Цивилизация

К корпусу опреснителя наши требования диаметрально противоположны — чем меньше он будет нагреваться, тем лучше, и в идеале ему следует быть абсолютно белым. Белый лак, который после обжига либо так и останется белым, либо слегка пожелтеет, тем же способом из каолина получить можно, что греки и стали делать, когда у них мода на разноцветную вазопись появилась, но если без фанатизма, то просто жёлтый цвет можно и тем же "чёрным" лаком получить, если развести его водой пожиже и нанести в один слой. От жёлтого через все оттенки коричневого до чёрного — вот его реальные цвета в готовых изделиях в зависимости от концентрации и числа слоёв при окраске или росписи. Нам же этой "золотой середины" в виде промежутков коричневых не надо, нам как раз крайности подавай — жёлтый для нижнего корпуса и чёрный для верхних ёмкости и её крышки.

Собственно, и Юлька всё это умом понимает, но историчка есть историчка, тем более, с её искусствоведческим уклоном. Вот если бы я чернолаковый контрафакт тех ваз греческих затеял — это она была бы в полном восторге, а я это высокое античное искусство на вульгарщину какую-то применяю, гы-гы! Но мы ведь с Арунтием что обещали? Что не будет от нас конкуренции контрафактникам Карфагена и Утики. И если слово Тарквиниев вообще обсуждению не подлежит, так и моё слово, хоть и не тарквиниевское, а всё-таки тоже, знаете ли, слегка покрепче гороха. Для себя внутри страны и не на греческие, а на местные испано-иберийские мотивы — другое дело, и над этим делом мы ещё помозгуем как-нибудь со временем, но сейчас не до этого баловства — опреснители нормальные для горгадской колонии нужны.

— Ну а с шёлком ты что задумал? В Карфагене производство свёртываешь? — для бабы красивые тряпки, конечно, в числе первостепенных вопросов.

— Ага, пока в Лакобриге разверну, но и это временно — до переноса на Азоры.

— А НАШЕ сырьё? — на их виллах тоже разводят гусениц, и их коконы тоже идут в дело, составляя заметную долю их доходов.

— Ну, я ж разве отказываюсь его брать? Но я бы не советовал и вам тянуть особо резину с эвакуацией оттуда, — я не случайно употребляю именно этот термин, поскольку в нашем с Велией случае так оно и есть — я забрал с наших африканских вилл всех наших тамошних рабов и вольноотпущенников, кто не захотел менять хозяев, хоть это и снизит продажную цену той недвижимости. Деньги деньгами, но мы и без них не бедны, а наши люди — это НАШИ люди.

— У меня Антигона тоже составляет список, что и кого мы хотим оттуда забрать, — добавил Васкес, — Не так уж и мало получается.

— Ну куда вы так торопитесь? Ведь какая земля, какое хозяйство! И не жалко?

— Ты едва ли представляешь себе, НАСКОЛЬКО жалко! — проворчал Володя, у которого Наташка успела развести там вообще чуть ли не образцово-показательный тип рационального античного хозяйствования, — Моя плачет, но список тоже пишет…

— Мне, думаете, легче вашего было? Пацаны вон, хоть и крепились, но тоже носами шмыгали, когда думали, что я не вижу, — поделился и я, — Понравилось же им там, эдакий маленький рай на земле, и тут я вдруг всеобщую эвакуацию этого рая объявляю. Но кто-то ведь, помнится, предупреждал нас, что Сципиону жить осталось недолго?

— Ну, предупреждала, было дело, — признала историчка.

— Так то-то и оно. Не хочется мне что-то, чтобы звиздец подкрался незаметно, хоть виден был издалека…

Собака тут порылась, если кто не в курсах, в личной договорённости Сципиона и Масиниссы, а точнее — в слове, данном нумидийцем лично Сципиону, а не сенату и не карфагенской стороне. Это когда Масинисса тот Эмпорион у Карфагена оттяпал, и дело разбирала римская сенатская комиссия со Сципионом во главе. Судя по всему, комиссия имела негласное указание от сената решить спор в пользу Масиниссы, что и было сделано, но несправедливость приговора была очевидна, и тогда Сципион взял с Масиниссы слово в том, что больше у него территориальных претензий к Карфагену нет, и новых захватов не будет. Отказать патрону нумидийский царь, обязанный ему своим царством, конечно, не мог, но патрон не вечен, а после его смерти у Масиниссы будут развязаны руки. У нас сейчас сто восемьдесят чётвёртый год до нашей эры на дворе, а Сципион помрёт уже в следующем, сто восемьдесят третьем, а в сто восемьдесят втором по Титу Ливию будут новые дрязги по поводу нового захвата, география которого неясна, но долина Баграды представляется наиболее вероятной, а уж просто грабительские набеги наверняка охватят обширную территорию. Войдёт в неё та, где наши карфагенские виллы, или нет, история умалчивает, но паника наверняка захлестнёт и наш район, и земля там обесценится, как это было уже и в оставшейся за Карфагеном части Эмпориона. Для меня, впрочем, даже не так деньги те важны, как мой шёлковый бизнес — уж его-то я не собираюсь дарить ни нумидийским рейдерам, ни карфагенским. Жопы у них от ТАКОЙ халявы не слипнутся? А ведь утверждённый Советом Ста Четырёх срок моей монополии истёк, и Арунтию уже прозрачненько эдак намекали, что повышенный налог в казну — это, конечно, хорошо, но ещё лучше было бы проявить классовую солидарность и технологиями прибыльными поделиться с собратьями по олигархическому классу. Вот и решили мы с тестем, что дело это я из Африки вывожу, а он отвечает в Совете, что дело не его, а зятя, а зять — вот ведь незадача — в Испанию его перенести решил, на что как хозяин имеет полное право, так что нет больше шёлкового производства в Африке, а на нет, как говорится, и суда нет. Надо было, типа, раньше с ним договариваться, а теперь, кто не успел, тот опоздал. А чтобы тестя не подводить и врать не заставлять, я и из самого города свою прядильно-ткацкую мануфактурку вывез со всем оборудованием и персоналом — в натуре больше нет, можно хоть мамой в этом клясться, хоть папой, хоть даже слово Тарквиниев давать. Ну, с виллы я первым делом вольноотпущенника своего ливийского забрал — приехав, освободил, а при отъезде с собой увёз и его, и рабыню, на которую он глаз положил, и то хозяйство, за которое он и получил свою свободу, как я и обещал. Я ведь рассказывал уже как-то об экспериментах с дубовым походным шелкопрядом? У нас-то ведь, как и на Косе, строго говоря, не настоящий дубовый шелкопряд используется, который тоже дальневосточный, как и китайский тутовый, а дубовый коконопряд — родственный настоящим шелкопрядам и тоже дающий шёлк, но гораздо меньше их. Водящийся в Европе походный шелкопряд — настоящий, но уж очень он волосат — в коконе его волосня остаётся прямо в сам кокон вплетённой, а она ведь жгучая, и кому на хрен нужен такой шёлк, который нельзя носить?

В то же время — ну, о большем содержании шелка в коконе я уже сказал — если бы не этот недостаток с его жгучей волоснёй, так удобнее его для разведения на шёлк и при моей-то достаточно богатой фантазии представить себе не так-то легко. Походные шелкопряды — коллективисты, то бишь не поодиночке ползают и кормятся, а всей кодлой вместе, так что и следить за ними, и ухаживать гораздо легче, да и коконы свои они плетут в одном общем гнезде — тоже, кстати, из той же самой шёлковой паутины состоящем, так что и собирать их во много раз легче и удобнее, чем того коконопряда, и гнездо их — тоже дополнительный источник ценного шёлкового сырья. Если бы только не эта их грёбаная волосня! А посему я и решил, что гусеницы — это всё-таки не зайцы, и за ними за двумя гнаться смысл таки есть. То бишь, сей секунд мы работаем и вырабатываем продукцию с неудобным и малопродуктивным, зато не слишком волосатым дубовым коконопрядом, а на перспективу селекцией дубового походного шелкопряда заморачиваемся, дабы породу его вывести с волоснёй если и не пореже, так хотя бы уж покороче, чтоб в коконах хотя бы её не было. Тем более, что и заморочка-то небольшая — поручил их рабу, показал ему парочку гусениц покоротковолосее, объяснил задачу, ну и пообещал свободу за нужную мне породу с волосатостью, не большей, чем у используемого нами коконопряда.

Селекционер мой доморощенный был, конечно, ни разу не Мичурин, но из кого мне было выбирать? От Наташки тут толку было ещё меньше — я ведь упоминал, кажется, об ейной патологической насекомобоязни? В смысле, теоретическую-то консультативную помощь она оказать могла и в этом плане, надо отдать ей должное, помогла хорошо, но на практике — ну, я от неё, собственно, непосильных для неё подвигов и не ждал. Дело шло в результате, как говорится, ни шатко, ни валко, но всё-таки хоть как-то плелось и хотя бы уж в нужном мне направлении, а что на быстрый результат тут рассчитывать нереально, я ведь прекрасно понимал и сам. Хоть и не биолог я по образованию ни разу, а технолог по металлообработке, но и по собственной специальности знаю, что на работе практически любая задача проста, если выполнять её тяп-ляп, то бишь для "на и отгребись", но она же и сложна, если выполнять её на совесть и по уму. Это даже когда ты знаешь работу и в ней сечёшь, а когда ещё и не знаешь её толком и над каждым шагом в ней башку ломаешь — тем более. И если делает человек порученное ему дело, в результатах которого он и сам заинтересован, так нехрен над душой у него стоять и мозги ему выносить. Озадачил его, замотивировал, условия для работы обеспечил — и не путайся больше у него под ногами.