Страница 44 из 45
«Выливание волосатиков» щелоком (щелочные ванны) – один из наиболее распространенных способов лечения, «причем иногда перевязывают конечности выше раны ржаными колосьями». «Берут пригоршни печной золы – чистой или с примесью различных вяжущих средств, например черемуховой коры, кладут ее в небольшую кадочку или ведро, заваривают кипящей водой и оставляют стоять до тех пор, пока полученный таким образом щелок остынет настолько, что „тело может его терпеть“. Тогда этим щелоком обливают медленно язву или погружают в него бульшую часть тела и держат там, пока он совершенно остынет. Волосни при этом „выпадают“ из язвы и погибают в щелоке. Во время ванны в помещении, где она делается, должна быть соблюдаема полная тишина, вероятно, чтобы шумом не испугать выползающих волосатиков» 〈Высоцкий, 1911〉. В Калужской губернии открытую рану поливали щелоком через веник, закрытую – накрывали лепешкой из ржаной муки с вином; осиновыми стружками, пропитанными медом. К заживающей ране прикладывали подорожник 〈Ляметри, 1862〉. Рекомендовалось также обложить больное место маленькими камешками (7–9 штук); намазать рыбьим жиром, растереть перцовой настойкой (выпив по чайной ложечке того и другого) (новг.).
«При ногтоедице в пальце, происходящей… от червя-волосатика, называемого по-здешнему – волосом, знахарка берет блюдо теплой воды и тридевять ржаных колосьев или такое же число стеблей белой нефорощи. Связав их в пук, держит его над сосудом и плескает из него воду на связанный пук, так что вода с пука падает на больной палец» (при этом читается заговор) (курск.) 〈Машкин, 1862〉.
Волос не остается в теле мертвеца, а «переползает» в живого человека. Поэтому тот, кто моет умершего (страдавшего волосом), должен произнести: «Волос ты, волос, не выходи ты на голос, к живым не являйся, а в старом теле оставайся, из него не выходи, а с ним вместе пропади» (волог.) 〈Попов, 1903〉.
Волосень в поверьях Тамбовской губернии – дух неопределенного обличья, он может покалечить палец в наказание тому, кто работает (прядет) под Новый год (волосень также означает «пряжа», «шерсть для пряжи»).
ВОЛОСА́ТИК, ВОЛОСА́ТИК-БОГ, ВОЛОСА́ТЫЙ, ВОЛОСЕ́НИК, ВОЛОСА́ТКА
– нечистый дух; черт; водяной; леший, нечистая сила; дух в овине (женского пола).
«Смотри, у речки тебя волосатик поймает» (тульск.); «„Волосатик бы тя взял“, – кричат в ярости» (волог.).
В широком смысле волосы – это и волосы человека, и «волосы животных» (шерсть), и волокна, и стебли, и нити, и живые существа (черви, змеи), и струи («волосянка» значит «кровеносный сосуд», а «волоша, волошка» – «река, проток реки»).
Тождественность представлений о волосе и о растительном волокне, о стебле, венчаемом колосом и концентрирующем растительные силы, прослеживается в таком пояснении: «волотка, или волос, есть верх снопа или всякий колос, особо взятый, волокно» 〈Снегирев, 1838〉.
Волос растет, развивается; связывает и скрепляет. Волос – волокно, нитка, струйка и одновременно вечно ткущаяся «нить бытия», пронизывающая все сущее. Березы в троицких песнях «ткут» зеленый покров земли; являющаяся перед переменами в доме кикимора «прядет нити судьбы» его обитателей; с веретеном в руке изображена в росписи Софийского собора Пресвятая Богородица.
С обилием волос-волокон – густотой и длиной волос человека, шерсти животных, злаков в поле – связывается представление о плодородии, плодовитости, богатстве, силе. На Юрьев день (6 мая) хозяина дергали за волосы, чтобы у него было густое жито (смолен.). Чем более мохнат являющийся человеку во сне домовой, тем благополучнее будет судьба дома, хозяйства. «Домовой мохнат – хозяин богат» 〈Гальковский, 1916〉. Этимологически сближаются слова «волоха» (шкура) и «волос», а с другой стороны – «волхит», «волх», «волшба» 〈Успенский, 1982〉. «У меня сила состоит в волосах», – заявляют герои волшебных сказок. «В волосах» пребывают и здоровье, благополучие обычных людей. «Летучая мышь, по-местному „кожанчик“, 〈…〉 летая вечером, старается вырвать волос из головы человека и относит на дерево». «Здоровье человека будет зависеть от того, на какой сук повесится волос: если на сырой и свежий, то есть покрытый листьями, то человек делается полнее и здоровее; а если на сухой, тогда человек худеет, сохнет и болеет. В первом случае о человеке говорят: „Кожанчик волос повесил на сыром суку“, во втором: „Кожанчик волос повесил на сухом суку“» (орл.) 〈Трунов, 1869〉. «Выпавшие волосы надо сжигать в печи, чтобы птичка не унесла их в гнездо, а то голова болеть будет». Волосы нельзя бросать где попало (их закапывают в землю) – «в волосах вся сила человека» (томск.) 〈Бардина, 1992〉.
Наделяемые особыми силами мифологические персонажи нередко волосаты и мохнаты, что подчеркивается названиями «волосатик», «волосатка».
ВО́ЛО́Т (ВЕЛЕ́Т) – великан, богатырь.
Волоты, по поверьям, – некогда населявшие землю гиганты, богатыри. Волутками именуют курганы, которые считаются могилами древних исполинов и богатырей, «первонасельников и первопредков». «Сии страшилища были великаны 〈…〉 то же, что у греков гиганты», – писал в конце XVIII в. М. Д. Чулков. Велеты, или волоты, чудбки – «первобытные жители Сибири, от которых будто бы остались курганы» (иркут.) 〈Буслаев, 1861〉.
М. Н. Макаров отмечает, что останками древних богатырей, «костьми богатырскими» иногда почитались ископаемые кости мамонтов: «В округе Переславля-Залесского один помещик употреблял плоскую мамонтову кость вместо печной заслонки, добрые люди звали эту кость ребром Добрыни Никитича» 〈Макаров, 1838〉.
В. И. Даль так характеризует связанные с волотами поверья: волот – «гигант, великан, могучан, магы́т, могу́т, вёлетень (юг России); богатырь, человек необычайного роста, а иногда и силы. В волотах сказочных, в богатырях, сила соединяется с ростом и дородством: остатки их народ видит в костях допотопных животных, а в Сибири говорит, что целый народ волотов заживо ушел в землю» 〈Даль, 1880〉.
Ср.: «Из Старой Каштановки некоторые семейства ушли жить на новое место и стало наше село – Новая Каштановка. Когда наши первые жители пришли, никто здесь не жил, никаких признаков села не было, лес кругом был. А когда стали погреба рыть, много находили человеческих костей. И сейчас еще в нашем селе Новая Каштановка находят человеческие кости. На этом месте когда-нибудь кладбище было, и, наверно, жили здесь какие-то люди могучие и сильные, потому что кости, которые в земле находили, очень большие» (пенз.) 〈Анисимова, 1948〉.
Хотя само название «волот» отмечено не повсеместно, образ исполина-первонасельника, первопредка, древнего богатыря – один из самых популярных в крестьянских поверьях и повествованиях.
«Слышал я, рассказывали, что будто где-то на юг от нас жили давным-давно волосатые люди. Ростом – со столбы воротные, силища такая, что, говорят, если дров надо было, то целое дерево руками валили, да потом руками же из него щепки кололи. Коня на всем бегу за хвост останавливали. Веры не знаю какой были, только жили долго – верно, лет по двести, одёжу звериную носили. Не знаю – по вере али так ли, все камни в кучи сваливали, да камни-то такие, что теперь двум коням не увезти. Мало только, говорят, было их – скоро перемерли» (Западное Забайкалье) 〈Осокин, 1895〉.
«О первобытных людях сохранилось предание, что они были несравненно сильнее, долговечнее и больше ростом, чем теперешние. Отсюда такая приговорка: „Встарь люди были божики, а мы – люди тужики, а поздней будут еще люди пыжики: двенадцать человек соломинку поднимать так, как прежние люди поднимали такие деревья, что нонешним и ста человекам не поднять“» (орл.) 〈Трунов, 1869〉.
Мотив неотвратимого мельчания настойчиво звучит в преданиях о «бывалошних» людях, в конце концов их крохотные потомки станут «семеро одну соломинку поднимать» (тамбов.) 〈Соколова, 1970〉. Помимо долголетия, странной либо «чудовищной» внешности, древние исполины наделены знахарскими (колдовскими) знаниями и непомерной силой. Они способны изменять ландшафт: наваливают неподъемные груды камней; скусывая гору, производят овраги (симбирск.).