Страница 3 из 45
В этот момент мне стало совершенно ясно, что разговоров о музыке не будет, как не будет и исполнения в студии песни «Позвони мне». Поняла, почему Андрей начал с болезненного для Алины вопроса. Меня пронзила мысль: Максим в студию не пришел.
Объявили меня. Я вышла в зал с улыбкой, как с факелом дружбы, надеясь, что беседа пройдет в доброжелательном русле.
Андрей попросил меня рассказать историю моего знакомства и отношений с Максимом Дунаевским. Это было трудно. Я не привыкла говорить о своей личной жизни перед аудиторией. Кроме того, озвучивая свое повествование, каждую мысль, у меня возникало неприятное ощущение, что мои слова материализовывались. Прошлые события наваливались на меня тяжелым грузом, прерывали дыхание.
Я понимала, что Андрей и публика ждали от меня правды. Ни Алина, ни я не собирались критиковать Максима, жаловаться на него или на его жену – мы ехали с добрыми чувствами. Но, видя сложившуюся ситуацию, почувствовала, что буду вынуждена пояснить кое-какие факты, которые уже упоминались в прессе. Лишь только факты.
То, что началось потом, я не смогла бы представить даже в самом страшном сне.
Максим Дунаевский действительно не пришел на встречу с дочерью. Не смог или не захотел посмотреть ей в глаза.
Вместо него явились его друзья и коллеги и друзья его жены. Настоящая «тяжелая артиллерия», которая яростно атаковала нас с Алиной.
Эти люди были настроены на удивление неприязненно и агрессивно. Не зная ни нас, ни нашей жизни, ни событий в ней, они принялись обвинять дочь, причем совершенно бездоказательно, в том, чего она не совершала!
Это было словесное линчевание без суда и следствия.
В меня тоже бросали камни, как и в Алину. Хотя ни одного из этих людей мы никогда не встречали ранее. Что они могли знать о нашей жизни? О наших отношениях с Максимом Дунаевским? Как, по какому праву могли нас судить?
Но, тем не менее, нас обличали, оскорбляли, осуждали, унижали, клеймили позором.
Алина находилась в глубоком шоке. Слушала и смотрела на меня широко раскрытыми, непонимающими глазами.
Она говорила о любви к отцу, а ее в ответ обвиняли в корыстных замыслах. Отнимали у нее право надеяться на внимание отца. Но она ведь не просила ни его любви, ни денег, а просто иметь возможность общаться с ним хоть иногда.
«Лишь только слышать его раз в месяц по телефону и видеть раз в год», – объяснила дочь, отвечая на вопросы «экспертов». Она никак не могла понять: за какое преступление ее судят?
Это был театр абсурда. Это был гротеск.
Временами меня настолько охватывало ощущение ирреальности всего происходящего, что мне казалось, что я видела себя со стороны или сверху. Как будто видела тяжелый сон.
Но самый страшный удар нанес дочери сам отец.
Не придя в студию, он решил высказаться по телефону. Прозвучали очень некрасивые и необоснованные слова о дочери и обо мне.
Но если он так уверен в себе и в своей правоте, тогда почему же не пришел в студию и не высказал это, глядя нам в глаза?
И ведь он мог просто позвонить дочери, и никакой передачи не было бы. Тогда к чему вся эта мизансцена? Чтобы скрыть правду? Истинную причину разрыва?
Не буду сейчас подробно описывать то, что произошло в тот злосчастный день – тяжело. Об этом позднее. Но многие видели этот эфир, показанный зрителю за два вечера, 13 и 14 марта 2012 года.
И все же в зале оказалось немало добрых и понимающих людей. Прежде всего ведущий Андрей Малахов, писательница Дарья Донцова, моя добрая подруга Галя Белова и, конечно, зрители в студии.
Я глубоко признательна всем людям, которые поддержали Алину во время этого тяжкого для нее испытания, которое казалось нам нескончаемым.
Наконец объявили о завершении записи. Погасли прожектора. Люди начали вставать с мест, кто-то направился к нам. Но быстро подошла одна из редакторов и стала уводить нас с Алиной из зала. Видимо, она не хотела, чтобы мы с кем-то общались.
Мы пошли по длинному коридору к выходу. Я была ошеломлена, кружилась голова. И тут, совершенно неожиданно для меня самой, к глазам подкатили слезы.
Девушка-редактор испугалась:
– Нина, что с вами? Что случилось?! Ведь все было хорошо!
– Хорошо?! А что же во всем этом хорошего?! И как же песня, которую Алина должна была исполнить в студии? И рассказ о ее музыкальном творчестве?!
– Дело в том… Максим Исаакович в последний момент отказался прийти на запись, поэтому Андрею пришлось изменить сценарий.
Да, видимо, все было именно так. Но Максим… зачем ему все это было нужно? Ведь он мог одним звонком отменить все – этой передачи не было бы! Нормальные люди честно объясняются между собой, если что-то не так. А тут столько лет игнорировать родную дочь… дважды… и вот снова что-то невероятное…
Я смотрела на Алину. Она находилась в оцепенении. Необычайно бледная, лицо стало молочного цвета. Ребята-музыканты окружили ее, стараясь поддержать теплыми словами. Кто-то преподнес ей заранее припасенный букет цветов.
«Ну, слава Богу, все закончилось…» – я выдохнула с облегчением.
Шок от пережитого был настолько сильным для нас обеих, что мы с дочерью по негласному договору ни разу не обсуждали происшедшее в студии – с того самого дня и по сегодняшний. Хотелось лишь одного – скорее все забыть.
Но в тот момент я еще не знала, что после выхода нашей передачи в эфир 13 марта будет продолжение этого враждебного представления, но уже на уровне Интернета, видеоинтервью и прессы.
Не знала еще и того, что после эфира в почту Алининых социальных страниц придут сотни замечательных, горячих писем поддержки и солидарности от совершенно незнакомых людей! Мы с дочерью бесконечно благодарны этим добрым людям!
Но все это будет позже.
Вечером того злополучного дня мы поужинали в традиционном ресторанчике, в центре города – открыли ребятам настоящую русскую кухню. Затем совершили приятную прогулку по ночной фееричной Москве. Все вместе снимали напряжение. Так как, даже не понимая русской речи, музыканты прекрасно почувствовали всю драматичность разыгравшейся в студии бури, сопереживали дочери.
На следующий день состоялся концерт Markize в большом зале-дискотеке «Milk».
Алина чувствовала себя неважно. Она провела бессонную ночь. Я и сама почти не спала и слышала, как она постоянно ворочалась. Тяжелая ночь сказалась на ней – больной вид, синие круги под глазами.
Я беспокоилась за нее – сумеет ли сконцентрироваться после перенесенного потрясения и дать качественное выступление? Зная ее требовательное отношение к себе и к своей работе, я не сомневалась, что ее занимает та же самая мысль. Оставалась надежда на профессионализм.
Алина была крайне серьезна и собранна. Еще минута – и она вышла на сцену.
Зал встретил ее очень тепло и дружно зааплодировал.
Алина начала петь. После своей первой песни она обратилась к публике. Поприветствовала ее и объяснила, как много для нее значит этот самый первый концерт на родине.
Зал горячо реагировал на ее слова. Не зря говорят, что русская публика самая лучшая в мире. Я лично снова убедилась в этом, хотя уже давно не была на концертах в России. Люди замечательно поддерживали Алину и ее музыкантов.
Кроме того, на концерт пришли Алинины фанаты из московского фан-клуба ее группы. Ребята приготовили очень трогательные сюрпризы: двести светящихся бабочек на палочках, которыми они размахивали в такт музыке (бабочка – символ группы Markize).
Как мне позднее рассказали организаторы, члены фан-клуба разделили между собой работу по изготовлению этих бабочек-флажков и работали даже ночью, чтобы успеть к концерту! Мне кажется, что только русские люди способны на подобные щедрые душевные порывы и на самопожертвование.
Алина была очень сильно растрогана, от души благодарила ребят.
В какой-то момент концерта появился и другой сюрприз. Несколько человек раскрыли прямо перед сценой большой российский флаг, на котором было написано «Мы любим Markize!» У Алины заблестели, заискрились глаза. Я видела, что ее переполняли эмоции – до слез.