Голубиная книга анархиста

– Вот это да, – сказал Вася. – Как будто этот сон мне приснился.

– Нет, – возразил убежденно Борис Юрьевич. – Это был крестьянский сон. Я помню, как мы восхищались жирной землей и думали развернуться там, посеять хлеба, разбить сады. Это же настоящий рай! Температура какая. Все-таки, как ни крути, почему фермеры во Франции преуспевают? Или в Италии? В Испании? Да там тепло. То же и в Америке. Снег выпадет – они в шоке. А здесь зона рискованного земледелия.

– Неизвестно еще, – ответил Вася, – может, и не рай вовсе.

– Почему так думаешь?

– Да кто его знает, зараза… – откликнулся Вася печально. – Раз там были гоблины с саблями. В раю – анархия.

– Ну да. А господь, как говорится, бог? И там святые, ангелы. Это же целое министерство.

– Значит, не рай, – подытожил Вася.

– Нет, но как там было красиво… И пели здорово. А танцы? – возразил Борис Юрьевич с каким-то детским упрямством, с легкой обидой и большой надеждой.

– Да это, может, были покойники, – предположил Вася. – Остров блаженных покойников… ххыыы, хыыыхыхы, хыхыхх… – И он, по своему обыкновению, зашелся смехом.

Глядя на него, начал смеяться и Борис Юрьевич.

– А правда, – говорил он сквозь дым и смех, – хха-ха, ведь те мужики наши были с крестами.

– Ну!.. Хххы-хыхы-хы-хы, – подтвердил Вася.

– И тогда, выходит, я один был живой и спасся!..

– Да! А-ха-ха-хыхы-хыыы…

– И на том свете нет мужику счастья! Такова, выходит, заключительная часть «Кому на Руси жить хорошо». Тот же лодочник и был Некрасов. Прислал с того света…

– Хыхы-ыыыхы, – смеялся Вася. – Может… он вас в карты и проиграл, зараза.

Борис Юрьевич сморщился от нового приступа смеха и ударил кулаком в плечо Васю. Тот аж качнулся, продолжая смеяться.

Впереди показались строения фермы, унылые березы в отдалении, на берегу разлившейся реки.

– Скоро и здесь будет остров, – сказал Борис Юрьевич. – Ну, почти остров. Полуостров. Так что правильно ты купил лодку. Хотя такого наводнения, как в одиннадцатом году, и не обещают. А тогда здесь был настоящий остров. В шеды ходили в броднях.

Автомобиль затормозил у ограды перед домом. Вася забрал рюкзак и баул с лодкой и потопал к своему вагончику. Внутри никого не было. Да еще не наступил вечер, и Валя, видимо, вовсю трудилась в шедах. Надо было идти ей помогать. Правда, Вася надеялся, что она припасла ему обед. Но на столе было пусто. Он достал буханку хлеба, колбасу, лук, бананы и наскоро перекусил, запив этот обед из чайника холодной водой. Переодевшись, отправился в шеды, хотя и было искушение тут же накачать лодку и оттащить к реке, испытать ее на воде. Но все-таки он пересилил себя. В первом шеде никого не было, ну, кроме новозеландцев. Вася бегло осмотрел кормушки-поилки, желоба для экскрементов. Видно было, что Валя здесь поработала. А вот в следующем шеде все сделано было лишь наполовину. Вася заругался.

Нет, горбатого лишь могила исправит

Нет, горбатого лишь могила исправит. Попрошайка – как вор, никогда не станет трудиться. На дорогах Васе попадались настоящие воры. Один поделился своей мудростью: «Ничего тяжелее шариковой ручки не держал, в натуре, и держать не буду, ибо – западло». И, чуток подпив, позабавил песенкой, которую гнусаво так мурлыкал: «А колокольчики-бубенчики бом-бом, / А-да на работу я и завтра не пойду, / А-да пусть работает Иван, / Перевыполняет план…»

Вася заглянул и в следующие шеды, но и там Вали не было. Он принялся за дело, начал сметать кроличьи катышки по желобам, засыпал комбикорм в миски, наливал воду, злясь на Валю. Работы было много, так что в конце концов пришлось включить свет. В сумерках Вася покатил тележку с отходами в дальний конец дворища. Закатный огонь дотлевал за березами и рекой, окрашивая воду. И этот закатный свет напомнил почему-то Васе сон фермера. Зовущий был свет, так вдруг почувствовал Вася. И он снова подумал о лодке и даже заулыбался. В воздухе попахивало дымком.

Пора было идти за пайкой. И Вася решил докончить потом.

В доме, как всегда, гремел телевизор: «Еще один шаг или даже прыжок в гонке за самостийностью и незалежностью. Верховная рада Украины приняла закон об осуждении коммунистического и нацистского тоталитарных режимов, запрещающий коммунистическую и нацистскую символику. Политики спешат все смешать и откреститься от нацистского вектора, который явственно прослеживается во всех их действиях и решениях последнего времени. Происходит фашизация всей жизни этой страны».

Вася не хотел брать и Валину порцию, пусть сама приходит, но Надежда Васильевна настояла, чтобы он взял. С двумя контейнерами Вася пошел к вагончику. В окошках не видно было ни зги.

– Да куда она запропастилась, проклятье! – сердито воскликнул Вася, осматриваясь внутри.

В вагончике уже было плохо видно, и он зажег лампу. Тут же спохватился, что так и не купил фонарик. Из-за этого Мюсляя, беготни. Вася открыл свой контейнер, взялся за ложку, зачерпнул рисовой каши с мясной подливкой, отправил в рот… Жуя, уже по-настоящему вдруг забеспокоился о Вале.

– Ну где эта дурочка?

Он бросил ложку, встал и вышел, но тут же вернулся и задул лампу. А потом уже пошел по ферме, озираясь. В доме Бориса Юрьевича весело горели окна. Иногда пыхали разноцветными сполохами, – наверное, там смотрели телевизор. Вася приостановился, было, чтобы понаблюдать за этой игрой, но тут раздался тихий топот – к ограде подбежал дебелый пес и зло задышал, и Вася сразу пошел прочь. Снова обошел все шеды. Потом направился в мастерскую. Оттуда хотел пойти к складскому помещению, но вдруг передумал и подался прямо к реке… Вода уже темно синела посередине, а по краям чернела. От реки веяло холодом, но и каким-то просторным обещанием. Вася вдыхал полной грудью этот воздух и невольно шептал:

– Крласота…

Очнувшись, он прошел вдоль воды, потом поднялся на берег, озираясь. Заметил первую звезду, но ее тут же закрыло облако.

Вася вернулся на ферму – и еще издали увидел керосиновые отсветы в окнах вагончика. Быстро зашагал туда.

Но это были не отсветы керосинки, а свет фонарика.

– А я думаю, где это все? – сказал Борис Юрьевич.

Вася смешался.

– Ходил смотрел, – пробормотал он.

– А я чего пришел, – сказал Борис Юрьевич. – Вон, принес вам ящик. – Он высветил лучом в углу небольшой телевизор. – Все равно стоит без дела. А вам будет веселее. Да и нельзя же отрываться от общей, так сказать, жизни.

– Хых, на керосине работает? – тут же спросил Вася.

– Да-а… Эдик чего-то филонит. Я же ему сказал, подключи ребят. Ничего, завтра это мы устраним. Да будет свет, как говорится. Прохладно на ночь глядя, – добавил он. – Пора бы и подтопить печурку. Вообще, если надолго и серьезно решите обретаться у нас, так и насчет домика покумекаем. Что ж, как на вокзале. Будем строиться, расширяться, птицу заведем, давно об этом думаю, может, и коров… Если вот испытания эНДэ увенчаются успехом.

– Что это такое?

– Ну я же тебе говорил. Низкочастотный Дристальник.

Вася вглядывался в смутное лицо Бориса Юрьевича, слегка лошадиное, с крупным носом, выпуклыми глазами, губастое.

– Я думал, вы шутите, – решил сказать он.

– Какие шутки? Нет, конечно, – возразил Борис Юрьевич. – На кону ферма. Завтра будут испытания, сам увидишь.

– На ком? – спросил Вася.

– Что?

– Ну испытания.

Борис Юрьевич хмыкнул.

– На собаке, конечно. На нашем Джеррике. Так что предварительно в гальюн не забудь сходить. Эдуард уже предупрежден.

– Спасибо, что сказали.

– Всегда пожалуйста. Ладно, не буду мешать вашей трапезе.

И Борис Юрьевич ушел. Вася уже не хотел есть и, оставив все, вернулся в шед. И тут же увидел силуэт в дальнем углу. Валя сидела на корточках у клетки и, сунув руку внутрь, почесывала, видимо, кролика. Вася даже не мог некоторое время слова вымолвить.

– Вальчонок?! – наконец окликнул он.

Та обернулась.