Джедаи в Хогвартсе

Кричер на секунду задумался, а потом грянулся башкой об стену. Сириус даже протрезвел от такой осведомленности Оби-Вана о семейных делах Блэков – сам Сириус ничего не знал об обстоятельствах гибели своего брата. Оби-Ван со своим обычным юмором начал отсчитывать над нокаутированным Кричером секунды. На семнадцатой секунде Кричер открыл глаза.

- Не вели казнить, магистр Оби-Ван, вели слово молвить! – завопил Кричер, кидаясь Оби-Вану в ноги.

- Встань, Кричер, - велел Оби-Ван, - я тебя не виню. Но поручение к тебе имею.

На Валентинов день Оби-Ван проявил стойкость и выдержку, проигнорировал тринадцать валентинок и на маскарад пришел в маске Вольдеморта. Появление Вольдеморта в середине Большого Зала с возгласом «Всех убью, один останусь!» произвело среди студентов и преподавателей большой фурор. Хаффлпафф почти в полном составе залез под столы. Весь Слизерин немедленно показал в сторону Поттера. Дамблдор сначала хотел выговорить Оби-Вану, что такие шутки неуместны даже на Хэллоуин, но потом, увидев стайку юных ведьмочек, бросившихся к Оби-Вану, как только тот снял маску, признал необходимость маскировки и помог Кеноби уйти из зала и вернуться в обличьи Люциуса Малфоя. Появлению Люциуса в костюме мушкетера обрадовались все, кроме Драко, который в тот момент назло Паркинсон танцевал со смазливой грязнокровкой с Равенкло. Увидев своего мнимого папочку, Драко лишился дара речи на несколько минут и чуть не утратил его совсем, когда его отец ласково потрепал Поттера по голове и дружески подмигнул Гермионе.

Энакин, в отличие от учителя, облачился в черное домино и перед соблазнами устоять не смог. Маскарад начался с танцев, во время которых черное домино пошло нарасхват, потом плавно перешел в стадию «Эничка бесконвойный» и закончился прекрасной дуэлью, в которой Энакин должен был стать главным призом победительнице. Оби-Ван, который никогда не вмешивался в личную жизнь ученика, заметил про себя, что Энакин все-таки недооценивает мощь Темной Стороны. Энакин понял это через пять минут, когда дуэль закончилась предсказуемым исходом, а он получил от победительницы такую выволочку, что молнии Сидиуса и занудство Йоды были бы в сравнении с ней семечками.

Было ли тому причиной развязное поведение Энакина, дуэль Гермионы, высший пилотаж захмелевшего Гарри под сводами Большого Зала или прочувствованная речь лже-Люциуса о преимуществах неволшебной крови и умственных способностях министра магии, но Министерство на следующий же день прислало в Хогвартс приказ «больше трех не собираться».

- Да больше трех, пожалуй, и не надо, - рассудительно сказал Энакин, временно поумневший после вчерашнего.

- А квиддич? – возмутился Гарри.

- Никакого квиддича, - хитро сказал Дамблдор, входя в кабинет Оби-Вана и Энакина, - теперь только драмкружок.

Аберфорт Дамблдор не без оснований считал, что его брату Альбусу Кристобалю может верить только идиот. Идиотов в Министерстве было много. В безопасность разрешения драмкружка под руководством заслуженного тренера, то есть режиссера, мадам Самогони Министерство поверило.

- Звание народного театра ко многому обязывает, - сообщила мадам Самогони, когда Армия Дамблдора собралась на стадионе на первое занятие драмкружка. – Кого мы только не играли! Лучше и не вспоминать.

К Армии Дамблдора, некоторые члены которой несли с собой, с милостивого позволения Оби-Вана, метлы, пытались примазаться несколько членов квиддичной команды Слизерина, но им не хватило актерских способностей, и режиссер Самогони удалила их с поля.

- Не пора ли нам замахнуться на Вильяма нашего Шекспира? – спросила мадам Самогони, в которой проснулся режиссерский азарт.

- И замахнемся! – отозвался Энакин, который всегда был первым на любую авантюру. – Гермионка, у тебя есть Шекспир?

- Я тебе не библиотека, - сердито ответила Гермиона.

- А кто только что сказал «мяу», то есть «Ассио Шекспир»?

Гермиона невинно пожала плечами, и на Энакина свалилось собрание сочинений великого драматурга.

Страницы с Ромео и Джульеттой начитанный Оби-Ван немедленно трансфигурировал в пыль, потому что правильно догадался, кто возьмется за главные роли и в две-три репетиции провалит все прикрытие.

- Гамлет, принц Дуку, - прочитал Энакин название трагедии, оказавшейся теперь первой, - то есть тьфу ты, принц Датский.

- Это и будем играть, - предложил Кеноби, вспомнив, что сразу за Гамлетом идет Троил и Крессида, а трансфигурировать эти страницы в пыль на глазах у Энакина немного рискованно.

Мадам Самогони выбор Оби-Вана одобрила. Первая репетиция на этом закончилась, и началась тренировка.

К следующей встрече драмкружка усидчивый Энакин прочитал только список действующих лиц, но этого ему хватило, чтобы догадаться, кто есть кто. Себе Энакин потребовал роль Гамлета, Гермионе отдал роль Офелии. Оби-Ван, прочитавший всю трагедию, безропотно принял роль Лаэрта, предвкушая, сколько шпилек можно будет по ходу развития сюжета отпустить в адрес Энакина. Уже третья сцена первого акта, до которой Энакин не дочитал, обещала быть настоящим шоу, если вспыльчивая и гордая Офелия не прибьет своих родственников на месте за их морали. Кеноби решил все же поискушать судьбу и поставил на роль Полония Ли Джордана, который уже пристроился было исполнять роль суфлера, но суфлировал такую ерунду, что наблюдающие за репетицией иногда падали от хохота на землю.

- Трансфигурировать тебя, что ли, - пробормотал Кеноби задумчиво, смотря на самозванного принца Датского, - или на усиленное питание перевести…

- На фига? – удивился Энакин, который немного стереотипно представлял себе трагических героев.

- «Он тучен и одышлив», - процитировал Кеноби слова королевы о Гамлете. – Хорошая роль, правда?

На импровизированной сцене огненно-рыжий «друг Горацио» в исполнении Рона Уизли уже встретился с тенью отца Гамлета и под дружный хохот Армии Дамблдора расписывал ее воинственную внешность. Тень отца Гамлета в лице Невилля Лонгботтома смущенно ковыряла носком землю. Репетиция шла полным ходом. Отступать Энакину было некуда.

С каждой следующей репетицией Энакин становился все мрачнее. Сначала он паясничал, обнимая свою Офелию и строя у нее из-за спины рожи чересчур правильным Лаэрту и Полонию, всем на радость изобразил «принца Гамлета в незастегнутом камзоле, без шляпы, в неподвязанных чулках, спадающих до пяток» и повеселил Кеноби монологом о «бедном Йодике», которого он якобы в детстве целовал и с которым играл в лошадки. Но знаменитый монолог он прочитал почти всерьез, и даже не предложил Лаэрту биться на световых мечах с элементами акробатики.

Развеселить мрачного принца Датского могла только рыжая парочка Розенкранц и Гильдерстерн, которая постоянно менялась ролями и несла отсебятину, да еще Ли Джордан в роли Полония. Ли Джордан даже гибель маститого вельможи не смог сыграть без прибауток и вместо того, чтобы скромно упасть за ковром, выскочил оттуда шутом и в ответ на повторный возглас Гамлета: «Что? Крыса?» - вскинул руки и воскликнул: «Ремус! Сириус! Мои старые друзья!» Посвященные, которых было весьма немало, шутку оценили.

- Послушай, - сказал Энакин Оби-Вану после первой полной репетиции, на которой Армия Дамблдора, забросив тренировки, под чутким руководством мадам Самогони прогнала всю пьесу, - чья идея была подсунуть мне Гамлета – твоя или Дамблдора?

- Драмкружок и Шекспира придумал Дамблдор, а Гамлета я, - честно признался Оби-Ван. – Мне кажется, что ты по-прежнему воспринимаешь Единую Силу как своего рода индульгенцию, хотя на самом деле все наоборот. Если в Силе нет добра и зла, то добро и зло в твоей руке. Очень скоро Сила не сможет помочь тебе. И раз соблазн не в Темной Стороне, ты даже более беззащитен перед злом, чем Гамлет, – из-за твоей привычки слишком полагаться на свое могущество и рубить все узлы.

Энакин мрачно молчал, думая над необычно серьезными словами Оби-Вана.