Основа философии

Самим хватанием необъятного невыделенного целого мы пытаемся, таким образом, схватить, т. е. понять. Следует в связи с этим обратить внимание на то, что слово «понятие» является однокоренным со словами «понятое», «понятно». Понятие – то, что можно понять на фоне всего остального.

Понятие – обозначенное выделение, подобное рисунку на поверхности воды, который мы пытаемся зафиксировать с помощью его же отражений. Каждый раз, когда мы пользуемся понятием, мы отражаем предмет его отражения новым отражением, что вновь наводит мысль на то, как количество отражений предмета, находящего между зеркалами, вырастает вплоть до бесконечности. Положение ведет мысль к размышлению Платона о недоступности словесного отображения идей: «Можно ли выразить правильно то, что всегда уходит, выразить, во-первых, что это – то же, во-вторых, что это – таково? Или необходимо, что тогда как мы говорим, оно тотчас становится уже иным, ускользает и не остается тем же? […] Каким же образом могло бы быть чем-нибудь то, что никогда не то же? Ведь если бы оно было то же, то в это самое время, очевидно, не изменялось бы. А что всегда одинаково и тождественно, то как могло бы изменяться или проходить в движение, не выступая из своей идеи? […] Да оно не было бы никем и познано, ибо только что приступил бы ты с намерением познать его, оно сделалось бы иным и чуждым, а потому не было бы еще узнано, каково оно действительно и в каком состоянии находится. Ведь никакое знание не познает, познавая никак не существующее»[35].

Но именно нашими попытками удерживать понятие мы удаляемся от его изначального предмета. В этом заключается парадокс рационалистического стремления к окончательности понятийных структур: «Gibt es ein unmittelbares Anschauen von Dingen, die Gliederung der Wirklichkeit nach «Dingen» und «Eigenschaften» selbst erst das Resultat einer Vermittlung, die nur darum nicht zu durchschauen pflegen, weil wir sie ständig vollziehen und weil wir in ihrem Vollzug aufgehen?»[36] (пер. с нем.: «Существует ли непосредственное созерцание вещей, или же знание вещей, расчленение действительности на «вещи» и «свойства», само является результатом опосредования, которое лишь потому не улавливается нами, что мы постоянно к нему прибегаем и в нем пребываем?»).

В процессе коммуникации мы все больше удаляемся от источника понятийных элементов образуемых предметов для коммуникативности, чтобы взамен приобщиться к некоему словесному консенсусу понятийной структуры вседоступности, во всё большей степени абстрагированной от прежних конфигураций своих понятийных элементов. В итоге наш понятийный мир становится всё более абстрагированным и всеобщим, но в то же время менее собственным. Получается, в этом отношении, что чем более цивилизован наш понятийный мир, тем скуднее он в плане оригинальности. Здесь речь идет о прямой взаимосвязи, точнее об обратной пропорциональности, в том, что общая стереотипность увеличивается за счет собственной оригинальности. Не это ли обстоятельство наталкивало Хайдеггера на следующие высказывания: «Andererseits hat der Mensch unserer Gesichte immer in irgendeine Weise gedacht; er hat sogar Tiefstes gedacht und dem Gedächtnis anvertraut. Als der so Denkende blieb er und bleibt er auf das zu-Denkende bezogen. Gleichwohl vermag der Mensch nicht eigentlich zu denken, solange sich das zu-Denkende entzieht»[37] (пер. с нем.: «С другой стороны, человек нашей истории всегда тем или иным способом мыслил даже о глубочайшем и вверялся памяти. В качестве мыслящего он оставался и остается втянутым в то, что дает себя для мысли. И все-таки человек не сможет мыслить подлинным образом до тех пор, пока данное для мысли оттягивается в удаление») и «Wir Heutigen zumal kö

Выяснив, что коммуникация, будучи интерпретацией, ведет к возрастанию понятийного ряда отражений уже отраженных понятий, следует также иметь в виду, что новое отражение не только является повторением, а вольно или невольно включает в себя элемент переосмысления: «De

Мы не можем понять уже понятое точно таким образом, как оно было понято раньше. Наше собственное понимание не может повторяться, а все время видоизменяется, видоизменяя свой текучий понятийный мир. Итак, понимание – нечто сугубо индивидуальное и невоспроизводимое, также и в том случае, когда мы пытаемся переступить собственную понятийную сферу. В связи с этим спрашивается, является ли индивидуальная мимолетная картина мира интегрированной частью всеобщего понятийного мира, и, если это так, как это понимать? Общность здесь заключается в том, что присутствует некая преемственность между неустанными токами переосмысления индивидуальных понятийных картин мира: «Was immer und wie immer wir zu denken versuchen, wir denken im Spielraum der Überlieferung»[41] (пер. с нем.: «Что бы и как бы мы ни пытались помыслить, мыслим мы в пространстве традиции»). Коммуникацией достигается и поддерживается условное взаимопонимание, простирающееся в межличностном пространстве, передвигаясь по преодоленному временному течению, но, при этом, коммуникацией раскрывается всегда собственная, доселе не встречаемая переосмысленная интерпретация.

Элементы нового творчества принципиально неискоренимы в понятийном отождествлении, как бы тщательно не соблюдался общепринятый канон при понятийной передаче и интерпретации. Понятие безоглядно приобретает новые и новые выражения на основе одноименных, но все-таки различных форм. Собственный понятийный мир не является частью некой единой понятийной картины, а все собственные понятия постоянно взаимообусловливаются остальными понятиями. Как бы мы не пытались создавать точный искусственный мир, приходится признать, что он, подобно нам самым и окружающей среде, вечно изменчив. Дело в том, что нет способа обособить понятие от мира. Мир понятен понятийностью. Представление понятийно.

Коммуникация придает, однако, еще одно измерение в том плане, что мир не просто воспринимается в определенных аспектах, а воспринимается в свете собственных отражений, предшествующих представлениям. Мир социума постоянно надстраивается за счёт растущего культурного слоя, всё больше отдаляющего нас от собственных подлинных взглядов. В итоге мир с каждым мгновением становится всё более абстрактным и переработанным. Это означает, что не только наши производственные продукты приобретают всё более неестественный вид, но и, в не меньшей степени, наш понятийный аппарат, а также вся природа и весь мир. Но так же как искусственные химические препараты синтезируются из естественных, природных элементов, так и формализованный язык создается на основе обыденного языка, так и все наши понятия коренятся в подлинном восприятии вещей на заре понятийного горизонта. Однако, в отличие от нашего рукотворного предметного мира, ещё более сложной задачей оказывается для нас «отстранённое» рассмотрение собственного понятийного аппарата, так как только через посредство понятий мы вообще в состоянии что-либо «рассматривать». Отдельная сторона понятийного мира все время от себя отстраняется, и нам не хватает очевидности: «Die Waage, auf der man die Eindrücke wägt, ist nicht der Eindruck von einer Waage»[42](пер. с нем.: «Весы, на которых взвешиваешь впечатления, не являются впечатлением весов»). Подобно тому, как при создании современной машины используются наличествующие машины, новое понятие образуется уже выделенными понятиями. Приходится поднимать себя за волосы, что, между прочим, иллюстрирует деятельность классической аналитической философии, выделяющей формальные однозначные выражения, все-таки уходящие корнями в нашу изменчивую, всеохватывающую понятийную почву.

35

Платон. Полное собрание сочинений. «Кратил, или О правильности имен», М., Альфа-Книга, 2013, с. 128.

36

Cassirer Е. Philosophie der symbolischen Formen, Band 3: Phänomenologie der Erke

37

Heidegger М. Was heißt denken? Tübingen, Max Niemeyer Verlag, 1954, S. 4.

38

Ibid, S. 5.

39

Cassirer E. Philosophie der symbolischen Formen, Band 3: Phänomenologie der Erke

40

Деррида Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака. СПб., Алетейя, 2015, с. 57.

41

Heidegger М. Identitet und Differenz, Tübingen, Günther Neske in Pfüllingen, 1957, S. 34.

42

Wittgenstein L. «Philosophische Untersuchungen». Werkausgabe Band 1. Frankfurt am Main, Suhrkamp. 1995, S. 362.