Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 45

БЕС, БЕСИ́ХА, БЕСО́ВКА – нечистый дух.

«Ходят слушать на перекрестки дорог; чертят около себя сковородником круг три раза со словами: „Черти чертите, бесы бесите, нам весть принесите“» (Новг., Белоз.); «Солдат был не робкого десятка – не только согласился лечь спать в этом доме, а обещал барину совсем выгнать бесов и дом очистить» (владимир.); «Ну, потом послал хозяин Захара к своему приятелю – волку-бесу просить скрипку из букового лесу» (тамбов.); «Что ты дудишь? Точно бесенок!» (вятск.); «Беден бес, а богат Бог милостью» (курск.); «Старого черта да подпер бес»; «Силен бес: и горами качает, и людьми, что вениками, трясет» 〈Даль, 1880〉.

Бесами в народных поверьях именуются различные нечистые духи – это их родовое, обобщающее название. Однако чаще всего бесы – черти.

Бес (как и черт) – темного, черного либо синего цвета. Бес мохнат, имеет хвост, рожки, когти на руках и ногах (иногда – петушиные шпоры), копытца, крылья, то есть «представляет фантастическое животное со всеми отправлениями» 〈Рязановский, 1915〉. У беса «нос крюком, ноги крючьями» (вятск.). Облику беса-страшилища предшествовал, по мнению ряда исследователей, облик беса – женоподобного юноши с густыми, приподнятыми над головой («шишом») волосами, с крыльями и хвостиком.

Бес может быть хром, крив («об едином глазе»). Он «ходит в личинах», превращается в жабу, мышь, пса, кота, волка, медведя, льва, змея. (На картинах Страшного суда «ангелы света» низвергают в ад духов тьмы, обратившихся в козлов, свиней и других животных.)

Бес появляется в обличье иноземца (эфиопа – «черного мурина (мюрина)», поляка, литовца), принимает облик разбойника, воина и даже монаха, «войска в белом» и самого Иисуса Христа. В иконографии, впитавшей представления народа и, в свою очередь, влиявшей на них, образ беса объединяет черты человека и животного. «Довольно обычно изображение в виде „псиголовца“ (кинокефала) – человека в цветном скоморошьем или польском жупане и сафьяновых сапогах, но с собачьей головой на плечах, покрытой длинной кудластой шерстью, с собачьими ушами и красным высунутым собачьим языком. Еще обычнее изображение беса в виде „мюрина“ – человекообразной фигурки черного, темного или грязно-зеленого цвета, мохнатой, с длинными всклокоченными как бы женскими волосами, с длинным высунутым языком, как у запыхавшейся собаки, с длинными когтями на руках и ногах, 〈…〉 с зубчатыми крыльями за плечами, как у летучей мыши, и маленьким хвостиком, как у поросенка. 〈…〉 В руках иногда сжат железный крюк или какое-нибудь другое подобное орудие, а на животе изображается другое лицо. Это не столько „мюрин“, сколько классический фавн или сатир» (рожки на голове беса появляются приблизительно в XVII в.) 〈Рязановский, 1915〉.

В «Повести о Савве Грудцыне» бесы – крылатые юноши с синими, багряными, черными лицами.

Бесы, одетые наподобие скоморохов, перемещаются шумной толпой, приплясывая и играя на музыкальных инструментах. В Киево-Печерском патерике Сатана, явившись святому Исаакию в образе Христа, приказывает бесам «ударять в сопели, бубны и гусли», подыгрывая пляшущему Исаакию. В этом заимствованном, по замечанию Ф. А. Рязановского, сюжете «подробность о музыке и пляске в келии Исаакия – чисто русская прибавка» 〈Рязановский, 1915〉.

Бесы окружают престол отца их – Сатаны, а в отношениях между собой придерживаются определенных установлений. «В „Повести о бесноватой жене Соломонии“ они наблюдают в пирушке порядок мест, „друг друга честию больша себе творящее“, пьют из круговой чаши. У них есть религия. Они убеждают Соломонию и пытками добиваются от нее, чтобы она веровала в них и отца их Сатану» 〈Рязановский, 1915〉.





Этимология слова «бес» (старославянское бѣсъ) не вполне ясна. Бес возводится и к индоевропейскому bhoi-dho-s – «вызывающий страх, ужас», и к санскритскому б’ас (bhas) – «светить», и к санскритскому же bes – «бурно, стремительно двигаться». В славянской Библии слову «бес» равнозначно слово «демон».

Представления о вездесущих, легко изменяющих облик духах характерны для верований многих народов. Демон – это и неясного обличья «налетающая» на человека злая сила, и насылающее беды существо, «приравниваемое к судьбе» 〈Лосев, 1982 (1)〉. Изредка вмешательство демона-беса в человеческую жизнь может быть благодетельным. Демонами именовались низшие божества, посредники между богами и людьми.

Образ всепроникающего духа, демона, беса, который становится в Евангелии врагом Христа, «старше» христианства и получил своеобразную окраску в воззрениях народа: «Бесы – духи. Священное Писание часто называет их духами, которые костей и плоти не имеют. Но представления о злых духах еще в первохристианстве приняли грубоматериальные черты. „Каждый дух крылат, а также ангелы и демоны“, – говорит Тертуллиан, который самое существо Божие и человеческую душу представлял материальной. Демоны произошли от смешения сынов Божьих с сынами человеческими, почему они не могут не быть существами материальными. Материализм в представлении демонов поддерживался в первохристианстве отождествлением их с языческими богами… 〈…〉 В древнерусской литературе бесы рисуются в чувственных чертах» 〈Рязановский, 1915〉.

Отождествляя бесов (чертей) с падшими ангелами (что соответствовало каноническим церковным воззрениям), русские крестьяне XIX–XX вв. считали их вполне либо отчасти материальными. Ср.: Бесы имеют тело более тяжелое, чем добрые ангелы, хотя тоже невидимы людям (олон.).

Бесами в древнерусских Поучениях и Словах именовали языческих богов и изображавших их идолов. В летописи на вопрос: «То каци суть бози ваши?» – кудесник из Чуди отвечает: «Суть же образом черни, крилаты, хвосты имуще».

В сказании «О бесе, творящем мечты пред человеки, живущему во граде на Каме-реке» (по рукописи XVIII в.) описано Бесовское городище – «еще старых Болгар мольбище жертвенное», куда «схождахуся люди мнози со всея земли Казанския, варвары и черемиса, мужи и жены, жруще (принося жертвы. – М. В.) бесу и о полезных вопрошающе». Ставшее в сказании «бесом» древнее языческое божество исцеляет от недугов, пророчествует, требует жертв. «Будучи прогнан Христовою силою» (при завоевании русскими Казанского царства), бес улетает огненным змеем на запад 〈Кудрявцев, 1898〉.

Обиталищем беса (духа, божества, унаследованного из дохристианской эпохи) может быть старое дуплистое дерево. Поговорка «Из пустого дупла – либо сыч, либо сова, либо сам Сатана» не противоречит свидетельству в Житии князя Константина Муромского: «…дуплинам древяным ветви убрусцем обвешивающе, и сим поклоняющеся». Эта поговорка «окончательно объясняется одним польским поверьем, будто бы дьявол, превратившись в сову, обыкновенно сидит на старой дуплистой вербе и оттуда вещует, кому умереть. Поэтому мужики опасаются срубать старые вербы, боясь тем раздражить самого беса» 〈Буслаев, 1861〉 (здесь прослеживается сохраняющееся вплоть до начала XX в. двойственное отношение крестьян к опасному, но могущественному «бесу»).

Историю развития образа беса в древнерусской и средневековой литературе, искусстве разделяют на период византийско-русского беса (до XVII в.) и период западного беса и беса раскольничьего. «Фигуры и особенно лица бесов на миниатюрах древнейших русских рукописей иногда намеренно стерты или запачканы, вероятно, потому, что читатели не могли равнодушно смотреть на эту богомерзкую погань» 〈Буслаев, 1886〉. Начиная с XVII в. бес, имевший ранее «отвлеченное значение зла и греха», предстает «в большем разнообразии своих качеств и проделок». Образ его обогащен «старобытными преданиями народной демонологии и мифологии», а в характеристику вносится элемент сатиры и карикатуры. «Раскольничьи миниатюристы стали одевать своих демонов в одежды лиц, которые, по их мнению, были предшественниками и слугами Антихристовыми. Враги Петровской реформы смеялись над западными костюмами и свою насмешку выражали в образе беса, одетого по европейской моде» 〈Буслаев, 1886〉.