Расколотый мир (ЛП)

Все это происходит за одно мгновение. Джубили поворачивается лицом к третьему солдату, мужчине, который держал достаточную дистанцию, чтобы избежать первоначальных ударов.

— Капитан, — задыхается он, явно испугавшись. — Я отправлю вас под арест за нападение и предательство…

Джубили тяжело дышит, ее мышцы напряжены.

— Отойди, рядовой. Это не твоя борьба. Отведи своих друзей в медотсек и доложи обо мне.

Третий солдат колеблется, его глаза переводятся от Джубили к двум неподвижным телам на полу. Затем его пальцы едва заметно дергаются, но этого достаточно для того, чтобы Джубили увидела, как он тянется к своему пистолету. Она оказывается рядом с ним на мгновение раньше, чем он успевает хоть что-то сделать, и они начинают бороться за оружие. Выстрел щелкает в ограниченном пространстве шаттла, но безвредно рассеивается в металлическом интерьере.

Джубили выхватывает пистолет из его руки, а затем набрасывается на него, ударяя в висок. Все кончено, я даже моргнуть не успел.

Джубили стоит над тремя солдатами без сознания, грудь вздымается, как будто она бежала несколько часов. Пистолет в руке, у нее твердо расставлены ноги, как будто она готова начать все сначала. Значит все, что я слышал о ней, правда. Она даже быстрее, чем говорили. Она могла убить меня дюжину раз каждый раз, когда мы были вместе.

Прошло всего несколько секунд, но больше, чем потребовалось ей, чтобы уложить трех солдат. Наконец, она двигается, оглядывается на меня и бросает мне пистолет, который отобрала у солдата.

— Знаешь, как с ним обращаться?

Я сглатываю, когда ловлю его, желудок проседает.

— Ты уверенна насчет этого?

— Просто направь этот конец на плохих парней, если мы вернемся на Эйвон.

— И кто же у нас плохие парни?

У нее нет ответа для меня, и на мгновение я вижу всю тяжесть того, что она сделала в ее глазах. Она перешла черту. Когда эти trodairí очнутся, они заявят о ее измене. Как и я, она никогда не сможет вернуться домой.

Джубили прочищает горло, а потом мы вдвоем вытаскиваем солдат без сознания на платформу, пряча их за грузовыми контейнерами. Это не продлится долго, кто-то найдет их, или иначе они очнутся самостоятельно и подадут сигнал тревоги. Но это даст нам немного времени. Пора придумать наш следующий шаг. Мы карабкаемся обратно на борт, и на этот раз Джубили заставляет меня сесть в кресле второго пилота. Она начинает щелкать переключателями, так быстро и так точно, что я почти не замечаю, как дрожат ее руки. Но я могу сказать по напряженной челюсти, что она не хочет говорить об этом, не хочет обрабатывать то, что она сделала. Она просто хочет двигаться дальше, и этого достаточно.

Шаттл содрогается, когда включается программа взлета, и чувствуется слабое движение, когда мы выезжаем на стартовую площадку. Джубили молчит, когда программирует что-то в режиме ожидания. Компьютеры захватывают власть. Опять все содрогается и раздается гул, а затем я вжимаюсь в кресло, когда мы выстреливаем в космос. Никто из нас не говорит, пока Джубили ведет нас вперед. Она следит за нашим курсом на выводе данных, шторки все еще закрыты. В конце концов, она успокаивается, переключив другую серию переключателей, и шум двигателя затихает до крошечного гудения, а огни кабины тускнеют.

— Ладно. — Она откидывается на кресло, положив ладони на ноги. — Мы достаточно далеко, и достаточно малы, что, надеюсь, сканирование будет считать, что мы еще один спутник, если мы остаемся не засвеченными.

— Они обнаружат нас, в конце концов, не так ли?

Она сглатывает.

— Да.

Я так сильно хочу потянуться к ней, обернуть ее руки своими руками и поблагодарить ее за то, что она бросила вызов своим людям ради меня, но я знаю, что она сделала это не только из-за меня. Теперь она верит в эту борьбу. Она знает так же хорошо, как и я, что спасение Эйвона важнее, чем ее люди или мои. И я знаю, что она не хочет, чтобы ее утешали.

Поэтому я прочищаю горло.

— Записка Мерендсена, — произношу я, разрушая тишину. — Может быть, у него есть что-то, что мы можем использовать.

Джубили тянет руку в карман, чтобы вытащить закодированное послание от Лили. Мы одновременно склоняемся, чтобы изучить сложенный листок.

Это печатное сообщение, подписанное рукописным переводом Мерендсена, нацарапанным между строк. Лили рассказывает обо всем, что у Джубили, похоже, ассоциируется с ее вечеринками, одеждой и отпуском — и, хотя некоторое осталось без перевода, другие части Мерендсен перевел поспешным почерком.

«У Валета есть доступ», — гласит оно. «Никаких записей о перемещении объекта на Эйвон. Но Валет нашел скрытые декларации десятилетней давности из неизвестного места в секторе, где разбился «Икар». Три партии и три пункта назначения. Коринф, Верона, Эйвон».

Бумага начинает дрожать из-за дрожащей руки Джубили. Она выросла на Вероне. И там тоже произошло восстание десять лет назад. Я протягиваю руку и обхватываю ее руку своей, укрепляя листок.

«КЛ» использует Эйвон как лабораторию, солдат как подопытных. Шепоты бы никогда не навредили им, ярость, должно быть, является побочным эффектом. Единственный способ остановить все это для Д и Ф — найти доказательство, которое можно предъявить галактике. Не позвольте моему отцу сделать такое с кем-нибудь еще».

Остальная часть послания Лили Лару — это снова бессвязные рассказы о вечеринках, как будто мода — это все, что ее заботит в этом мире. Джубили позволяет своей руке упасть, листок падает ей на ноги.

— Зачем он это делает? — Я не могу думать, фоновый гул двигателей разрушает мои мысли. — Что этот человек имеет против Эйвона?

— Не против самого Эйвона, — тихо отвечает Джубили, поднимая глаза, чтобы встретиться с моими. — Эйвон удобен. Далеко от галактического центра, слишком молодой, чтобы кто-то мог наблюдать за ним. Бесконечная война, обеспечивающая бесконечный запас испытуемых.

— Испытуемых для чего? — Разочарование заставляет голос сломаться. — Какая ему радость от того, что люди попадают под ярость?

— Лили сказала, что это побочный эффект того, что он делает. Может быть, он просто еще не усовершенствовал его. — Она рвано дышит. — У меня не было времени рассказать тебе раньше, но что-то случилось с командиром Тауэрс как раз перед тем, как все произошло с Молли.

Из-за проглядываемого страха в глазах Джубили у меня пересыхает горло, и мне приходится прочистить его.

— Она сорвалась?

Она качает головой.

— Нет, это было нечто другое. Она рассказывала мне, что «Компания Лару» здесь уже много лет изучает нас. Они сказали ей и ее предшественникам, что они изучают ярость, но… — Она смотрит на свои руки, и я знаю, что она думает о пятнах крови, которые я смывал. — Она не сорвалась, не напала на меня. Она просто остановилась. Вернулась к работе. Как что-то просто… взяло верх над ней.

— Как будто что-то контролировало ее? — Я стараюсь не признавать холодок, проходящий через меня, разговор с Софией возвращается ко мне. — Моя подруга в городе, та, кто помогла мне спрятаться… дочь Дэвина Куинна. Она сказала, что ее отец был странным за неделю до взрыва, рассеянным. Ты говорила, что ярость всегда быстрая и жестокая, но это не то, что случилось с Дэвином, которому нужно было время, чтобы создать и установить бомбу. Или с командиром Тауэрс. Или… — голос срывается.

Джубили кивает, ее лицо мертвенно бледное в свете панелей управления.

— Или со мной. — Фоновый гул двигателей и жизнеобеспечения становится громким и тяжелым. Голос Джубили тихий, как будто если произнести слова слишком громко, это может сделать их правдой. — Возможно, Дэвин был пробным прогоном. Может быть, и Тауэрс, чтобы она не раскрывала секреты. И почему бы такому человеку, как Родерику Лару, не обладать способностью контролировать умы людей?

Иногда девушке снятся цветные сны. Ее класс в школе — это желтый цвет масла и цветочных лепестков, а ее книги — богатая синева глубоких океанов, о которых она читает. Ее мать — теплая, красно-оранжевая, а ее отец — светло-персиковый, что оттеняет ее, смешиваясь с ней, чтобы превратить их обоих в цвет восхода солнца.