Военная хитрость

Джоффри действительно любил арбалеты, не умея справиться с луком, но под конец дня, вторую половину которого он провел с довольным Барристаном Селми, еще более строгим и требовательным, чем Барристан Селми недовольный, он начал свой арбалет ненавидеть. Ужасно болела правая рука, крутившая лебедку, по всему телу струился пот, а усталые руки дрожали, и принц стрелял будто на скаку.

- Быстрее перезаряжай! – требовал сэр Барристан, войдя в азарт от того, что дело спорилось. – Еще быстрее! Каждая секунда в бою может стоить жизни! Хрен с ней, с лебедкой, руками тяни!

Только когда село солнце, и разбитый центр очередной мишени превратился в сливающееся с полумраком пятно, Барристан скомандовал прекратить стрельбу и подошел к принцу.

- До принятия тобой рыцарских обетов я могу и не дожить, - сурово сказал Барристан. – Поэтому я приму твой обет сейчас. Поклянись мне, что твое искусство никогда не причинит вред невинному, не обратится против безоружного и всегда будет на стороне правды и справедливости.

- Клянусь, - нехотя пробормотал принц, соображая про себя, запрещает ли формулировка клятвы убийство для забавы зайцев и кошек, и Барристан с сознанием выполненного долга заполировал удачный день баечкой, которую рассказал ему сэр Герольд Хайтауэр еще в те годы, когда Барристан ходил кандидатом в гвардию.

- Сэр Дарри, по прозвищу Демон, командовал гвардией почти два века назад, и прозвище свое он получил уже после смерти, - поведал принцу Барристан, и его голос, когда они проходили под арками, звучал довольно зловеще. – При жизни сэр Дарри был великодушен и меч его служил справедливости. Грозным было его имя для забывших рыцарские обеты, трепетали от его имени разбойники и пираты. Но всех побежденных, кто раскаивался и просил пощады, сэр Дарри оставлял в живых, взяв с них клятву не возвращаться к старому. Пока сэр Дарри был жив, никто не решался нарушить данную ему клятву, но смерть забрала прославленного рыцаря, и всего неделю спустя отпущенный им под честное слово пиратский капитан черной ночью поднял свой черный флаг, - Барристан покосился на Джоффри и отметил, что в темноте да в пустых подворотнях история оказывает необходимое действие. – Черна была ночь, и черны были мысли клятвопреступника, но разрезала ночь молния, белая, как плащ гвардейца, и словно от порыва ветра слетела голова с пиратского капитана, стоявшего на мостике, и вывалился из открытого в ужасе рта его скверный язык, поедаемый червями.

- Так-то, парень, будет с каждым, кто нарушит клятву, данную королевскому гвардейцу, - подытожил сэр Барристан, любуясь произведенным эффектом, а принц Джоффри, с ужасом представляя себе поедающих его язык червей, решил не ужинать и сразу лечь спать.

«Если сэр Барристан ставит на истинный путь, - подумал про себя Эддард Старк, который не любил штабную работу и по вечерам обходил караулы, просто для души, - то на истинном пути уже ни заблудиться, ни свернуть обратно».

Джоффри понимал, что его успехи в стрельбе вряд ли смягчат сердце сэра Барристана настолько, чтобы отменить утреннюю тренировку, кое-как умылся едва двигающейся после вчерашнего правой рукой и поплелся в уже привычный ему двор, подходя к которому он с ужасом услышал голос Старка, вчера сменившего гнев на милость и пообещавшего отдать принца обратно Барристану как исправленное и дополненное издание.

На счастье Джоффри, Старк, встав пораньше, вытащил короля из постели, и небольшой двор был наполнен таким топотом, словно там объезжали бегемота. Принц остановился в полумраке арки, прижавшись к стене и пытаясь остаться незамеченным, и увидел довольно странное, по его понятиям, для рыцарей поведение: Эддард, вооруженный деревянным мечом, бегал от раскрасневшегося и мокрого короля Роберта, подзуживая его как мальчишка.

- Живей, живей! – выкрикивал лорд Старк, не поднимая меча, и могучие удары короля приходились в пустоту. – Роб, это несерьезно. Я бы тебя тогда у сэра Дарри точно положил.

- Так иди сюда, - предложил король, останавливаясь и тяжело дыша. – Посмотрим, как ты меня положишь.

- Держи карман шире, я тебе еще и в пазуху насыплю, - нагло ответил Старк и обежал вокруг короля легкой походкой, заставляя того кружиться на месте. – Я бы подождал, пока ты выдохнешься, и тогда бы тебя положил.

- А вот хер тебе! – отозвался Роберт, который от природы был неутомим, и кинулся вперед, но Старк снова ускользнул, и Джоффри подивился тому, как быстро двигается этот большой и сильный человек.

Король не остановился и вскоре приноровился к ныркам и уверткам Эддарда, пару раз немного того достав, и королевский десница, вскочив на небольшую бочку, с которой за упражнениями Джоффри порой наблюдал сэр Барристан, в три быстрых движения взлетел на крышу галереи.

- Ну давай, иди сюда, Роб, - пригласил Эддард. – Помнишь, как в Каменной Септе на крышах дрались? Ни за что не поверю, что твое чертово брюхо весит больше, чем весили тогда твои доспехи. Хотя…

- Я тебе дам «хотя»! – пообещал король и, ухватившись за крышу без помощи бочки, оттолкнулся ногой от колонны и довольно легко выполнил выход на две руки, но Эддард к этому времени уже выскочил на галерею второго этажа, и вскоре первые лица государства скрылись из виду.

Сэр Барристан, прямой и строгий, появился во дворе спустя всего пару минут, и свой вопрос об увиденном принц смог задать только через полтора часа, за которые ему пришлось крутить жернова, держать двуручные мечи в вытянутых руках и отталкивать ногами груженую телегу.

- Твой отец могуч, и в ближнем бою по-прежнему стоит десятерых, - пояснил Барристан, когда принц начал подводить к тому, что силовые тренировки можно бы заменить аэробными. – Но он уже не так быстр, как раньше, и в поединке на большом пространстве ему придется тяжело. Ты же худ и слаб, и выносливость приобретешь и так, развивая силу.

- Если же ты собирался спросить меня, буду ли я возражать, если ты под видом упражнений на ловкость вечерами начнешь болтаться по крышам вместе с сестрами Старк, - уже не так резко добавил Барристан, одобрительно глянув на принца, которого неделя северного закаливания научила не обижаться на правду, - то нет, не буду. Пойдет на пользу. Тем более что одна из них вроде до сих пор твоя невеста.

Принц не умел скрывать свои эмоции, и Барристан сразу заметил, что попал по больному. Рассудок говорил благородному рыцарю, что Джоффри пока не заслуживает хороших советов, но старость сделала сердце Барристана мягче, а память хранила слишком много историй о принце Рейгаре, которыми было не с кем поделиться.

- Мне довелось служить принцу Рейгару, когда я был молод, - медленно начал сэр Барристан, усевшись на свою бочку.

- Мой отец убил его у Трезубца. Он ударил его в грудь, трах, и он умер, - сообщил Джоффри все, что он знал о Рейгаре, не имея интереса к истории даже при наличии живых свидетелей, и прочел в глазах Барристана вчерашнюю угрозу удалиться в Эссос.

- На войне так бывает, парень, - отрезал сэр Барристан. – Хорошие люди убивают хороших людей.

Робкие ростки совести и привычное малодушие перед тяжелым трудом хором посоветовали Джоффри уговорить Барристана продолжать рассказ, и старый рыцарь все же поведал несколько поучительных историй, в которых Рейгару удалось смягчить женские сердца и загладить свою вину. Где-то в глубине сознания Джоффри промелькнула мысль об Эйгоне Недостойном, который не завоевывал женские сердца, а просто требовал к себе тех женщин, которых желал, но эта мысль уже показалась Джоффри постыдной, поскольку в его новом окружении за одни такие намерения запросто отрывали голову. Под конец рассказа Барристана Джоффри даже показалось, что он услышал арфу принца Рейгара, но потом принц заметил, что Барристан быстро стучит по краю меча, насвистывая и извлекая из звенящего клинка нехитрую мелодию.

Я помню, как теперь смешно:

Пастушка вы, я свинопас,

пропел Барристан куплет из любимой песни Рейгара о Рыцаре Стрекоз, рассудив, что рыцарский огонь в юном сердце можно попытаться разжечь не только суровой подготовкой к будущим боям.