Страница 17 из 30
М. А. Гордон, автор книги «Жизнь королевы Кэтрин Парр» (1951), совершенно безосновательно утверждает: «В ранние годы [Эдуарда VI] фактический присмотр за ребенком был возложен на некого Эндрю Борда… Генрих VIII, обожавший своего единственного сына, нанял Борда на работу как доктора и учителя. По настоянию этого врача ребенка отправили в Певенси, возможно потому, что морской воздух был благоприятен для слабых легких мальчика».
Не один из биографов нашего героя не упоминает о его работе в качестве учителя и врача наследника престола, хотя, возможно, на основании замечания Гордона в настоящее время на доме установлена памятная доска, текст которой гласит, что здесь было местожительство Эндрю Борда, придворного врача Генриха VIII, и что в доме однажды останавливался король Эдуард VI.
Рис. 12. Публичное выступление врача
В 1545 году (или годом позднее) Борд на некоторое время обосновался в Лондоне. Здесь он успешно занимался врачебной практикой и следил за публикацией написанных в Монпелье, но еще не увидевших свет сочинений («Требника» и «Введение в Знание»), второго издания «Диет» и новой книги «Принципы Астрономии…», рукопись которой (как утверждал автор) он подготовил «за четыре дня, пользуясь одним старым пером и не зачищая оного». По-видимому, «Введение в Знание» была опубликована после других перечисленных книг, так как в каждой из них упоминается о работе автора над книгой о своих путешествиях. Может быть, в это, относительно спокойное и благополучное время, своими вычтуплениями «на людях» Борд и заслужил прозвище «Весельчак Эндрю» (рис. 12).
Неплохое финансовое состояние позволило Борду арендовать для местожительства дом, который ранее занимал Master (Глава) «Больницы святого Эгидия45, что [расположена] за Лондоном». Она была основана ок.1120 года Матильдой Шотландской (женой английского короля Генриха I) для больных лепрой (проказой). Болезнь эта особенно свирепствовала в Европе в XII–XIII веках, когда усилились контакты европейских и восточных стран; тогда же появилось много лепрозориев, которые обычно строили за городской чертой, вдоль важных дорог, чтобы больные могли просить милостыню, трещоткой предупреждая экипажи или прохожих о своём появлении. Здание больницы св. Эгидия, окружавшие ее сады и огороды, госпитальная часовня, конюшня и другое недвижимое имущество располагались на земле Короны, которая и финансировала ее работу. Затем, в XIV веке, король Ричард II (1367–1400) передал землю и все здания и службы больницы лондонскому цистерианскому аббатству св. Марии Милосердной.
Когда Генрих VIII разогнал монастыри, то одновременно с обителью перестала существовать и больница, а все ее имущество и земля отошли к королю. В 1545 году он даровал их своему приближенному Джону Дадли46, который использовал главное здание больницы как личную резиденцию, а землю и постройки сдал в аренду. Такое положение сохранялось два последующих года, но затем Дадли получил от короля лицензию, датированную 6 июля 1547 года и разрешающую отдать (а, скорее всего, продать) землю и всю больничную собственность члену Парламента сэру Ваймонду Керью (1493–1549). В лицензии перечислялась передаваемая собственность и, в частности, «все здания бывшей больницы св. Эгидия, сады, конюшни и огороды, принадлежавшие ей, а также особняк (messuage)…, последним арендатором которого был др. Борд…». Но наш доктор не был Мастером больницы св. Эгидия, как предполагает канадский историк медицины Эрл П. Скарлетт (а вслед за ним и Патриция Флетчер), поскольку известно, что больница перестала существовать еще в 1539 году.
Рис. 13. Эндрю Борд (?)
После нескольких лет, проведенных в Лондоне, вернулся в Винчестер. Его ждала спокойная и обеспеченная старость, привычные и приятные врачебные и литературные работы, дававшие к тому же неплохой доход (рис. 13). Но, как заметил Публий Сир47, «Судьба – стекло, блестя, разбивается». Многоцветное стекло судьбы Борда неожиданно треснуло, когда в 1547 году (или в следующем) он предстал перед церковным судом в Винчестере, был осужден и отправлен в тюрьму Флит (рис. 14).
Рис. 14. Тюрьма Флит (рисунок начала XVIII века)
Говоря о последних годах жизни Борда, даже лишенный сантиментов Ф. Д. Фэниуэлл не смог удержаться от возвышенного стиля:
«Мы приближаемся к заключительной сцене [драмы]. Наш герой, плодовитый литератор, много странствовавший врачеватель, возносивший молитвы перед Богом за души смертных и осуждавший человеческие грехи, хотя сам был и грешником, и жертвой греха одновременно, находится во Флите, в здравый уме, но телесно больной».
Как же «Весельчак Эндрю» оказался в тюрьме?
О его преступлении, лействительном или мнимом, рассказал протестантский теолог Джон Понет в книге, которая увидела свет через восемь лет после смерти Борда. Ее автор отвергал целибат, и, защищая право священнослужителей на брак, присоединился к литературной полемике видных иерархов и теологов, стоявших по разные стороны духовного барьера, который разделял католическую и реформаторскую церкви. Но перед тем, как обратиться к книге Понета, стоит вкратце рассказать об истории целибата и некоторых эпизодах упомянутой полемики.
Давай поженимся!
Отношение к обету безбрачия – одному из главнейших установлений католицизма – представляло собой ту лакмусовую бумажку, которая для верующих часто определяло принятие или неприятие Реформации. Требование, обязывающее клириков соблюдать целомудрие, впервые был установлено в начале IV века правилами Эльвирского собора48, которые предписывали за нарушение этого обета навсегда отлучать священников от церковного служения и даже на смертном одре не давать им прощения (фактически целибат утвердился только XI веке при папе Григории VII, 1020/1025-1085).
Прошло почти пять веков, и сторонники религиозного реформаторского движения выступили против обета безбрачия клириков, утверждая, что он противоречит мнению многих библейских авторитетов, Отцов Церкви и средневековых теологов.
Исследуя историю вопроса относительно pro et contra отмены целибата, Джон К. Йост, профессор Университета штата Небраска, писал:
«Контроверза между сторонниками клерикального брака и целибата сыграла важную роль в реформировании католической религии. Отказ от монашеских обетов, узаконивание права священников на браки, повышение моральной значимости института семьи разрушали устоявшийся порядок средневекового христианства и представляли собой наиболее революционные изменения, внесенные Реформацией в религию и этику. Многие священнослужители примкнули к реформационному движению именно для того, чтобы избежать традиционных ограничений в семейной жизни. Те из них, кто имели любовниц, получили возможность возвысить их до почтенных и уважаемых жен, а бастардов – сделать законными детьми».
С ним солидарен Преподобный Майкл Э. Скрич, капеллан и почетный член оксфордского Колледжа Душ Всех Праведников, который в своей книге «Раблезианский брак» (1958) назвал упомянутую контроверзу «главным вопросом лютеранской, англиканской и кальвинистской Реформации».
Не буду досаждать читателю обширным цитированием различных авторитетов, писавших о рассматриваемой проблеме, приведу лишь слова апостола Павла в его «Первом послании Коринфянам»49, утверждавшего, что в браке нет ничего плохого, но соблюдающий безбрачие все же поступает лучше: «Неженатый заботится о Господнем, о том, как угодить Господу; женатый же заботится о мирском, как угодить жене… Но кто непоколебимо тверд в сердце своем и, не будучи стесняем нуждою, но будучи властен в воле своей, решился в сердце своем соблюдать девственность, тот хорошо поступает»50.