Страница 29 из 32
– Черлт! Где тебя носило? Я всюду искал. Думал, может, в речку сорвалась. Ты что? Что случилось?
– Ничего, – сказала Валя.
– Хых! Хы-хы… Да уже ночь на носу. А еще не все сделано. Чем ты тут занималась? Ну?
Валя молчала и гладила кролика, высунувшегося из клетки.
– А я лодку купил, провиант… Но не знаю, – вдруг проговорил он. – Разговорился по дороге с Борисом Юрьевичем. А он, оказывается, хороший человек. Телевизор вон припер нам с тобой. Ну я-то зомбиящик давно не смотрю. А тебе будет интереснее. Хотя и я иногда посмотрю на ужимки и прыжки Обло-Лайя. Врага надо знать в морду лица.
Вася подошел к Вале, заглядывая ей в лицо.
– Тут как? – спросил он. – Все нормально?
Валя кивнула.
– Какая-то ты квелая, – заметил он. – Не больная?
Она отрицательно покачала головой.
– А где пропадала?
Валя пожала плечами.
– Так… ходила.
– Вместо того чтобы делом заниматься, – сказал Вася. – Ну все, хватит дебаты разводить. Там ужин ждет. Давай быстро все здесь закончим и пойдем.
И Вася приступил к делу. Понемногу стала ему помогать и Валя. И они довольно быстро управились, выключили свет в последнем шеде и пошли в вагончик.
В вагончике Вася зажег лампу.
– Вон – телек, – сказал он и посветил лампой в угол. – Керлосиновый телек, хыхыхы. Будем смотреть керосиновые сны сегодня… А я фонарик забыл купить. Но это не забыл. – И он достал из рюкзака пакет. – Держи.
Валя заглянула в пакет, достала пачку прокладок.
– Хотел тебе «Шанель номер пять» приобрести, – сказал Вася. – Но… там не оказалось… нужного номера.
– Мне? – пробормотала Валя растерянно.
– Да, – ответил Вася. – На дворе двадцать первый век, а ты как Маугли. Хотел приобщить тебя к западной цивилизации… Но еще приобщимся. Пути, как говорится у вас, неисповедимы. Добраться до свободной страны, а там можно и в Париж уехать.
– В Париж?
Валино лицо растянула печальная и недоверчивая улыбка.
– А что? – продолжал Вася, берясь за ложку. – …Остыло, зараза!.. Поедем, попросим политического убежища, издадим нашу керосиновую поэму. Заживем, как хемингуэи. Будем шляться по кабачкам, заберемся на Монмартр, пройдемся по Елисейским полям.
– Елисейским?
– Ну… Правда, вот Борис Юрьевич предлагает нам здесь строиться и жить…
– Нет, Фасечка, нет! – с жаром воскликнула Валя.
– Нет? А он говорит, домик срубим.
– Не нужен нам домик здесь!
Мерцающие в сумраке глаза Вали были огромны.
– А где? На Елисейских полях?
Валя тут же кивнула. И Вася начал смеяться.
– Уйдем отсюда, Фасечка, – попросила Валя.
– Уйти-то всегда можно. А можно и пожить.
– Нет, нельзя, Фасечка, ну никак нельзя, не надо.
– И что это тебе вдруг так загорелось? – спросил Вася, глядя на Валю.
Валя молчала, насупившись, мешала ложкой рис…
– Что случилось-то?
– Ничего, – сказала она. – Только… новозеландцев вот жалко. А этот их терзает.
– Эдик сам жертва, – сказал Вася.
Валя посмотрела изумленно на него.
– Нет, побыть здесь еще и ничего бы, – рассуждал Вася. – Затеряться в просторах лесов и полей. Может, там чего и произойдет за это время. Очнутся от сна Морозки. Ведь он, как Морозко, наслал чары. И одурелый народ только кивает сомнамбулически, как болванчик китайский. Есть такой китайский роман «Сон в красном тереме». А теперь – русский вариант сна. Перевод на язык осин и кваса. Усадил Россию, как дурочку, в санки, запряженные свиньями и собаками, и та гогочет, а стервы в телеящике орут про тройку Гоголя. И всех уверяют, что в сундуке в санках позади дурочки – алмазы. А там сюрприз будущего! Пырхнет в небо воронами, хых! И нету. Ни Морозки, ни алмазов, ни будущего. Только казаки в косматых папахах да штанах с лампасами. Матрешки. Водка. Медведь в зоопарке. Поп в рясе на «мерседесе». Бутафория Святая Русь, а больше ничего.
Валя нехотя ела, глядя во все глаза на Васю. И тот вдруг встряхнулся, как будто в себя пришел.
– Проклятье!.. Но о нас теперь знают на твоем Соборном холме. Я встретил, кажется, твоего Мюсляя.
В сумраке лицо Вали начало бледнеть. Вася описывал внешность того человека в растрескавшейся кожанке и вытертых до белизны на коленях джинсах и его спутницы. Валя молча кивала.
– Так точно – он? – спросил Вася.
Она кивала.
– Вот дерьмо-то, – бормотал Вася. – Конечно, можно и послать его подальше. Или хочешь к нему вернуться?
Валя в отчаянье замотала головой, на ее глаза навернулись слезы.
– Ну, еще решим. Посмотрим, что да как, – сказал Вася. – Бориса Юрьевича я попрошу не принимать Мюсляя. Да, может, мы еще здесь новую «Землю и волю» учредим. Имени Некрасова. И отсюда начнем расколдовывать страну. Хых, хыхыхы… Но надо же было столкнуться именно с ним? Как в кино… этом… ну, Тарантино…
Когда Вася предложил ей отнести контейнеры, лицо Вали исказилось ненавистью и ужасом. Она наотрез отказалась. Вася настаивал. И тогда она взяла контейнеры и вышла, но очень быстро вернулась.
– Ого, – удивился Вася. – На метле, что ли, слетала?
Они устраивались спать. Вася погасил лампу и быстро уснул. Сразу полетел, а-ха-ха, хы-хы-ыы! И это был полет на лыжах с какой-то девочкой в красной куртке, в белой вязаной шапке, из-под которой бились две косы. Но она смогла невысоко взлететь с трамплина. Так это обычно и бывает. Спутники всегда остаются внизу или куда-то пропадают. Полеты проходят в одиночестве. Вот где осуществляется мечта об океанском одиночестве. И полеты похожи на плавание. Разгребаешь воздух руками. Правда, мешают электрические провода. Раньше проводов было густо. Провода в несколько этажей. Лабиринты проводов. И они трещат и гудят от напряжения. Этот треск – треск смерти. Иногда приходится буквально ужом извиваться, чтобы не коснуться проводов и пробраться выше. Выше! Об этом всегда думаешь. Этого всегда желаешь – забраться очень высоко и проверить: что там есть? Что? Но сейчас полет над долиной, мимо живописных заснеженных гор. Это Альпы. Да! Ведь до полета он был… в Швейцарии. На лыжной базе. Там все и началось. Внизу железнодорожные мосты над пропастями и реками, будки смотрителей, горные приюты, церквушки, домики селений… Внезапное приземление! Какие-то люди. Что говорят? Среди них очень высокий человек. Просто великан. И вдруг он обращается ко мне на чистом русском языке: «А ты умеешь летать?» Не успеваю ответить, так как он уже протягивает руку, чтобы схватить меня, и приходится взмыть вверх. Несусь прочь. В ушах шумит ветер. Это великан его и наслал. Трещат деревья, как будто пронизаны током. И меня бросает порыв ветра в рощу на горном склоне. Тут я затаиваюсь. Все утихает. И я вижу двух черных кроликов. Они то ли перешептываются, то ли просто едят траву и поглядывают на меня. И вместе с ними мы отправляемся вниз. Окраина какого-то городка, немецкого или австрийского. Виден полицейский участок. Я резко сворачиваю. Один кролик прыгает в магазинчик и притворяется сувениром, другой скрывается в подворотне. В переулке встречаю компанию четверых. Один из них юный шейх, читает Коран на арабском. Я начинаю повторять за ним, чтобы запомнить. Какая глупость. Зачем мне Коран, если я и в Библию не верю ни капли. Но, возможно, так мне удастся провести всех и затеряться. И в очередном проулке появляется некто мрачный, в плаще, с темным лицом, в синей шляпе. Мы вырабатываем условия схватки. Шейх легкомыслен. Темный явно сильнее и хитрее… Иду по склону горы, зеленая трава. Вниз спускаются солдаты. Кто-то говорит, что в каком-то пункте меняют старые автоматы на новые. Зачем мне? Я ненавижу и старое оружие, не то что новое, зараза. И на склон выпрыгивает огромный кролик, черный, огромный, как пантера! Все в шоке. А я подхожу и треплю его по голове, по ушам и призываю остальных: «Не стреляйте!»
Все эти побеги, страхи, схватки, – в них что-то блаженное, кайфовое, потому что небо нирванически синее, воздух чист, краски счастливые.
«Не стреляйте… не стреляйте…»