Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 32



– Бляха-маха, – пробормотал Эдик, морщась. – А я-то… совсем забыл… Но… как вы здесь оказались?

– Так, – ответил Вася, колюче глядя на него.

– Нет, кто вас… вам открыл? Ключ же у меня? У меня?

– Не знаю, – ответил Вася.

Эдик сделал движение рукой, как бы протирая изображение.

– Надеюсь, это не привет от белой горячки, – хрипло пробормотал он и пошел дальше, спустился по ступенькам крыльца, почесывая озадаченно шею.

Надежда Васильевна отдавала им контейнеры с завтраком, спрашивая, не мерзнут ли они в вагончике? Долго тепло от печки держится?

Вася после завтрака бродил вокруг вагончика в поисках досок, но ничего не обнаружил и решил позже посмотреть возле шедов или где-то на территории фермы, а в обед уже все заделать.

Когда они работали в шеде, пришел Эдик. Он сразу начал орать. Как смел этот бродяжка порубить дверь? Испортить такой отличный вагон? Дверь там была крепкая и ладная, холода не пропускала. Топи печку и живи королем, жуй крендель с маслом. Кто должен теперь это чинить? Рубить не строить?

Вася молчал.

– Чего молчишь?! – крикнул Эдик.

– А что с тобой говорить? – спросил Вася.

– Хочешь сказать, я тупой?

Эдика со злого похмелья разбирало. Он явно хотел почесать кулаки. Но тут в шед вошел сам Борис Юрьевич.

– Что у вас здесь за митинг? – спросил он хмуро.

Был он в брезентовой куртке, голова повязана косынкой из маскировочной ткани, щеки и подбородок чернели щетиной, веки подпухли, глаза красные.

– Это результат интоксикации, – заметил Вася.

– Ученый, твою мать!.. – воскликнул Эдик. – Посмотри, Юрьевич! На этого гастарбайтера.

– Ладно, что стряслось, – без вопросительной интонации проговорил Борис Юрьевич, слегка морщась.

– Да он взломщик! – крикнул Эдик. – Порубил нахрен вагон.

Борис Юрьевич посмотрел на Васю с некоторым удивлением.

– Даже так, – сказал он.

– Ой, ну вот зачем так-то наговаривать на человека? – подала голос Валя. – Вы, дяденька, закрыли нас на замок, даже поссать не выпускали! Почти сутки-то!

Борис Юрьевич обернулся к Эдику.

– Ну запамятовал, – отвечал тот, хлопая себя по шее. – Задурился вчера с авторитетами.

– И что? – спросил устало Борис Юрьевич.

– Утром Фасечка дверь и прорубил, – сказала Валя. – А то бы я там и насрала.

Борис Юрьевич засмеялся.

– Горшок, что ли, у мамки попросить?! – выпалил Эдик. – Устроили тут детский сад, мля.

– Дяденька, это вы нам устроили каталажку, – возразила Валя. – Как новозеландцам.

– Кому? Как кому? – спрашивал Эдик и даже ладонь к уху прикладывал, чтобы лучше услышать.

– Новозеландцам, – ответила Валя, враждебно поглядев на него, а потом кивнув на клетки.

– Это вы-то новозеландцы? – спрашивал Эдик, щуря синие глаза в белесых ресницах. – Юрьевич, мне тут анекдот припомнился… Встретили Петька с Василием Ивановичем осла, Петька говорит: не пойму, то не корова, не лошадь, уши вона какие. Чё за зверь-то, Василий Иванович? Тот ему: ну кролик это, только очень старый, судя по яйцам.

– Значит, и вы, – ответила Валя.

– Чего? – спросил Эдик.

– Фасечка говорит, да у нас все новозеландцы.

Эдик обернулся к Борису Юрьевичу.

– Слыхал, Юрьевич?.. Эти гастарбайтеры – ох не просты, а с умыслом! Куда метят!

– Ладно, Эдуард, успокойся, – сказал Борис Юрьевич. – Здесь ты сам виноват, что забыл. Надо дверь починить.

– Я? Этим бродяжкам? Бомжам? Пятому элементу?

– Почему… пятому? – не понял Вася.

– А потому, – не унимался Эдик, похмеляясь злыми словесами. – Там таких безродных ослов и показывали, смотавшихся на другую планету. Может, и вы хотите? Ну, раз не нравится? Раз новозеландцами себя ощущаете? Давайте, валите. Может, в Америке будете пиндосами, а не кроликами, что еще хуже.

Борис Юрьевич снова просмеялся, впрочем, как-то невесело, жестко, уныло.

– Я и сам дверь отремонтирую, – сказал Вася. – Только инстрлумент нужен, доска хорлошая, гвозди.

– Найди ему все, – сказал Борис Юрьевич Эдику и вышел. – И пойдем со мной… подлечиться надо.

Эдик тут же просиял и, позабыв обо всем, устремился следом.

– Хых! Ха-ха-хи-хи-хи, – засмеялся Вася. – Вот кому лечиться уж точно позарез нужно. Дебил натуральный. Вместо мозгов вата.



Валя вздохнула.

– Он, Фасечка, затурканный просто, ему отдохнуть надо, уехать куда.

– …в Новую Зеландию! – выпалил Вася.

– Ну нате, нате, – говорила Валя, насыпая корм в миски, – ослики новозеландские, недокормленные…

– Хыхыхх-хы! – смеялся Вася.

– И как же они вас есть могут? – сетовала Валя. – Ушастенькие вы мои. Ослики печальные.

Кролики молча слушали ее, поводя мягкими ушами, сверкая белками круглых загадочных глаз.

Вася все смеялся. В конце концов он заразил своим смехом и Валю. И, отсмеявшись, она запела:

– Трудничкам-рабам Христовым / Попаси вам… – Тут она на миг прервалась, как бы съедая слово, – Фрол-то ваших лошадок, / Василий ваших коровок, / Настасья ваших овечек, / Василий свинок, / Никитий ваших гусяток, / Сергий ваших утяток, / Варвара ваших куряток…

– Ну? Ну, Вальчонок? А про новозеландцев нет? – спрашивал Вася.

Валя улыбалась.

– Не-а. Там дальше про Егория: «Святой Егорий в поле сам он отпущая-а-а… А в дом принимая-а-а». Одних – на волю, других – в дом.

– Так спой сама про новозеландцев, – посоветовал Вася.

Валя подняла брови.

– Как? Это же песня устоявшаяся. Мартыновна говорила, у них в деревне, когда она еще малой была, такую пели.

– Ну и что? Новые времена – новые песни, – отозвался Вася. – Вот пусть Егорий их и отпускает.

– Кого?

– Да новозеландцев – в поле. Или в море.

Валя упрямо покачала головой.

– Нету такого в песне.

– Так будет, – сказал Вася.

Валя посмотрела на него и ничего не ответила.

Оживший Эдик принес доски, инструменты и все положил в вагончике. Вася в обед взялся за ремонт, бурча, что так тут и принято: сами себе столыпинские вагоны ладят новозеландцы. Валя ответила, что это же для тепла, да и какой же вагон без колес? Никуда не уедет. Вася, вжикая ножовкой, сыпля опилки, возражал, что колеса дело плевое. Стоял-стоял столыпин на запасном пути – и вот его модернизируют и опа, наш паровоз, вперед лети, в ГУЛАГе остановка, другого нет у нас пути, в руках у нас листовка: восемьдесят пять процентов новозеландцев поддерживают и одобряют модернизацию столыпина, вперед, на Берлин! Спасибо деду за победу и лично президенту за новые победы над голландцами, хохлами и пиндосами в Сирии.

Валя восхищенно слушала.

Вася примолк, утомившись работать ножовкой, смахнул с носа опилки.

– Фасечка, ты так много знаешь, – сказала Валя. – Против кого ты все время говоришь?

– Да про Обло-Стозевно-и-Лаяй.

Валя поежилась.

– Ой…

– Еще бы, – согласился он, примеривая отпиленную доску к двери. – Чудище хитрое, изворотливое. Под предлогом защиты обирает новозеландцев, бодается рогом со всем миром, чтобы еще страшнее было.

– А у него рог есть?

– А как же.

– Один? – уточнила Валя.

Вася на миг задумался.

– Нет, тогда это будет единорог – зверь благородный, а этот зверь паршивый, вонючий, с прилипшим к шерсти дерьмом. Два у него рога. И два подбородка.

– Черт? – спросила Валя.

– Черт – детская выдумка против него. Нет, у него рога не параллельно, а перпендикулярно.

– Как это? – не поняла Валя.

– Так, – сказал Вася и приложил к носу одну ладонь, к ней вторую.

– Как у этого… ну… ну… такого… в панцирях… маленькие глазенки.

– Носорога?

– Да! – воскликнула Валя и захлопала в ладоши.

– Ну… может, чуть и смахивает, – сказал Вася, – но только настоящий носорог невиннейшее создание, а Обло-Лаяй – монстр выбивания денег. А что еще надо попам и министрам? Бизнесменам? Генералам?.. А носорогу ничего не надо, лишь бы не мешали пастись.

– Он травку кушает?

– Да уж не детей со старухами и прочей голытьбой.