Страница 7 из 256
22 июня. День первый.
Я огляделась, поняв, что, увлёкшись разговором, даже не заметила, как изменился пейзаж. Теперь под нами были горы, высокие, скалистые, с глубокими провалами и обрывами. Керанир влетел в пустое пространство, окружённое высоченными скалами с отвесными стенами, в которых я увидела множество отверстий, направился к одному из них и опустился на плоский выступ перед огромной, как оказалось вблизи, пещерой. Потом опустил меня и, на трёх лапах, волоча в четвёртой сетку, поковылял внутрь.
Я, обняв лукошко с яйцами, рванула следом, поскольку даже одного взгляда вниз мне хватило для того, чтобы держаться от края как можно дальше. Уж не знаю, сколько наших домов нужно было бы поставить один на другой, чтобы крыша верхнего достала до выступа перед пещерой, но уж никак не меньше двадцати, считая вместе с трубой. Хорошо дракону, он-то разбиться не боится, крылатый же, а меня в холодный пот бросило. И выступ вообще ничем огорожен не был, стоит мне споткнуться – просто скачусь к краю и рухну вниз.
Поэтому я старалась не отставать от Керанира, который опустил сетку, вытащил из неё испуганно мычащую корову и потащил куда-то вглубь огромной пещеры. Я собралась отправиться за ним, как вдруг услышала тонкий детский голос.
– Керанир, я смотрю, ты удачно слетал.
– Да, Эйлинод, очень удачно, – голос дракона звучал глухо, поскольку передняя часть его туловища находилась в каком-то отверстии, наверное, ведущем в другую пещеру, поменьше.
Оглядевшись, я увидела несколько подобных «дверей», и возле одной из них стоял кудрявый светловолосый малыш не старше трёх лет, в синей рубашке с вышивкой и чёрных штанах. Я застыла, глядя на этого мальчика и удивляясь сразу по нескольким причинам.
Во-первых, я никогда не видела такой красивой ткани, из которой была сшита одежда мальчика. Я привыкла к домотканой материи, льняной или шерстяной, но эта ткань была гладкой, яркой, переливчатой и выглядела очень дорого. Кто надел такую дорогую вещь на ребёнка, который испачкает её минут за десять? У нас красивую одежду с вышивкой надевали по праздникам девочки-подростки и парни, которые уже начали женихаться, те, кто моложе, носил совсем простые вещи, а уж малышей вообще одевали в одёжки, сшитые из старых вещей, всё равно они их быстро рвали и пачкали.
Во-вторых, у нас штаны на мальчиков надевали не раньше пяти лет, а то и позже, пока ребёнок окончательно не приучался облегчаться в горшок или нужник, иначе на них штанов не напасёшься, да и стирки будет – не продохнуть. До этого бегали просто в рубахах до колен. А тут совсем малыш – и в штанах. Ох, похоже, не зря Керанир про стирку спрашивал, умею ли.
Но одежда – это ерунда. Мои братья к этому возрасту всё ещё почти не разговаривали. «Мама, папа, ням-ням, бо-бо, дай, няня» – вот и весь набор слов, которым они владели. Ещё и половину звуков не выговаривали. А этот малыш говорит чётко, ясно, длинной фразой. Словно взрослый, только голос детский. Что же это за ребёнок такой удивительный?
– Ох, боюсь, старейшина не похвалит тебя за самоуправство, – покачал головой мальчик и перевёл взгляд на меня. – Ты же знаешь, Керанир, что похищение людей – табу.
Моя челюсть отпала, а лукошко едва не выпало из ослабевших рук. Да у нас так даже взрослые не говорят, разве что управляющий барина, когда за податью приезжает. Мудрёно так, по-городскому. А здесь – ребёнок. Кстати, что это он там про табу говорил? Может, меня всё же отнесут домой, пока этот неведомый старейшина не узнал? Или тот, когда узнает – велит отнести? Может, всё не так и страшно, может, я уже к ночи домой попаду? Хотя вряд ли, вечереет уже, а мы очень долго летели. Ну, тогда к утру.
– А я не крал, – Керанир выполз задом из дыры, уже без коровы. Подхватил козу и полез обратно. – Мне её подарили. Как и всё остальное. Ты напои животных, а Аэтель потом подоит. А пока – пусть поможет Нивене, я тут кучу продуктов принёс, часть возле берега оставил, тяжело очень было, сейчас слетаю – принесу.
– Ох, боюсь, старейшина всё равно рассердится из-за человечки. Хотя помощь её нам не помешает. Особенно когда малыши появятся.
– Если появятся, – вздохнул Керанир, вновь появляясь уже без козы и освобождая сетку от мешков. – Ты пока животным ноги не развязывай, а то ещё свалятся с карниза. Старейшина вернётся – что-нибудь придумает, а пока пусть так. А ты, Аэтель, иди вон туда, – он мотнул головой в сторону «двери», из которой появился малыш Эйлинод. – Помоги там, чем сможешь.
И я пошла. А что ещё оставалось делать? А сзади раздался голос Эйлинода:
– Нужно верить, Керанир. Нужно верить.
Передо мной оказалась ещё одна пещера, разительно отличающаяся от первой. Для себя я мысленно назвала первую двором – огромная, пустая, – а вторую – домом. Гораздо меньше первой, при этом в ней три наших дома поместилось бы, вместе с коровником, освещалась она огромным окном, выходящим на улицу, и какими-то странными светильниками в глубине. Это не были свечи или лучины, скорее это были небольшие шары, размером с яблоко, излучающие мягкий свет, каждый – как десять свечей, не меньше. И они просто висели в воздухе, ни за что не держась. На полу лежали толстые разноцветные половики с ворсом, такие же висели и на каменных стенах. У стены – странная лавка со спинкой, обитая тканью, даже на вид мягкая, посредине – большой стол с резными ножками в окружении стульев – я такие у старосты в доме видела, когда мы с маменькой к его жене ходили, она – поговорить о чём-то, а я так, поглазеть. Только у тех ножки прямые были, а здесь – тоже резные.