Меморандум

Я три года берегла эту арифметику.

Любовь-кольцо, а у кольца, начало нет и нет конца…

Любовь-кольцо, любовь-кольцо.

…И всё! Исчез тупой ноющий страх, гнусное чувство непрестанного отравления и мокрых подмышек. Будто порыв свежего прохладного ветра с реки очистил поднебесные просторы. Неужели звонкий голосок певицы или простенькие слова песни, а может, просто мальчик, у которого вся жизнь впереди, который в эту минуту, только много лет назад, шагает по раскаленным шпалам, спешит выполнить поручение отца… Или всё сразу изменило во мне плохо на хорошо, только свет проник внутрь и осветил мой внутренний мирок.

В управлении нам с Юрой дают направление на объект, который строит бригадир Егоров. В свое время отец вырастил из скромного работящего сельского парня лучшего командира комплексной бригады в городе, через Москву выхлопотал любимцу орден “Знак почета” и значок “Заслуженный строитель СССР”. Нам повезло во всех отношениях: с образцовым общежитием для ИТР, с объектом - больницей на берегу реки в парке, с бригадиром; и даже то, что бригада снабжалась по системе “Супер”, давало нам бесценный опыт. Во всяком случае, больше нигде не пришлось наблюдать столь четкое снабжение строительных объектов материалами, чтобы по графику, с точностью до пяти минут, централизованно и без обычного выколачивания у вороватых снабженцев. Мы работали с удовольствием, изучали сложнейшие чертежи, “выносили из проекта в натуру” уникальный объект с применением новейших технологий. Я гордился отцом - ведь это его детище, это он создал совершенный механизм созидания с нуля и довел до высокого уровня. И это было здорово!

Но как побывать в городе детства и не встретиться со школьными друзьями? Как не зайти к девочке, которая в меня влюблена и поклялась в верности до гроба? Я целых три дня оттягивал начало встреч, что-то мне подсказывало: ничего хорошего от этой затеи не жди. Юра однажды, отпросился с дневной смены на три часа раньше, окатываясь в душе струёй холодной воды, твердо сказал: “Сейчас идем по первому адресу, выбери сам к кому”. Я выбрал ребят моего двора. По счастью никого из них дома не оказалось. Дом, родной дом, в котором прошло мое счастливое детство стоял заколоченным, окруженным забором. И тут на лавочке в соседнем дворе одна старушка вспомнила меня, сказала, что жильцов нашего дома расселили, его судьбу решают на городском уровне, то ли снесут, то ли будут перестраивать для руководства… Охраняет дом злющий бандеровец с ружьем и собакой, так что лучше мне держаться от него подальше.

Потом общительная старушка подумала и подсказала новый адрес Сергея: “За тем гаражом будет кирпичный дом, они въехали во второй подъезд, а квартиру спроси сам”. Я с этим парнем сидел за одной партой, он мне помогал по математике и химии, я ему - по русскому и литературе. Мы вместе ходили в секцию гимнастики и легкой атлетики. Он сразу меня узнал, потащил гостей за стол, накрытый по поводу записи нового диска на магнитофонную кассету по таксе пять рублей. Парень не учился и не работал, только фарцевал и развлекался, от армии его откосил начальственный отец.

Общие темы быстро закончились, как и запись диска группы “Кисс”, он глянул на часы и сказал, что сейчас вернется домой наш одноклассник Миша. Он отрабатывал практику дублером мастера на заводе. Пошли к Мише, который всегда отличался туповатой дисциплиной и отчаянно стучал на друзей учителям, которые “натягивали” ему за это четверки при почти нулевых знаниях. Значит, в институт Миша все-таки поступил… Тот встретил нас в махровом купальном халате, прямо из ванной. Сергей принес с собой основу для ужина, но Миша отказался от легкого перекуса и повел нас в ресторан.

Если бы не музыка и не девушки, которые так и кружились у нашего стола с глазами голодных хищниц, разговаривать также было бы не о чем. Кстати, подмеченная особенность здешних девушек меня несколько огорчила. Я изо всех сил пытался разглядеть хоть малейший намек на нежность, скромность или хотя бы дружеский интерес - ничего подобного в этих глазах не увидел, только жадная потребность урвать и использовать. Мне стало скучно… С наступлением предельной духоты, мы с Юрой ушли по-английски, решив пройтись до общежития пешком.

- И это твои школьные друзья?

- Да. То, что от них осталось.

- Сочувствую. - После долгого молчания, он вздрогнул и, показав рукой на парковые заросли, спросил: - Это что там, за огни у реки?

- Пляж, скорей всего. Только почему-то работает.

Мы спустились к реке и попали на праздник на воде. Кто-то что-то отмечал, люди в купальниках подходили к длинному столу, подкреплялись, отходили, кто возлегал в шезлонгах, кто прямо на пляжном песке, а кто барахтался в воде. Нас с Юрой не погнали, вопросов вроде “вы чьи?” не задавали, мы нашли свободный лежак, разделись, искупались и сразу повеселели. В этих многолюдных праздниках на воде было нечто романическое и доброе: почти никто никого не знал, можно было свободно знакомиться, пить-есть, купаться, танцевать - всё это под хорошую музыку и яркое освещение. Юра, пока еще по-северному белокожий, подружился со смуглой девушкой без комплексов по имени Аля, и эта парочка со стороны выглядела потешно, что их ничуть не смущало. Ко мне подбежала мокрая, только что из воды, такая же смуглянка, оказалась подругой Али, из той же парикмахерской. Она сходу объявила о напавшем на нее голоде, жажде и желании танцевать до утра, по колено в воде, цепко схватила меня за руку и повела к столу изобилия.

Там, у длинного пиршественного стола и произошла та самая встреча, которую я так малодушно оттягивал.

- Леша Суровин? - прозвенел голосок у моего плеча. - Ты?

Я оглянулся и оказался лицом к лицу с той самой девочкой… С минуту я приходил в себя. Пропали звуки, крики, свет прожекторов, моя спутница-парикмахерша, ночь и звезды.

…Мы стоим на перроне здешнего вокзала у моего вагона, держась за руки, и тринадцатилетняя Оленька звонким голоском, не обращая внимания на то, что ее слышат десятки людей и усмехаются, и сплетничают… Девочка самозабвенно объясняется мне в любви, обещая дождаться и стать самой верной женой на свете. Когда поезд тронулся и, набирая скорость, стал увозить нас прочь из города моего детства, на меня хлынула печаль, родители насмехались надо мной, называя недоразвитым Ромео, а я молча сидел у окна и видел не пролетающие деревья с домами, не реки с мостами, а детское личико Оли с ее беленькими кудряшками от немецкого папы и большими карими глазами от мамы-гречанки. Мне впервые в жизни девушка призналась в любви, хотелось и плакать от боли, и смеяться от радости, и молчать, вспоминая каждое слово девочки, каждую черточку полудетского лица…

Сегодняшние друзья, которых мы оставили в ресторане, выросли, превратились в толстых мужиков, а Оля почти не изменилась, такая же маленькая, такая же восторженная, как восемь лет назад. Ее белокурая головка легла мне на грудь и оказалась под моим подбородком, я пытался что-то сказать, но мой череп, опираясь на ее головку, при каждом движении челюсти стал дергаться, рискуя двинуть кого-нибудь затылком в лоб, я слегка отстранил девушку и наконец произнес:

- А ты всё такая же Оля-маленькая. Такая же милая крошечная девочка.

- Эй, Лешка, ты чего это прогнал виртуоза ножниц и расчески? - Юра подошел ближе, рассмотрел выглянувшее из-за моей спины нечто маленькое и беленькое. - Простите, господа. - В смущении опустил голову и проворчал: - Как хорошо, что есть такие вечеринки на воде, а в наше общежитие впускают круглосуточно… Ну, я поплыл…

- Это мой однокурсник Юра, - пояснил я загадочное явление. - Мы приехали на практику в управление моего отца.

- Лешенька, ты меня забыл? - спросила она, погрустнев. - Ты не поверил, что я буду ждать тебя всю жизнь?