Страница 13 из 16
Изменяется и образ капиталиста. Он все более превращается в бюрократа в корпоративной машине. Ненависть и фрустрация лишаются своих специфических объектов. Воспроизводство неравенства и рабства скрывает технологический покров. Несвобода закрепляется в форме многочисленных свобод и удобств [88, 296].
Однако, по мнению Г. Маркузе, индустриальная революция создает условия для более высокой исторической рациональности, которая может проявиться лишь в борьбе против существующего общества. Всеобщая механизация труда открывает возможность новой человеческой действительности – а именно жизни в свободное время на основе удовлетворения первостепенных потребностей. Отказ от прибыльной расточительности и контроль рождаемости увеличили бы общественное богатство, предназначаемое для распределения, а конец перманентной мобилизации сократил бы общественную потребность в отказе от удовлетворения индивидуальных потребностей. Новую социальную силу, способную изменить мир, Г. Маркузе видит в аутсайдерах, остающихся за бортом демократического процесса [88, 483–514].
Идеи Герберта Маркузе нашли наибольший отклик у молодежи, еще несвязанной социальными обязательствами, особенно у студентов, став идеологической основой студенческих выступлений 1968 года. Позднее, как отмечает Б. Ю. Кагарлицкий, под влиянием поражения студенческих выступлений 1968 года сам Маркузе в книге «Контрреволюция и бунт» пересмотрел свои взгляды, придя к выводу, что молодежный протест в одиночестве бессилен, он должен запустить большой мотор рабочей революции [52, 139–140].
Надо заметить, что Г. Маркузе был не первым, кто обратился к проблеме потребления как средства контроля элиты над обществом. Впервые эта проблема была поставлена на родине массового мещанства – в США – основателем американского институционализма Торстейном Вебленом в работе «Теория праздного класса». Этот класс, согласно Т. Веблену, появляется в эпоху варварства вместе с частной собственностью и рабством [25, 73–77]. С переходом к эпохе варварства доблестная деятельность все более связывается с захватом чужого имущества и рабов [25, 68]. В конечном счете для высшего класса становится обязательным воздержание от производительного труда [25, 84]. С развитием праздного класса формируется и его демонстративное потребление [25, 109].
В современном Т. Веблену капиталистическом обществе (работа была написана в 1899 году) бизнесмен вынужден заниматься производственной деятельностью, а праздность и потребление перекладываются на его жену. С развитием экономики и урбанизации значение показной праздности падает, а показного потребления – растет вместе с увеличением числа социальных контактов индивида и подвижности населения [25, 118–123]. Требования показного потребления распространяются на большую часть общества. Увеличение доходов ведет к увеличению демонстративных расходов под угрозой обвинения в скупости [25, 134-135]. В результате завистнического соперничества, когда возрастающая эффективность производства позволяет уменьшить затраты труда, они не уменьшаются, усилия направляются на достижение более высокого уровня демонстративного потребления, который вполне может соседствовать со сравнительной убогостью повседневной жизни. Отсюда, кстати, проистекает стремление скрыть эту жизнь от посторонних. С потребностями престижного потребления Т. Веблен связывает и низкий уровень рождаемости в тех социальных слоях, для которых престижные расходы особенно настоятельны, например, среди ученых, вынужденных контактировать с представителями более богатых классов [25, 140–142].
Таким образом, мы видим, что престижное потребление старше капиталистического способа производства и вряд ли умрет вместе с ним. Но именно капитализм доводит престижное потребление до чудовищных размеров, когда оно начинает угрожать самому развитию цивилизации. Ибо в основе любого развития лежит творческое преодоление противоречий, а идеология мещанства как раз отрицает противоречия. Для мещанина, как в известном анекдоте, вся жизнь – борьба: до обеда – с голодом, после – со сном. После 1968 года на Западе происходит затухание революционного импульса. Герои прошлого либо умерли, либо перестали вызывать уважение. Причина этого, согласно Б. Ю. Кагарлицкому, заключается в мир-системном характере современного капитализма. «Рабочая аристократия» Запада боялась потерять свое потребительское благополучие. И хотя далеко не все западные трудящиеся относились к «рабочей аристократии», в целом господствовала идеология потребления. Часть бывших бунтарей превратилась в новых бюрократов. Что касается рядовой интеллигенции, то в ее поправении, видимо, сказалось осознание того факта, что возможности роста общества потребления ограничены ресурсной базой. Если все будут потреблять на уровне граждан США, наступит экологическая катастрофа [52, 199–214]. Потребление оказалось важнее отчуждения.
Здесь, видимо, скрывается главная причина неудачи политического проекта Г. Маркузе. Синтез марксистской концепции отчуждения с фрейдистской теорией бессознательного позволил ему описать ситуацию принуждения в современном западном обществе, но не позволил найти выход. Этот выход нельзя найти, если не учитывать мир-системного характера современного капитализма, противоречий между ядром и периферией системы, ядром и полупериферией (ныне – Россия и Китай), внутри периферии и полупериферии. Именно здесь, вероятно, и возникнут импульсы, дестабилизирующие миросистему. Но когда Г. Маркузе писал своего «Одномерного человека», основные труды по мир-системному анализу, принадлежащие Ф. Броделю и И. Валлерстайну, еще не были написаны и опубликованы.
После 1968 года наиболее серьезным исследованием проблемы капиталистического отчуждения в рамках психоанализа стала работа Эриха Фромма «Иметь или Быть» (1976 год). Основой соединения марксизма и психоанализа для Э. Фромма выступает социальный характер, являющийся результатом взаимодействия между индивидуальной психикой и социально-экономической формацией [125, 507]. Еще в работе «Человек для себя» (1947 год) Э. Фромм писал, что характер можно определить как относительно перманентную форму, служащую проводником человеческой энергии в процессе ассимиляции мира вещей и социализации. Характер дает основу для приспособления индивида к обществу. Тот факт, что большинство членов некоего социального класса или культуры обладают сходством значимых элементов характера, позволяет говорить об участии в формировании характера социальных и культурных моделей. Далее Э. Фромм выделяет такие типы социального характера, как рецептивный, склонный искать «источник всех благ» вовне, эксплуататорский, ориентированный на получение желаемого от других силой или хитростью, стяжательский, рыночный и плодотворный [125, 60–102]. В реальности, конечно, у человека сочетаются различные виды перечисленных выше ориентаций, можно говорить лишь о преобладании той или иной у индивида или общества [125, 103]. Рецептивная ориентация, согласно Э. Фромму, характерна для обществ, где за одной группой закреплено право эксплуатировать другую, эксплуататорский характер заставляет вспомнить о феодалах, пиратах и магнатах-грабителях XIX века, стяжательская ориентация существовала бок о бок с эксплуататорской в эпоху становления капитализма в XVIII–XIX веках [125, 76–77].
Современный ему социальный характер западного человека Э. Фромм называет «рыночной личностью», подчеркивая, что человек этого типа самого себя воспринимает как товар, видит свою ценность не в своей «потребительской», а в «меновой стоимости» [125, 521]. Самооценка индивида прямо зависит от его меновой ценности, что ориентирует его в первую очередь на выгодное позиционирование своей персоны. В результате человек этого типа не имеет своего эго, каким располагал любой индивид в XIX веке. Члены общества превратились в безликие инструменты, их главная ценность теперь – в причастности к огромному концерну или другой бюрократической машине. Рыночная личность не умеет любить или ненавидеть, так как эти чувства мешают ей функционировать в алгоритме «мегамашины». Она ничего не принимает близко к сердцу в силу поверхностности оценок себя и других. Единственный вопрос, который она себе задает: достаточно ли хорошо я работаю, чтобы делать карьеру? В вещах для нее важны мода, престиж и комфорт. При этом сменить можно все: одежду, мебель, друзей, жен, любовниц, партнеров по бизнесу. Разум заменяется манипулятивным интеллектом (инструментальным мышлением). На языке психиатров такой тип называют шизоидным [125, 522–525]. Таким образом, рыночная личность – это предельный результат отчуждения труда, говоря словами К. Маркса, отчужденная личность [125, 525]. Бюрократизация капитализма лишь усиливает эффект отчуждения, а не преодолевает его.