Вивея

– Девочка моя, послушай меня внимательно. То, что ты скажешь мне, не имеет значения. Я не буду осуждать, не стану анализировать, учить, давать советы. Я просто выслушаю тебя. Если это твоя боль, то ты можешь поделиться ей. Я хочу, чтобы тебе стало легче. И ни в коем случае не бойся, что мое мнение о тебе изменится. Этого не произойдет.

«Не бойся». Да. Все так. Я просто трусливо боялась.

Боялась увидеть разочарование в его невероятных глазах. То, как нежность во взгляде сменяется призрением.

Боялась потерять ту связь, что появилась между мной и этим парнем. Внезапная, но такая необходимая мне. Я даже не знала насколько сильно я нуждалась в Арчи, пока он не появился в моей жизни. Просто он был невероятно далек от всего ада, что я носила с собой, распихав по карманам. Я никогда не забывала его, как кто-то не забывает ключи и телефон. Да только Арчи как будто находился по ту сторону моих кошмаров и на время забирал меня с собой. И я не могла это потерять. Не сейчас. Не тогда, когда снова получила живительный глоток воздуха.

Я всхлипнула:

-Давно ли я стала для тебя открытой книгой, Арчи? – Спросила я, в который раз поражаясь, с какой легкостью человек, недавно появившийся в моей жизни, способен понять мои самые сокровенные чувства и угадать страхи.

Левый уголок губ парня чуть приподнялся в полуулыбке:

-Книгой? Если бы. Ты целая библиотека, Вивея Прей. И, кажется, я видел пару стеллажей с загадками.

Я не смогла сдержать улыбки и уткнулась лбом в его грудь. Парень с готовностью привлек меня в свои объятия.

Объятия бывают разные. Есть «сухие», или же «дежурные» объятия. Они имитируют радость от встречи, которую вы, конечно не испытываете. Вы просто приобнимаете человека, возможно, хлопнув по плечу, или, ещё лучше: прячетесь ненадолго у него над плечом, просто чтобы было время скрыть свою «радость» от долгожданной встречи. Есть, конечно, объятия искреннего счастья. Я заметила, что они, чаще всего, самые неудобные. Серьёзно, вас либо хватают подмышками, либо сжимают в руках, как двухлетняя девочка, подаренного плюшевого медведя. В смысле, до того момента, когда он ей надоедает и идёт на дно коробки с игрушками, играя роль статиста в «Истории игрушек». У вас даже могут треснуть ребра, или перекроет доступ кислорода, но разве это кого-то волнует?

А   е с т ь    о б ъ я т и я   А р ч и    Х а н т а.

Он не просто обнимал меня.

Он обнимал мою душу.

Думая об этом, внезапно, совершенно внезапно, мне захотелось сказать ему… Сказать то, что говорить очень рано. Глупо. Бессмысленно. Но слова просто рвались с моего языка, нет, из самого сердца. Я проглотила их вместе с очередным комом слез в горле и отодвинулась от парня, мягко выпутываясь из объятий, в которые он меня заключил.

Я прикрыла глаза и сделала вдох. Ощущение, будто я собиралась сделать шаг в пропасть. Но так не могло больше продолжаться.

-Газетчики назвали случившееся «Совершенной катастрофой». – Начала я. Мой голос, на удивление, был гораздо спокойнее, чем я думала. - Они поиграли словами, «совершенный», как «совершеннолетие». Журналисты – весьма циничные персонажи. Для броского заголовка они способны на все. А уж телевизионщики…

Я стала ходить вдоль рядов скамеек, чтобы делать хоть что-то, продолжая свой монолог:

-Они атаковали меня очень долгое время, оккупируя наш дом и все места моего возможного пребывания. От однотипных вопросов у меня была жуткая мигрень. На что они рассчитывали, выкрикивая их? Что я неожиданно встану, улыбнусь, и начну отвечать? Скорее они таким поведением хотят вывести человека из себя, превратить его в берсерка и запечатлеть новую сенсацию. Ну, например, как я засовываю микрофон кому-нибудь в глотку по самые гланды. – Я невесело усмехнулась. - Поверь, я была близка к этому. Где бы я не появлялась раньше, за моей спиной был шлейф из шепота и сплетен. В основном это были слова людей, которые не знали обо мне абсолютно ничего, кроме журнальных статей. Они продавали истории моей жизни и обрывки, крупицы информации, что знали обо мне. Но они не знали меня. Никто из тех, кто давал интервью. А те, кто знали хоть немного, молчали. А те, кто знали хорошо — умерли.

Я прервалась и часто заморгала. Затем я медленно убрала с лица мокрые спутанные пряди и повернулась к Арчи лицом. Пусть видит меня, такой, какая я есть.

-Они умерли. И это я во всем виновата, понимаешь? – На моем лице, против воли, заиграла улыбка. Так глупо. Наверное, истерика где-то совсем рядом. Дышит мне в затылок, заставляя губы растягиваться в гримасе веселья, когда чувствую я только опустошающую боль. – В ту ночь, на мой День рождения, я была за рулем. Мы гнали по хайвэю, и я даже не помню, какая была запрещенная скорость, а какая была на спидометре. Превышала ли я? Я просто не помню. Но я пила. Не много. Все пили. Все пили... Но какая разница сколько, верно?

Я покачала головой и схватилась за виски. В них стучала кровь, в голове зашумело. Картинки той ночи, что приходили ко мне в кошмарах и были гонимы прочь, вернулись в мое сознание. Я закрыла глаза, позволяя им, как самому страшному слайд-шоу, появиться передо мной. Голос уже дрожал, каждое слово выходило, будто раскаленное железо лилось по горлу:

– Позже они сказали, что на дорогу вышел лось. Я не понимаю, что это животное делало на скоростной автостраде? Да и какая к черту теперь разница… А еще, экспертиза показала, что я тормозила. Но я этого тоже не помню. Я ничего не помню. Только сумасшедший звук, крик, или визг шин, что это было, Арчи? – Я снова открыла глаза, с мольбой посмотрев на парня, как будто он мог дать мне ответ. – Или кто это был? Это была моя Эми? Моя сумасшедшая, безбашенная, веселая и такая жизнерадостная Эмили? Или Эшли? Серьезная и умная Эшли? Та, что всегда предостерегала нас? Почему она не сказала мне не садиться за руль в эту ночь? Почему она?.. Или Камелия? Почему я вообще подружилась с Ками? Милой, доброй, такой наивной? Если бы я не влезла в ее жизнь тогда, то она была бы жива! Понимаешь?! Она была бы жива! Она бы так много успела, так много сделала, так много…