Страница 1 из 16
Станислав Бахитов
Капиталистическое отчуждение труда и кризис современной цивилизации
© С. Б. Бахитов, 2018
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2018
Введение
Призрак бродит по миру, призрак коммунизма. В последнее время все более явно, что прав скорее Аврелий Августин, чем Ф. Фукуяма: современный глобальный капитализм явно не является Градом Божьим или концом истории, да и понять, что же есть конец истории, нам не дано то ли в силу врожденной глупости, то ли в силу приобретенной порочности. В России ко всему прочему на 2017 год приходится юбилей Октябрьской революции. Но если мы обратимся к современным отечественным СМИ, то сразу выяснится, что никаких уроков из нее наша медийная элита не извлекла и извлекать не хочет. В основном преобладают две мысли, обе весьма сомнительные и с точки зрения логики, и с точки зрения историзма: в России было слишком много революций, и больше их не будет, Россия уже раз пережила коммунизм, и возврата к нему нет. Но разве коммунизм – это грипп? А ведь даже прививка от гриппа не гарантирует, что вы не заболеете. Коммунизм – это новый способ производства, и он идет на смену старому, когда последний не может более гарантировать развития, а часто – и самого выживания общества.
При этом ощущение страха в современных СМИ присутствует. Цивилизация глобального капитализма все более трещит по швам. Не видеть этого может только слепой. Но как обстоит дело с новыми идеями? Современный отечественный телеведущий В. Р. Соловьев, называющий себя консервативным революционером, борющимся за возрождение авраамических ценностей, пишет: «У нас, если посмотреть, нет альтернативных идей, которые смогли бы захватить существенную часть населения, – ни в экономике, ни в других сферах. Есть живущая в подсознании коммунистическая модель, сводящаяся к тому, чтобы взять и поделить, есть уже существующая модель – и все» [111, 201]. Но когда это коммунисты захватывали собственность, чтобы ее поделить? Этим занимались голодные крестьяне в 1917 году да заевшиеся представители антикоммунистической номенклатуры в начале 1990-х, делившие общественную собственность между своими. Вообще идея захватить и поделить – чисто буржуазная идея, характерная как раз для идейных борцов за денежные знаки, от литературного Остапа Бендера до вполне реальных Е. Гайдара, А. Чубайса, Б. Ельцина и т. д. Коммунисты же обычно брали и объединяли, для спасения трудящихся, решения каких-либо глобальных политических задач и в надежде на синергетический эффект: промышленные и кустарные предприятия под началом ГЛАВКов в годы Гражданской войны, крупную и среднюю промышленность в рамках трестов в период нэпа, крестьян в колхозах и совхозах во время ускоренной индустриализации и т. д.
При этом сам В. Р. Соловьев, будучи человеком неглупым, прекрасно чувствует неблагополучие современной цивилизации, связанное с ростом социального расслоения, распространением ощущения собственной никчемности и ненужности среди многих миллионов людей, девальвацией нравственные ценностей под прессом капитализма. С одной стороны, усиливается геополитическое расслоение в рамках современной капиталистической миросистемы: «Все определяется тем, где ты родился. Если ты родился в зажиточной Швейцарии – все, жизнь удалась. А если где-нибудь в Африке? И куда тебе деваться? При этом никакой твоей вины нет, просто ты родился не в том месте, ничего личного, до свидания» [111, 141]. С другой стороны, взрывное развитие новых технологий усиливает социальное расслоение везде: «Суть продолжения существования человека – вот эта особая форма мыслительной деятельности, фантазия, которая порождает все вокруг. И новое качество жизни должно будет привести к тому, что только творчество станет определяющим. Получается, что человечество будет разделено на новые категории, и социальные формы не поспевают за этим новым, все явственней зарождающимся разделением труда» [111, 42].
Тут опять какая-то путаница, так как именно общественное разделение труда лежит в основе формирования новых социальных форм. Растущее социальное расслоение – это не результат просто технологической революции, а результат технологической революции в условиях современного капитализма. Французский марксист Д. Бенсаид пишет: «Если существуют имущие, должны существовать и обездоленные; если существуют господствующие, должны быть и те, кем правят; буржуа-буржуи и пролетарии. И они в самом деле существуют в современном мире – в большей степени, чем когда бы то ни было. Проблема заключается, однако, в их разделении, в индивидуализации, которая является не стремлением к большей свободе и большей индивидуальной автономии, а политикой принудительной индивидуализации (расписаний, графиков, досуга, страхования)» [10, 44]. И что такое творчество? Оно многолико. Почему не может быть творческого столяра, виноградаря, учителя? И почему из различных видов творчества мы должны придавать значение только тем, что приносят ныне большое количество денежных знаков? В том и заключается сущность коммунизма, что он признает право на творчество за каждым.
Наконец, особое беспокойство вызывает у В. Р. Соловьева всеобщее обесценение моральных норм под влиянием рыночной экономики: «Тебе говорят, что ты должен быть современным человеком. А современный человек – это совсем не тот, который живет по библейским ценностям. Он руководствуется каким-то новым кодексом, где в центре, как мы уже говорили, находится его эгоизм и его сиюминутные личные желания, которые прекрасно продаются и коммерциализируются, давая возможность – и заставляя – потреблять и потреблять» [111, 171]. Здесь опять, конечно, можно увидеть явные нестыковки с историческим и историко-философским материалом. С одной стороны, религиозная вера может так же служить для оправдания порока, как и для его преодоления, с другой – разве на основе атеизма нельзя построить новую этику любви, как это делал, например, Л. Фейербах?
Но главное тут В. Р. Соловьев уловил – монетизация общественных отношений в условия рыночного общества потребления неизбежно ведет к деградации морали: «Все время требуется открытие нового уровня пороков – с библейской точки зрения, конечно, потому, что иначе понятия порока просто нет, это исключительно религиозная категория. И дальше складывается любопытная ситуация. Тебе говорят, что, допустим, гомосексуализм – это нормально. И ты уже вроде как с этим согласился, чисто в силу привычки. Но есть и другой рынок! Теперь это рынок педофилии» [111, 189]. При этом элита ведущей страны капиталистической миросистемы – Соединенных Штатов Америки, отчасти сама себя избравшая, отчасти избранная крупнейшими мировыми финансовыми центрами на роль всемирного полицейского и великого учителя жизни [111, 17], сама активно занимается разрушение моральных и дипломатических норм по всему миру: «В условиях, когда законы против геев приняты почти в 80 странах, Байден и другие высокопоставленные представители Белого дома провели ряд встреч с религиозными деятелями, правозащитниками и специалистами по работе с ВИЧ-инфицированными, которые собрались на форум, посвященный защите сексуальных меньшинств во всем мире» [111, 18].
В России, по мнению В. Р. Соловьева, ситуация также достаточно тревожная, социальное расслоение (в том числе географическое) нарастает: «Посмотрите: в России школьное образование, как и медицина, зависит от регионального бюджета. Это значит, что человек, родившийся в глуши, имеет меньше шансов получить качественное образование, чем тот, кто родился и живет в богатом регионе. А если учесть, что система социальных лифтов работает из рук вон плохо, а богатые давно осознали прелесть качественного образования и отдают своих детей в бесспорно элитарные школы, где образование стоит очень дорого, получается, что мы сами, своими руками создаем у себя в стране кастовое общество» [111, 46].
Общая тенденция развития того же образования тоже не радует: «…уйдя от тоталитарного государства к псевдодемократическому, мы ушли от школы творческой к школе-угадайке, где творчество вообще не играет никакой роли, а вся задача сводится к тому, чтобы знать правильный набор ответов или хотя бы суметь угадать его» [111, 44–45]. В результате в среде обделенных распространяются различные деструктивные и девиантные формы поведения: «Ведь не случайно люди создают деструктивные культы, не случайно именно среди тех, кто оказался на обочине цивилизационного прорыва, той самой либеральной модели, расцветают, в частности, такие феномены, как исламский радикализм – все равно творческие, хотя и представляющиеся нам неприемлемыми, идеи. Потому что, если ты не имеешь возможности творчески работать в позитивном русле, жажда духа найдет свой выход в негативе» [111, 201]. Справедливости ради следует отметить, что в среде «золотой молодежи» деструктивное поведение – нередкий гость. Только ее представителей реже наказывают. Да и само наказание часто превращается в реалити-шоу. Вспомним Мару Багдасарян.