Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 45



Еще при создании квантовой механики была установлена роль прибора в процессе измерений квантового объекта, его влияние на результат измерения и, следовательно, необходимость учитывать это влияние. В последние годы стало ясно, что этого недостаточно – необходимо учитывать не только влияние прибора, но и влияние наблюдателя, точнее, его сознания. В классической физике считается, что свойства измеряемого объекта, наблюдаемые при измерении, существуют до измерения, а измерение лишь ликвидирует наше незнание по этому вопросу; в квантовой физике все обстоит иначе: «Свойства, обнаруживаемые при измерении, могут, вообще, не существовать до измерения. <…> В некотором смысле реальность творится, а не просто познается» [17]. Если вспомнить, что в момент возникновения Вселенная представляла собой квантовый объект, а процесс возникновения, проявления Вселенной можно рассматривать как «измерение», то естественно возникает вопрос о Сознании, которое участвует в этом «измерении» и которое производит выбор определенной вселенной из множества альтернативных возможностей (или эвереттовских миров, о них см. выше).

Б.Н.Менский выдвигает гипотезу, согласно которой сознание не просто производит селекцию альтернатив при квантовых измерениях, а отождествляется с селекцией альтернатив. Он также обращает внимание на то, что в некоторых интерпретациях эвереттовских миров фигурирует понятие «многих разумов». Отсюда делается важный вывод, что «сознание оказывается общей частью квантовой физики и психологии, а тем самым общей частью естественнонаучной и гуманитарной сфер» [17].

Развивая эти идеи, Менский приходит к выводу, что если бы эвереттовские альтернативы (эвереттовские миры) не были классическими, то жизнь не могла бы существовать в таком мире. Классичность эвереттовских миров оказывается необходимым условием существования живых существ, обладающих сознанием (хотя бы на примитивном уровне, в форме ощущения). Из этих идей следует также (я опускаю аргументацию), что сознание «есть не что иное, как определение того, что такое жизнь в самом общем понимании этого слова» [17]. Иными словами, жизнь и сознание тесно связаны, жизнь без сознания невозможна.

Наконец, подводя итог этому обсуждению, Менский заключает: «Можно сказать, что классического мира вообще объективно не существует, а иллюзия классического мира возникает лишь в сознании живого существа». Интересно, добавляет он, что к такому странному, с точки зрения физики, выводу приходит сама физика, если мы доводим ее до логической полноты, избегая удобной эклектики. С точки зрения метанаучной философии, этот вывод не является странным, ибо эта философия включает учение о Майе. (Весь Проявленный Мир есть иллюзия – Майя, игра Матери Мира, но эта «иллюзия» по отношению к Миру Абсолютному есть Единственно Существующая Реальность в Мире Проявленном[14].)

Развиваемая концепция сознания позволяет выдвинуть еще одну радикальную гипотезу. Поскольку сознание в целом (в отличие от его отдельных компонент) охватывает весь квантовый мир, все его «классические проекции», возникает возможность для индивидуального сознания, живущего в некотором эвереттовском мире, при определенных условиях выходить в квантовый мир в целом, «заглядывать» в другие альтернативные миры. Эта возможность реализуется, когда перегородки между альтернативными мирами исчезают или становятся проницаемыми, то есть «на границе сознания».

Поскольку сознание становится как предметом психологии, так и предметом физики, возникает возможность взглянуть на него с двух сторон, из различных сфер знания. Такие две точки зрения могут хорошо дополнять друг друга. Здесь открывается перспектива исследования необычных состояний сознания (состояние транса, сна, невербальное и неконтролируемое мышление, которое играет большую роль в науке и других видах творческой деятельности). В этой связи Менский ссылается на очерк П.А.Флоренского «Иконостас» и книгу Роджера Пенроуза «Новый ум короля». Он также обращает внимание на вненаучные формы познания, такие как религия и восточная философия. Привлечение этих областей знания, исследование необычных («измененных») состояний сознания требует введения новой методологии.

В новой методологии должны быть пересмотрены критерии истинности. В частности, необходимо учитывать влияние сознания на результаты эксперимента. Здесь возникает своеобразная ситуация. Если реализовалось какое-то маловероятное событие («чудо»), то «скептик будет иметь возможность сомневаться, даже оказавшись вместе с “чудотворцем” в том эвереттовском мире, в котором маловероятное событие реализовалось. Но мало того. Сам “неверующий” предпочтет оказаться в таком мире, в котором “чуда” не произойдет. Потому для скептика вероятность, что он увидит осуществление маловероятного события, остается малой. Итак, если принять предположение, что сознание может модифицировать вероятности альтернатив, ситуация оказывается очень странной. Те, кто верит в это предположение, с заметной вероятностью будут иметь возможность убедиться, что оно верно, т. е. что сознание действительно влияет на вероятности событий. Те, кто не хочет в это верить, с большой вероятностью будут убеждаться, что этого не происходит. Скептики окажутся в таких эвереттовских мирах, где безраздельно господствуют обычные физические законы, объективные и не зависящие от сознания. Зато те, кто предпочитает верить в “чудеса”, творимые сознанием, окажутся в таких мирах, где такие “вероятностные чудеса” действительно происходят» [17]. Учитывая это, «новая методология должна, во-первых, допускать эксперименты с индивидуальным сознанием или наблюдения над ним в качестве инструмента проверки (развиваемой здесь. – Л.Г.) теории, а во-вторых, учитывать возможное влияние априорных установок на результаты наблюдений» [17].



Нет сомнения в том, что все эти идеи и подходы идут в русле идей нового космического мышления.

10. Космонавтика и космическое мышление

В заключение рассмотрим вопрос о соотношении космонавтики и космического мышления. Может показаться, что этот вопрос надуманный: космонавтика – важное техническое достижение ХХ века, оказавшее влияние на науку и различные сферы человеческой деятельности, включая экономику, политику, военное дело. Но при чем тут космическое мышление? Не является ли привлечение космонавтики попыткой «прикрыться» авторитетным и влиятельным направлением? Разумеется, это не так. В книге «Вселенная Мастера» Л.В.Шапошникова, касаясь роли космонавтики, пишет: «Это был грандиозный исторический прорыв, не только изменивший развитие техники, но и давший планете невиданный доселе пласт космической культуры» [2, с. 242]. Она обращает внимание на то, что космонавты, пережившие опыт космического полета, по-новому осмысливали чувственно и духовно проблему «человек – Земля – Космос». Опираясь на работу космонавта-исследователя С.Н.Кричевского, в которой проанализированы свидетельства его коллег, побывавших в Космосе, Л.В.Шапошникова приходит к важному выводу: «На космической орбите, наряду с научно-экспериментальным способом познания действует и метанаучный <…> Можно сказать, что как бы сам Космос соединяет научный и метанаучный способы познания» [2, с. 246]. Соприкосновение с космическим пространством меняет внутренний мир человека, его отношение к Космосу и планете. «Можно сказать, что уходит в Космос один человек, а возвращается другой» [2, с. 242].

Это особенно ярко проявилось в судьбе американских астронавтов – участников проекта «Аполлон». Им довелось выйти за пределы ближнего космического пространства, непосредственно примыкающего к Земле, и побывать на Луне или около ее. Это короткое пребывание «вне ауры Земли» оказало существенное влияние на их образ мыслей, действий и жизненную позицию. В июле 1975 г. журнал «Америка» опубликовал статью об астронавтах «Аполлона» [43]. Из 73 астронавтов, участвовавших в полете, большинство после возвращения на Землю ушли из космонавтики. Они стали преподавателями, писателями, консультантами, авиаторами, бизнесменами, служащими государственных учреждений, проповедниками. Кое-кто предпочел оставаться в тени, кое-кому совсем нелегко снова привыкнуть к земным будням. Нил Армстронг, первый человек, ступивший на поверхность Луны, стал университетским профессором, ведя замкнутый образ жизни и стараясь не привлекать к себе внимания. Джон Суайгерт (которому вместе с Джемсом Ловеллом и Фредом Хейсом пришлось пережить взрыв на борту «Аполлона-13») признается: «Космические полеты изменили перспективу моего мышления. <…> После космических полетов я начал мыслить глобально, и именно с глобальной точки зрения, а не с национальной мы должны рассматривать такие проблемы, как обеспечение человечества сырьевыми ресурсами, продовольствием, энергией» [цит. по: 43, с. 31]. В статье отмечается, что такие перемены в мышлении и сознании характерны для всех астронавтов программы «Аполлон». «Я искренне верю, – пишет Майкл Колинс, – что, доведись политическим лидерам взглянуть на нашу планету с расстояния 150 000 километров, они коренным образом изменили бы свое мышление» [цит. по: 43, с. 32].

14

Сейчас модно полностью отрицать Дарвина. Между тем, его теория эволюции содержит очень важное рациональное зерно. Хорошо сказано об этом у Е.П.Блаватской. «Дарвин начинает свою эволюцию видов с нижайшей точки и прослеживает ее кверху, в восходящем направлении. Его единственная ошибка заключается в том, что свою систему он прикладывает не с того конца. Если бы он мог перенести свои поиски из видимой вселенной в невидимую, он очутился бы на правильном пути» [26, с. 356].