Я чувствую его тепло даже через куртку. Первое побуждение — возразить. У него есть за что держаться — есть специальная ручка, но этому мужчине, кажется, всё равно. Он всегда поступает по-своему.
А потом становится хорошо. Как будто это правильно — нестись на бешеной скорости, ловить ветер в лицо и чувствовать большие сильные руки, что не вцепились в тебя от страха, а уверенно поддерживают, рождают ощущение некоей правильности, надёжности и желание доверять.
Мы пересекаем черту города. Я знаю, куда ехать. Прочь от суеты и шума, фальши и лжи, деланных улыбок и нудных правил.
Зелёный луг пахнет травами и полевыми цветами. Я чувствую эту сочность на языке, захлёбываясь, глотаю воздух, напоённый чистотой и спокойствием.
Блеснула лента реки. Здесь она спокойнее и у̀же. Закладываю вираж и останавливаюсь. Мужчина встаёт первым, срывает шлем с головы, ерошит тёмные волосы и падает в траву. Вид у него блаженный, словно он хлебнул лишку вина.
Я могу его понять. Наверное, выгляжу также. Снимаю шлем и присаживаюсь рядом. Поправляю волосы и смотрю на реку. Какое-то время молчим, заворожённые природой. Гудят пчёлы, слышен всплеск — наверное, рыба бьёт хвостом где-то там, в переменчивых водах Мельты.
— Почему «превращу в крысу»? — спрашивает вдруг мистер Гесс, и я вздрагиваю. Удивительный мужчина: из всех невероятных вопросов он выбирает самый неожиданный.
Я пожимаю плечами, продолжая пялиться на реку.
— Мы с Эдди росли вместе. Наверное, он и близнецы Идволдсоны — единственные мои друзья. Я слишком часто говорю фразу про крысу, чтобы придавать ей значение.
Мистер Гесс срывает травинку, рассматривает с видом юного ботаника колосок, а затем пробует стебелёк на вкус. Он похож на первооткрывателя, которому всё ново и интересно.
— И всё же?
Я вздыхаю. Дался ему Монтифер и моя крыса.
— Нам было, наверное, лет по восемь, когда я, осмелившись, наконец-то упрекнула отца за данное мне имя. Эренифация — так звали мою прабабку. Я не могла её знать, а в душе папы она оставила неизгладимый след. Он сказал, что мир не знал лучшей бабушки.
Он вырос в её доме, когда не стало его родителей. Уверял, что более доброго человека не найти, хоть обойди весь свет. Смеясь, вспомнил, что бабуля Эри — так он ласково её называл — слыла оригиналкой и не вписывалась в местное общество вечно надутых клуш и матрон.
— Кого-то это мне напоминает, — бормочет мужчина, но я предпочитаю не поддаваться на провокации и делаю вид, что не слышу его слова.
— Папа вспоминал, что Эри называла себя доброй волшебницей. Утверждала, что в ней живёт дар далёких предков и, шутя, просила отца, если у него родится девочка, непременно назвал дочь в её честь. Насколько я поняла, она вдалбливала эту мысль ему исподволь долгие годы, и когда я появилась на свет, то сразу же обрела сомнительное наследство — имя прабабки Эри.
Хищник почему-то оживляется, словно я не скучную семейную историю рассказала, а поведала шедевральную легенду. Он сел и подался вперёд, жадно ловя каждое слово.
— И как связана крыса с этим рассказом? — интересуется вкрадчиво. Надо же: глаза горят, черты заострились, словно он почуял дичь в кустах. Жаль, поохотиться ему не суждено.
— Историю наследства слышал и Эдди. Наверное, без его поддержки, я бы никогда не решилась допрашивать отца. Эдди тогда знатно повеселился. Сказал, что бабка вместе с именем передала мне волшебный дар, и теперь я могу творить чудеса, поднимать из могил мёртвых, оживлять покойников, метать громы и молнии, превращать воду в вино. И тогда, разозлившись, я впервые выкрикнула: «Превращу в крысу!».
Как вы понимаете, ничего подобного делать я не умею, а эта фраза стала некоей привычкой. Когда Эдди меня достаёт, я обещаю превратить его в грызуна. Он привык. Я привыкла. Детская игра — не более. Но когда я произношу эти слова, как бы подаю сигнал, что Эдди зарывается, а я сержусь.
— Надо же, — о, мой Бог! Он улыбается. Причём это не снисходительная улыбка или усмешка, а чистой воды удовольствие, словно только что он единолично слопал торт миссис Фредкин. — А вы никогда не задумывались, что в этом может быть правда?
Я моргнула.
— В чём? В том, что прабабка обладала какими-то там способностями? Или в том, что я унаследовала от неё не только имя?
— И то и другое.
Я смеюсь. Расслабляюсь. Наверное, это неприлично, но я позволяю себе лечь в траву — так приятно слушать, как шепчет луг, принюхиваться к запаху медвяных цветов.
— Жаль, вы не знаете моего отца. Он — прагматик до мозга костей. Рационалист и ярый материалист. Папа не верит в высшие силы, стойко переносит походы в церковь, и хоть я ни разу не слышала, чтобы он хаял бога, мне кажется, он в него никогда не верил. Более приземлённого человека не найти.
Только наука, только материя — вот его девиз. Это его бог и убеждения. И ничто не сможет поколебать его уверенности. На каждое «чудо» он запросто найдёт объяснение с точки зрения физики и прочих наук. А если решения не находится, папа утверждает, что наука просто ещё не дошла до подобного уровня развития, но в будущем — он уверен — разгадают все загадки и тайны мироздания.
Знаете, что удивительно? Он верил в необычность бабули Эри. Когда я спросила, а что же за дар достался ей? Папа ответить не смог. То ли забыл, то ли не знал никогда, но это ничего не изменило в его воспоминаниях. Мой суровый гениальный отец верил в уникальность женщины, что воспитала его. Может, это не такое уж большое отступление от собственных правил. Для него она и впрямь идеальная и немножечко волшебница.
— Согласен, — мистер Гесс хлопает себя по коленям и, кажется, теряет интерес к моей волшебной прабабке. — Мне нравится ваша река. Я хочу её покорить.
И пока я пытаюсь ответить, найти слова, чтобы отговорить, этот несносный мужчина поднимается и отправляется к берегу.
Глава 6. Спасение утопающего
Гесс
Удивительно: я мог передвигаться быстрее этого железного, резко пахнущего монстра на двух колёсах, но получил удовольствие — сумасшедшее и — уверен — запретное.
Она вроде говорила, что создала его сама? Необыкновенная девушка.
Я ехал, раскинув руки, и ловил ветер. Жутко мешали шлем и очки, но снимать на ходу ненужные вещи не хотел. В следующий раз просто не надену.
Гкхм… в следующий раз? Я, наверное, окончательно сошёл с ума. Но в любом случае, нам придётся возвращаться обратно.
Мы покинули город и очутились где-то там, на сохранившемся островке природы. Луг и травы, запах цветов, и река ворочает тяжёлыми водами в отдалении.